– Уничтожил? Ах ты...
Я уже был за дверью. Я не ждал благодарности, но и до убийства доводить не хотел. Не дожидаясь лифта, я поспешил вниз с той скоростью, которую мог себе позволить, и добрых два этажа до моих ушей доносился ее дикий вой.
Дома я сжег клочки.
С тех пор я не видел Рози. Как я слышал, Кевин стал нежным и любящим мужем, и они очень счастливы, но одно письмо я все же от нее получил. Семь страниц мелким почерком, сбивчивых и почти бессмысленных. Из них я только мог понять, что она считает, будто настроение Кевина полностью объясняется историей с камнем, а что появление и выход камня так совпали по времени с фотографией - чистая случайность.
Еще там было несколько совершенно сумасшедших обещаний меня убить, а также - абсолютно непоследовательно - повредить некоторые части моего тела, причем называемые такими словами, которые, как я готов был бы поклясться, она не только не употребляет, но и вообще никогда не слышала.
И я так понимаю, что никогда больше она не полезет ко мне целоваться, и это, как ни странно, меня несколько огорчает.
Кому достаются трофеи
С моим другом Джорджем мне приходится видеться нечасто, но каждый раз я у него спрашиваю, как там тот маленький демон, которого он, как он говорит, умеет вызывать.
– Один старый и лысый писатель-фантаст, - говорил мне Джордж, - сказал однажды, что любая технология, выходящая за рамки привычного, воспринимается как колдовство. Но тем не менее мой маленький друг Азазел никоим образом не что-нибудь там внеземное, а именно демон bona fide. Пусть у него рост всего два сантиметра, зато он кое-что умеет. Кстати, откуда вы про него знаете?
– От вас.
Лицо Джорджа вытянулось в недоуменной гримасе, и он торжественно произнес:
– Я никогда о нем не упоминал.
– Кроме как в разговоре, - сказал я. - Кстати, что он последнее время поделывает?
Джордж вздохнул, набрав пару кубометров воздуха, и выдохнул их обратно, щедро насытив запахом пива. Потом сказал:
– Тут вы нечаянно наступили на больную мозоль. От наших с Азазелом усилий недавно пострадал мой друг, некто Теофил, а ведь мы хотели как лучше.
Он поднес кружку к губам и продолжил.
Мой друг Теофил (так говорил Джордж), которого вы не знаете, поскольку он вращается в более высоких кругах, чем те, где вам не отказывают в приеме, - утонченный молодой человек, большой ценитель грациозных линий и божественных форм молодых женщин - к чему я, слава Богу, равнодушен, - но которому недоставало способности пробуждать у них взаимность.
Он мне говаривал:
– Джордж, я этого не понимаю. Я умен, я прекрасно веду разговор, я остроумен, весел, у меня вполне терпимая внешность...
– Да-да, - отвечал я. - У вас есть глаза, нос, рот и уши, все в должном количестве и на нужных местах. Это я могу подтвердить под присягой.
– ...и потрясающе образован по теории любви, хотя у меня не было шансов испытать свои знания на практике. И вот оказывается, что я не могу привлечь к себе эти милые создания. Вот посмотрите, сколько их тут вокруг, и ни одна не выражает ни малейшей предрасположенности завязать со мной знакомство, хотя я тут сижу с гениально-глубокомысленным выражением лица.
Мое сердце обливалось кровью от сострадания. Я его знал еще младенцем и помню, один раз я даже держал его на руках по просьбе его матушки, оправлявшей одежду после кормления. Такие вещи связывают людей.
Я спросил:
– Дорогой друг, были бы вы счастливей, если бы умели привлекать их внимание? Он ответил просто:
– Это был бы рай.
Мог ли я не пустить его в рай? Я изложил Азазелу все как было, и он, как всегда, не пришел в восторг.
– Слушай, попроси лучше у меня бриллиант. Я переставлю атомы в кусочке угля, и ты получишь хороший камешек в полкарата. Но как, черт побери, я устрою твоему приятелю неотразимость для женщин? Как?
– А если ты в нем переставишь пару атомов? - спросил я, пытаясь предложить идею. - Я хочу, чтобы ты для него что-нибудь сделал, хотя бы в память о неповторимом питательном аппарате его матушки.
– Ладно, давай подумаю, - сказал Азазел. - Скрытые феромоны человека! Разумеется, с этой вашей теперешней привычкой мыться по поводу и без повода и еще опрыскиваться искусственными ароматами вы вряд ли помните о естественном пути передачи эмоций. А я могу так перестроить биохимический портрет твоего друга, чтобы он производил большие дозы сверхэффективных феромонов в ответ на появление у него на сетчатке изображения какой-нибудь из этих грубых самок вашего уродливого вида.
– То есть он будет вонять?
– Ничего подобного. Запах феромона едва ли ощущается сознанием, но действует на самок данного вида, вызывая у них неосознанное и атавистическое желание подойти поближе и улыбнуться. Наверное, еще и стимулирует выработку ответных феромонов, а дальше, я полагаю, все происходит автоматически.
– Тогда это то, что надо, - сказал я, - поскольку, как я думаю, этот юный Теофил сможет произвести хорошее впечатление. Он такой открытый парень, темпераментный и веселый.
Работа Азазела оказалась эффективной, как я выяснил после очередной встречи с Теофилом. Это было в уличном кафе.
Его я заметил не сразу, потому что мое внимание привлекла группа молодых женщин, симметрично расположенных по окружности. Я, к счастью, уже не подвержен их чарам с тех пор, как достиг возраста умеренности, однако дело было летом, и все они были одеты в тщательно обдуманное отсутствие одежды, так что я, как человек наблюдательный, не мог не начать внимательно рассматривать.
Прошло, как я помню, несколько минут, в течение которых я наблюдал за напряженным и нервозным поведением некоей пуговицы, пытавшейся удержать в закрытом положении кофточку, к которой была пришита. Я начал уже было строить рассуждения на тему о том, что... Но я был не прав.
Лишь через несколько минут заметил я Теофила в центре этой симметричной структуры - как Полярную звезду во главе Малой Медведицы из прекрасных летних девушек. Несомненно, его феромонную активность усилил разогрев на полуденном солнышке.
Я пробрался через этот круг женственности, по братски подмигивая и улыбаясь, изредка позволяя себе отеческие похлопывания по плечу, и уселся рядом с Теофилом на стул, который для меня, надув губки, освободила очаровательная девушка.
– Мой молодой друг, - сказал я ему, - это зрелище чарует и вдохновляет.
И лишь сказав это, я заметил у него на лбу грустную морщинку. Я тут же заботливо спросил:
– Что случилось?
Не разжимая губ, он произнес таким тихим шепотом, что я еле расслышал:
– Бога ради, заберите меня отсюда.
Я, как вы знаете, человек решительных поступков. Мне не составило никакого труда подняться и отчетливо произнести:
– Юные леди, мой молодой друг, понуждаемый неумолимыми законами биологии, должен посетить мужской туалет. Подождите его здесь, и он вернется.
Мы вошли в ресторанчик и вышли через заднюю дверь. Одна из юных дам, с выпирающими, как булыжники, недвусмысленными бицепсами и со столь же недвусмысленным выражением подозрительности на угрюмом лице, догадалась обежать вокруг ресторана, но мы успели вовремя ее заметить и нырнуть в такси. Она гналась за нами еще два квартала, не отставая. В комнате Теофила, в безопасности, я сказал:
– Теофил, вы явно открыли секрет, как привлекать женщин. Это и есть тот рай, к которому вы стремились?
– Не совсем, - ответил Теофил, медленно расслабляясь под струей воздуха из кондиционера. - Они друг другу мешают. Я не знаю, что случилось, однако вот недавно ко мне подошла эта странная женщина и спросила, не встречала ли она меня в Атлантик-Сити. "Никогда! - возмущенно воскликнул Теофил. -Никогда в жизни не бывал я в Атлантик-Сити". Я еще не успел возразить, как подбежала другая, утверждая, что я уронил платок и она хочет мне его вернуть, и тут же подскочила третья со словами: "Детка, хочешь сниматься в кино?" Я ответил:
– Вам остается только выбрать одну из них. Я бы выбрал ту, которая звала в кино. Легкая жизнь, а вокруг вьются тучи актрисок.
– Да не могу я никого из них выбрать. Они следят друг за другом почище стервятников. Стоит мне посмотреть на одну, так все остальные хватают ее за волосы и вышвыривают вон. У меня так же нет женщины, как и не было, только в старые дни мне хотя бы не приходилось смотреть, как они колышут грудью и глядят на меня томными глазами.
Я сочувственно вздохнул и сказал:
– А почему не устроить им отборочный турнир? Вот в таком окружении дам, как сегодня, взять и сказать: "Мои дорогие, я глубоко увлечен вами всеми вместе и каждой в отдельности. А потому прошу вас выстроиться в алфавитном порядке, и каждая по очереди меня поцелует. Та, которая исполнит это наиболее самозабвенно, останется со мной на вечер". Максимум того, что вы на этом теряете, - послужите объектом для чрезмерно старательных поцелуев.
– Хм! - произнес Теофил. - А почему бы и нет? Трофеи - победителю, и пусть меня победит самый лучший трофей. - Он облизнул губы, потом выпятил их и поцеловал воздух, отрабатывая технику. - Так и сделаем. Как вы думаете, что, если я, чтобы это было менее утомительно, поставлю условие руки за спиной?
– Я бы не стал, - ответил я, - друг мой Теофил. В этом случае вам самому может захотеться проявлять какие-то усилия. Я бы предпочел правило "все захваты дозволены".
– Возможно, вы правы, - сказал Теофил, воспринимая совет того, кто имел немалый опыт в вопросах подобного рода.