Филипп набрал пять знакомых цифр.
В трубке мелодично забулькало, и раздался нежный детский голосок:
– Говорите. Вас внимательно слушают!… – Племяшка была как всегда предельно серьезна.
– Машенька, дитятко, будь любезна, позови бабулю. – Филипп почувствовал, что помимо воли расплывается в умильной улыбке.
– Ой, дядюшка Филя! А бабули нет, она Жданку доит. Деда дровишки колет, а мама с папой в баньку ушли, – сразу уточнила девочка свое главенствующее – в доме без взрослых – положение.
– Тогда позови деду, – попросил он, решив, что дровишки подождут, а Жданка – едва ли.
Пока племяшка бегала выполнять поручение любимого дядюшки, Филипп гневно шипел и брызгал. Ну и зятек у нас! Старый немощный тесть машет колуном, а он в это время парит свою Оленьку… Прелюбодей ненасытный! Потом до него дошло, что помимо зятя-прелюбодея у немощного старичка, вяжущего и посегодня гвозди морскими узлами, имеется еще и сын-лоботряс, в двадцать пять лет никак еще не наигравшийся в войнушку. А зять, слава тебе Господи, водит Ольку через день да каждый день в баню не в силу супружеской обязанности, а от великой любви. Зря, что ли, Машенька вышла такой умницей да красавицей?
Наконец донеслись звуки хлопнувшей двери и торопливых шагов. Запыхавшийся немного отец спросил обрадованно:
– Филька, ты, что ли? Здорово! Че ты там наделал?
– Ничего. – Удивление далось Филиппу относительно легко.
– Какого тогда лешего участковый у нас с самого утра толкется? Говорит, ты депутата чуть не убил и телохранителей его, едва не до десятка, изуродовал. Врет он, что ли? Как дело-то было?
– Ах вот ты о чем, – сообразил Филипп. – Знаешь, батя, меня институт по обмену опытом на три года в Италию направил, на фирму Марчегалия – как молодого специалиста. Ну, я в ночь перед отъездом и не удержался – дал пару раз в рыло одному мудозвону. Откуда мне было знать, кто он такой, и что те бугаи, которые вокруг крутились, – его телохранители? Полезли – получили. Все по твоей науке!
Батя хмыкнул с сомнением.
– Ну ладно. А тебя из Италии-то твоей прямиком в каталажку не увезут?
– Руки коротки! Депутат этот сам под статьей ходит, куда ему за границу соваться. – Филипп почувствовал, что начинает терять почву под ногами, и резко сменил тему. – Как здоровье-то? Я аванс скоро получу, переведу на Ольгин счет в банке, она знает. Пускай не все на тряпки тратит, половина ваша.
Он хотел сказать еще о многом, но батя буркнул: Опять участковый прется, позвони потом, если сможешь, – и положил трубку.
Филиппу стало грустно. Тысяча дней, это ж почти три года! Машка уже в школу пойдет…
Игорь Игоревич тактично кашлянул.
Дипломат! – вспыхнул Филипп. – Носитель гуманности! Подставлять мою буйную головушку под гнев сильных мира нашего – это ли не вершина человеколюбия и нравственности?
– Можете перевести аванс на счет моего банка? – не слишком дружелюбно спросил он вероломного работодателя. – Сколько там?
– Переведем, куда скажете. Только… Большинство наших новичков часть денег используют для приобретения личного оружия. Может, и вы желаете?
Филипп встрепенулся.
– И вы позволяете носить его при себе?
– В пределах базы – только в тире, ну а на заданиях – само собой!
Велик ли аванс? – судорожно начал соображать Капралов. – Хватит ли на то, что я действительно желал бы купить?
– Аванс – десять тысяч, – успокоил его проницательный змей-искуситель. – Диктуйте, я запишу. Или вам нужно время, чтобы подумать?
– Нет! – быстро выпалил Филипп. – Пишите: Универсальный боевой нож фирмы Рэндал или аналог; автоматический пистолет УСП фирмы Хеклер и Кох – двенадцатизарядный, калибра 45АКП плюс три магазина и тысячу штук патронов. И – гулять так гулять – семь пар шелковых боксеров серо-жемчужного цвета от Кельвина Кляйна! Сорок восьмого размера. Да, еще механические часы и флакон Богарта, – спохватился он, – мой почти опустел.
– Часы вам здесь выдадут… Боксеры, это что? – поинтересовался закончивший писать Игорь Игоревич.
– Трусы, – сказал Филипп, – знаете, с ширинкой такие…
– А, – усмехнулся Игорь Игоревич, – с ширинкой! Это, конечно, здорово! Вообще-то мы обеспечиваем легионеров нательным бельем, хоть и не шелковым. Оружием тоже обеспечиваем, но почему-то все считают своим долгом обзавестись дополнительным. Даже меня заразили. – Он вытащил из-за пазухи девятимиллиметровую красотку Беретта Кугуар. – Как мне взбрело в голову обзавестись этой штукой, до сих пор не понимаю. Я же в боевых действиях практически не участвую.
– Право на владение оружием – священное право всякого мужчины, – столь любимым Игорем Игоревичем лозунговым стилем заявил Филипп. – А почему у вас не такой пистолет, как у того дядьки со шрамом и протезами?
– Слишком он велик и тяжел, да и нельзя мне с таким к вам на Землю являться. Понимаете, почему?
– Вестимо. Кстати о Земле, – оживился Филипп. – Не подскажете, где это в окрестностях моей Петуховки из мира в мир шмыгнуть можно? И часто ли открыта волшебная дверца?
– Кажется, у местных жителей это место Крутеньким ложком называется, – сообщил Игорь Игоревич. – А канал, как и все естественные, открывается и закрывается время от времени, причем без сколько-нибудь научно выводимой систематичности. Между прочим, открытие канала сопровождается сильнейшим инфразвуковым ударом, да и последующий звуковой фон не настраивает на прогулки поблизости. Так что волшебная дверца умеет держать любопытных на расстоянии.
– Понятно… – кивнул Филипп. Действительно, где и быть межпространственному каналу, как не в Крутеньком. Самый нехороший лог изо всего набора поганых.
Крутенький… Так уж исторически сложилось, что бесчисленные поколения юных петуховцев таскаются в Крутенький испытывать собственную отвагу. Некоторым везет – они ничего там не видят. Ходят потом, понятно, гоголем. (Филиппу, например, в свое время повезло. Ходил. Гоголем.) Другим не везет – они что-то видят. И чувствуют. Что? Да ничего, говорят, особенного – клочок тумана на дне, фигуры какие-то колеблющиеся… И до кончиков пальцев на ногах пробирающее ощущение жути и желание немедленно бежать. Бежать, чтобы больше никогда не возвращаться. А смелость испытать, говорят они, можно ведь и в другой раз. И где-нибудь в другом месте. На полночном кладбище, например.
И еще с логом этим связана одна правдивая история. Страшилка. И надо сказать, что (принимая во внимание наличие волшебной дверцы) выглядит она не такой уж фантастичной.
Дело было в тридцатые годы. Три брата-акробата (а может, гимнаста) по фамилии Теплых (пламенные комсомольцы, ворошиловские стрелки, осоавиахимовцы и т.д. и т.п.), решили, как последовательные материалисты-безбожники, раз и навсегда развенчать поповские сказки об ужасах Крутенького. Снарядили они для того научную экспедицию в плохое место, сзывали желающих, да, к счастью, не нашли. Плюнули героические пролетарии на трусливых земляков и отправились одни, распевая Интернационал и неся на палке приговоренное к сожжению во глубине пресловутого лога чучело мироеда-пузана. Ночью отправились, разумеется. И сгинули в Крутеньком без следа. Многодневные поиски ничего не дали. Пришлось по тогдашней традиции свалить всю вину на волков и врагов народа. Неизвестно, как с врагами, а волков в тот год действительно было очень много. Постреляли их под горячую руку без счета… Врагов, кстати, постреляли не меньше. Так-то вот.
Понятен и выбор средства доставки к входу в канал: УАЗ ведь не только малозаметен, он еще и проходимостью отличается просто исключительной, куда там до него многим крутым внедорожникам! А в салон задний очень даже легко подпустить толику газку дурманящего, и – вперед! Без страха перед автоинспекцией и упреков от прикорнувшего пассажира. Ловко!
– Послушайте, Игорь Игоревич, – сказал Филипп. – Может, напрасно вы мне столько разных разностей рассказали? Вдруг я, когда закончится контракт, захочу этими знаниями неприемлемо для Легиона воспользоваться? Разболтаю о нем, например, компетентным органам. Им-то положено к сумасшедшим прислушиваться. Или среди легионеров выживают немногие? Или… – напрягся он, – никто?!
– А почему вы думаете, Фил, что, вернувшись домой, не станете вспоминать эти три года именно как служебную командировку на фирму Марчегалия? – спросил Игорь Игоревич невинно.
ГЛАВА 4
Я был здоров, здоров как бык,
Здоров как два быка, -
юбому встречному в час пик
Я мог намять бока.
Владимир Высоцкий
Полусфера силового поля, покрывающего базу, оказалась не так велика, как почудилось мне ночью, с перепугу. Метров четыреста в диаметре, может, меньше. Прозрачная, зеленоватая, блики гуляют, тоже зеленоватые. По всему ее периметру, через равные промежутки, торчали высокие черные кочки, похожие формой на суточные грибы-боровики, – штук с дюжину. Станции натяжения, – пояснил Игорь Игоревич. Территория базы была сплошь засажена кустарником – сирень, черемуха, вишня, можжевельник. Кусты низкие, аккуратно подрезанные. Травка жемчужная, тоже подрезанная. Тишина, моторы боевых машин не ревут. Птички свистят. Ветра нет, тепло. Зеленоватое – сквозь поле – солнце не слепит глаз.
Мы направлялись к отдельно стоящему строению, немного менее плоскому, чем прочие. У него был второй этаж, мансарда и пристрой в виде внушительного, метров десяти в диаметре и десяти-пятнадцати в высоту, стеклянного фужера, перевернутого граненой ножкой вверх. Тоже какая-нибудь станция.
– Это офицерский корпус, в нем вы пройдете своеобразную призывную медкомиссию, – сказал Игорь Игоревич, когда мы подошли к дому с мансардой.