4
В Мраморном зале уместны были бы факелы. Настоящие, средневековые, в ржавых кольцах… И солома на полу, для вящего эффекта. И стражники в нишах.
На самом деле зал освещали укрепленные вдоль стен люминесцентные лампы и никаких ниш не наблюдалось - видимо, архитектор не питал страсти к исторической атрибутике. Роль стражников успешно играли крепкого сложения молодые люди в ультрамариновых куртках. На первый взгляд оружия у них не было, но мне уже хватило поводов убедиться - с этими ребятами лучше не шутить. Жаль, не сразу, дурак, это понял.
Зал не зря звался Мраморным. Его высокие, в три человеческих роста стены были облицованы черным, в мутно-зеленых прожилках мрамором, местами - зеленым, в чернильных разводах. Подстать стенам гляделся пол и - все та же черно-зеленая плоскость, расчерченная узкими стальными полосами на метровые квадраты.
В центре, под самым потолком, что-то равномерно двигалось. То ли старинные ходики, то ли чудной конструкции вентилятор. Но приглядевшись, я понял: это метроном. Зачем-то опрокинутый вниз, острием к шахматной плоскости пола.
Размеры зала подавляли. Тут не то что в футбол - зерновые культуры можно сажать. А бесконечные квадраты, сходящиеся к трудно различимым стыкам стен, лишь усиливали впечатление. Вдобавок не наблюдалось дверей. Все четыре стены - ровные и гладкие. Интересно, как же меня сюда привели?
Ну, это, наверняка, самое простое. Точная механика пополам с электроникой. В нужный момент часть стены отъезжает в сторону…
А еще здесь казалось пусто и безлюдно - хотя люди имелись, даже не считая замерших манекенами охранников. В противоположном конце зала, на невысокой кафедре, расположился длинный, покрытый черным бархатом стол. За столом сидело семеро.
Почему-то я никак не мог увидеть их лиц - сколько ни всматривался. Хотя эти, в отличие от моих дознавателей, не скрывались под матерчатыми масками, мне никак не удавалось зацепиться за них взглядом - то и дело в поле зрения оказывалась почему-то или синевато-розовая трубка лампы, или идеально ровные края мраморных квадратов, или дурацкая пирамида метронома. Словно некое колдовство отводило мне глаза.
Сам я пребывал в центре зала. Ерзал на низенькой скамеечке все из того же унылого мрамора. Скамеечка вырастала прямо из пола. Словно аппендикс необъятного чудовища. Холодная и неуютная.
Впрочем, я не слишком долго изучал окрестности.
Минута-другая - и возникла Музыка. Из неоткуда, из плотного, пружинящего воздуха. Сперва я даже не понял, что случилось - но вздрогнуло пустое пространство, поплыли мраморные стены, и тягучая, грустная мелодия заполнила все. Низкая, на пределе слышимости, она тем не менее заглушила все прочие звуки - и размеренный стук метронома, и дыхание людей в ультрамарине, и бешеные скачки моего собственного сердца. Сразу потеряли значение и страхи, и надежды, и назойливая пляска мыслей, и перечеркнутое прошлое, и зависшее в воздухе будущее. Невыразимо печальная музыка утешала неведомое горе, растворяла бесполезные теперь радости, подводила итог и звала, звала в дымную, клубящуюся пустоту.
Краем глаза я видел, как вытянулись семеро за столом - точно готовые прозвенеть гитарные струны, как замерли ультрамариновые, жадно впитывая льющуюся на нас Силу. Иначе и не скажешь - разве объяснить такое хитрыми законами акустики?
Сколько прошло времени, я так и не понял. Может, минута, может, час. А потом все схлынуло - так же внезапно, как и началось. Неслышно выдохнуло пространство, превращаясь в обычную, пронизанную холодным воздухом трехмерность. Обмякли и расслабились фигуры вдоль стен, вновь послышался скучный стук метронома…
- Высокая Струна сказала свое слово! - послышался негромкий, чуточку усталый голос.
Один из тех, семерых, называвшихся Трибуналом.
- Мы вправе начать слушания по делу Константина Демидова, бывшего учителя, вступившего на Темную Дорогу. Проведены ли должные изыскания по сим обстоятельствам? - немного обождав, вопросил говоривший. И вновь я глядел на них, семерых, но так и не мог понять, чей же голос я слышу.
- Проведены, Хранитель, и результаты их приобщены к делу.
Миг - и на черном бархате стола возникла пухлая зеленая папка. Наверняка декоративная, сами-то материалы хранятся в электронных мозгах компьютеров. Но тут, очевидно, следуют старому ритуалу, что довольно странно - впервые о "Струне" слухи возникли не столь уж давно, несколько лет назад.
И все эти годы так и оставались слухами. Я поначалу тоже не верил, даже получив "черный конверт". Посмеялся, смял бумажонку в кулаке, выкинул в мусорное ведро. И, моментально забыв о грустном, набрал Ларискин номер. С улицы в открытые настежь окна несло тополиный пух, звенели во дворе детские крики, и весна почти уже превратилась в лето.
Это была уже почти и не весна.
Просто май, как ему и положено, кружил головы и сводил с ума. К тому же выдался он в этом году неожиданно теплым и даже жарким. Я, к примеру, после утомительной череды праздников вышел на работу без пиджака. Слава Богу, не старые времена, когда за такую вольность пришлось бы сражаться с любимой администрацией. Сейчас на фоне демократии и невыданных зарплат предания старины глубокой кажутся дичью. Глубочайшей. О воздействии внешнего вида учителя на нравственность юношества теперь предпочитают не заикаться. Зато цепляются к другому. Например, к тому, что опаздываешь на оперативки.
На возмущенные высказывания завучихи Тамары Михайловны можно было и наплевать. Если, конечно, плеваться и дальше - к примеру, на грядущую аттестацию. А та уже не за горами, точнехонько в сентябре ждет подарочек. Нас разделяет лишь узкая полоска лета. А двенадцатый разряд нужен мне как кровь из носу. Не из-за микроскопической прибавки в деньгах, но главным образом для солидности моей трудовой книжки. Потому что из здешнего 543-го гадюшника пора линять, это ясно и полудохлым рыбкам в кабинете биологии. Еще год отработаю, но куда уж больше? Главное, есть определенные зацепки в гуманитарном колледже, но опять же требуется разряд…
А значит, придется сносить придирки Царицы Тамары. Дети ее обозвали совершенно правильно. Плюс к тому директриса Антонина, которая вечно всего боится, и страхи ее, изливаемые в окружающее пространство, еще гадостнее Тамариных воплей. А на закуску - баба Катя, престарелая грымза-математичка, председатель методобъединения. Самое печальное - она дура искренняя и самоотверженная. Она же по правде хочет помочь. Только вот не знаешь куда от ее помощи деваться.
Короче говоря, к началу первого урока я был уже на взводе. Восьмой "Б" шумно втекал в душные недра класса - поганцы-дежурные вчера, разумеется, не проветрили. Восьмому "Б" все было пофигу - от алгебры-геометрии с ее полномочным представителем Константином Дмитриевичем до физкультуры и труда. В полном соответствии с теорией вероятности здесь имела места флюктуация, собравшая вместе самых отъявленных сачков города.
Искать с ними контакт было бессмысленно, кроме жвачки и электронных игр их ничего не трогало. Давить двойками и немереными домашними заданиями тоже оказалось без толку - на вопрос: "Что у вас, ребята, в дневниках?" они, наморщив непривычные к такому интеллектуальному усилию лбы, разве что интересовались в ответ: "А что такое дневники?" И невинно глядели стеклянными глазами. А также деревянными и оловянными, что, впрочем, здесь одно и то же.
- Ну, что у нас творится с домашним заданием? - хмуро спросил я, когда ученическая масса наконец уместилась за партами. - Вопросы есть?
Ответом мне было столь же хмурое молчание. В самом деле, зачем спрашивать, если и так все ясно: отдельные ботаны все решили, остальному народу - влом.
- Ну, если у матросов нет вопросов, тогда пожалуйте к доске, - я кинул взгляд в журнал и поежился. - Ну, хотя бы вот вы, леди, - и кивнул пухленькой Леночке Башиловой. - У вас не закрыта двойка за прошлую контрольную, а конец года уже близок. Поэтому я вправе рассчитывать на ваш энтузиазм.
Ни на что я, понятное дело, не рассчитывал, но надо же дать девочке шанс. Хотя глядеть, как несчастное создание пытается упростить и без того примитивный многочлен, было муторно. Задавая наводящие вопросы, я тем временем прошелся по рядам, изучил содержимое тетрадей, парочку конфисковал - дабы на досуге поглядеть основательнее.
- А левая скобка тебе ничего не напоминает? - намекнул я леди Башиловой. Та, тиская мел потными пальцами, глядела на меня так, будто я ей задолжал штуку баксов. - Смотри, икс в квадрате, игрек тоже, между ними - минус. Значит…
Ничего это для нее не значило. Годовую тройку ей обеспечит мама, в этом Леночка была совершенно уверена. С прежней учительницей, ушедшей в декрет Светлаковой, такие номера проходили. А что я конвертиков не беру, мама упорно не хотела понять в течение всего года.
Ну зачем навязали мне этот восьмой "Б"? Тем более в середине третьей четверти! Мало разве мне было моих семиклассников? Но Людочка Светлакова стремительно забеременела, образовалась брешь, Царица Тамара надавила - и вот, изучаю вопрос: может ли растение мыслить?
Хотя чего уж там? Все давно понятно. Пора ставить точку.
- Увы, леди. Ничем не могу вам помочь, - вздохнул я и потянулся к поблескивающему красной кожей журналу. - На дополнительные занятия вы не ходите, домашние задания не выполняете… Так что получайте заслуженную оценку.
- Какую? - на что-то еще надеясь, пропищала Леночка.
- Плохую. - Найдя нужную клетку, я посадил в нее синего лебедя, закрыв журнал. - И должен напомнить, что до конца года осталось две недели. Шансы на итоговую тройку у вас еще остались, но придется работать как папе Карло.
- Буратину рожать? - хихикнули со второго ряда.