Район Искусств никогда не испытывал недостатка в зеваках. Привлеченные этим маленьким спектаклем, четверо из них обступили киоск Борислава. Поймав его сердитый взгляд, они сделали вид, будто им нужна вода из фонтана. Фонтан, по крайней мере, еще работал.
- Вот идет моя мама, - объявила Джованица.
Ее мать, Ивана, стремительно выбежала из обшарпанных дверей соседнего многоквартирного дома. Она была одета в домашний халат, подпоясанный ремнем, вязаную накидку, толстый шарф и яркие вязаные шерстяные домашние тапочки. Она потрясала битком набитой наволочкой.
- Слава богу, они не причинили тебе вреда! - запричитала Ивана. Клубы пара вырывались из ее рта. Женщина приоткрыла наволочку. В ней были паровой утюг, фен для волос, старое зеркало, никелированная походная фляга, рваная меховая накидка и сотейник с крышкой.
- С мистером Бутсы все в порядке, мама, - успокоила ее Джова-ница. - Ничего не украли. Он все продал!
- Ты продал свой киоск? - спросила Ивана, и в глазах ее отразились обида и потрясение. - Ты нас бросил?
- Это бизнес, - пробормотал Борислав. - Извините за причиненные неудобства. Но все скоро наладится…
- Честно говоря, мне эти вещи не нужны. Если они тебе пригодятся, можешь взять их обратно.
- Мама хочет, чтобы вы продали все эти вещи, - предложила Джованица с навязчивой услужливостью подростка. - Тогда у вас появятся деньги, чтобы снова открыть магазин.
Борислав смущенно похлопал по картонной стенке киоска.
- Ивана, у этого старого киоска довольно неприглядный вид, он пуст и зияет большой дырой… но мне отчасти повезло.
- Госпожа, вы, наверное, замерзли в домашних тапочках, - заметил Флека. Он изящно махнул рукой в сторону стеклянного, с позолотой фасада кафе "Три кота". - Позвольте предложить вам горячего "капучино"?
- Вы правы, господин, здесь холодно. - Ивана неловко сунула свою подушку под мышку. - Я рада, что у тебя все наладилось, Борислав.
Ивана угрюмо зыркнула в сторону прохожего, который не отрывал от нее заинтересованного взгляда.
- Мы уходим, Ница!
- Мама, мне не холодно. Небо прояснилось.
- Мы уходим! И они ушли.
Флека почесал затылок.
- Итак, маэстро. Что здесь сейчас произошло?
- Она славная девочка. Правда, иногда капризничает. Молодые все такие. Тут ничего не поделаешь. - Борислав пожал плечами. - Давай зайдем внутрь и там поговорим о делах.
Он заковылял к своему пустому киоску. Флека зашел вслед за ним и ухитрился захлопнуть дверь.
- Никогда раньше не был внутри, - заметил Флека, осматривая все обнаженные швы на предмет возможного взлома воровской фомкой. - Я подумывал открыть собственный киоск, да только… ну, это такое хлопотное дело.
- Все дело в потоке товаров, поделенном на площадь. С этой точки зрения, киоск - сверхприбыльное предприятие розничной торговли. Но это предприятие для одного человека. Здесь можно вести дела только в одиночку.
Флека посмотрел на него мудрыми круглыми глазами.
- Эта девочка, которая так плакала из-за своих волос… Она не твоя дочь, а?
- Что? Нет.
- А что случилось с ее отцом? Его унес грипп?
- Она родилась намного позже, но ты прав, ее отец умер. - Бори-слав закашлялся. - Он был моим добрым другом. Солдат. Очень красивый парень. Его девочка просто милашка.
- Значит, ты ничего для этого не делал. Потому что ты не солдат, и не богат, и не красив.
- Ничего не делал - для чего?
- Такая женщина, как Ивана, она не ждет красавца-солдата. Или богатого босса. Такая женщина, как она, хочет красивое платье. Или капельку духов. А главное - иметь в своей постели кое-что получше бутылки с горячей водой.
- Ну, у меня киоск и сломанная нога.
- У всех нас, мужчин, сломанная нога. Она подумала, что тебя ограбили. И прибежала прямо сюда, прихватив все, что могла, запихнув вещи в наволочку. Значит, ты не урод. Ты - глупец. - Флека ударил себя кулаком в грудь. - Я урод. У меня три жены: одна в Бухаресте, одна в Люблине, а та, что в Линце, даже не цыганка. Они закопают меня живым, маэстро. С этим ничего нельзя поделать, потому что я мужчина. Но это не про тебя. Ты - глупец.
- Спасибо за бесплатное предсказание судьбы. Ты все знаешь, да?
Она и я были здесь в тяжелые времена. Вот в чем дело. У нас с ней своя история.
- Ты фанатик. Ты шут. Я вижу тебя насквозь, как витрины этого киоска. Тебе нужно строить жизнь. - Флека ударил кулаком по обоям киоска и громко вздохнул. - Послушай, жизнь грустна, правильно? Жизнь - печальная шутка, даже когда она есть. Итак, Бутсы. Теперь я тебе расскажу о своем фабрикаторе, потому что у тебя есть деньги и ты его у меня купишь. Это красивая машина. Очень плодовитая. Она из больницы. Ей полагалось делать кости. Эта инструкция посвящена изготовлению костей, и это плохо, потому что никто не покупает кости. Если ты глухой и хочешь получить маленькие черные косточки для ушей - вот для чего эта машина. И еще: эти черные игрушки, которые я с ее помощью сделал, я их не могу раскрасить. Они слишком твердые, поэтому краска сразу же слетает. Что бы ни изготовил этот фабрикатор, оно будет твердое и черное, и ты его не сможешь раскрасить, этой вещи положено находиться внутри больного… К тому же я не умею читать глупые инструкции. Ненавижу читать.
- Он работает от стандартного напряжения?
- Я его запускал от постоянного тока, подключая к аккумулятору своего автомобиля.
- Где сырье?
- Оно упаковано в большие мешки. Порошок, желтый порошок. Фабрикатор каким-то образом склеивает его, при помощи искр или еще как-то, он делает порошок блестящим и черным и связывает его очень быстро.
- Я беру сырье вместе с машиной, по одной цене.
- Это еще не все. Помнишь тот раз, когда я поехал в Вену? Мы собирались заключить сделку. Мы уже ударили по рукам, а я это дело провалил. Из-за Вены.
- Правильно, Флека. Ты полностью его провалил.
- Значит, это моя цена. Часть моей цены. Я продам тебе машину для производства игрушек. Мы сейчас достанем ее из автомобиля и затащим в киоск в целости и сохранности. Когда представится случай, я привезу тебе мешок с угольной соломкой. Но мы забудем о Вене. Мы просто о ней забудем.
Борислав ничего не сказал.
- Ты простишь тот мой проступок. Вот чего я от тебя хочу.
- Я это обдумаю.
- Это часть сделки.
- Мы забудем прошлое, и ты отдашь мне машину, сырье и еще пятьдесят баксов.
- Ладно, продано.
6.
Когда фабрикатор оказался внутри киоска, у Борислава не осталось места для самого себя. Ему удалось переписать инструкции из черного молчаливого фабрикатора в свой ноутбук. Солнце уже взошло. Хотя все еще было сыро и зябко, официанты из "Трех котов" уже расставляли белые стулья, сложенные на ночь стопкой. Борислав сел за стол. Он заказал кофе и начал внимательно читать неуклюжий машинный перевод польского руководства.
Сельма пришла ему надоедать. Она была замужем за школьным учителем, славным малым, имевшим постоянную работу. Сельма называла себя художницей, делала украшения и одевалась, как лунатик. Школьный учитель был высоко мнения о Сельме, хотя она спала со всеми подряд и ни разу не приготовила ему приличного обеда.
- Почему твой киоск пуст? Почему ты торчишь здесь без дела? Борислав отрегулировал угол наклона экрана.
- Я осваиваю средство производства.
- Что ты сделал со всеми моими браслетами и ожерельями?
- Я их продал.
- Все?
- Все до единого.
Сельма села, словно ее ударили клюшкой.
- Тогда ты должен угостить меня бокалом шампанского! Борислав нехотя достал телефон и послал сообщение официанту. Поднимался резкий ветер, но Сельма, гордая собой, все сидела над
стаканом дешевого итальянского красного.
- Не жди, что я быстро пополню твои запасы! На мои художественные произведения большой спрос.
- Спешить некуда.
- Я прорвалась на рынок предметов роскоши, за рекой, в "Межконтинентальном". Этот отель берет все ожерелья из слоновой кости, которые я делаю.
- Да-да, - рассеянно пробормотал Борислав.
- Короткие бусы из слоновой кости, они пользуются неизменным спросом у глупых стареющих туристок с увядшей шеей.
Борислав поднял глаза от экрана и взглянул на женщину.
- Тебе не пора бежать к верстаку?
- О, конечно, конечно, "дай людям то, чего они хотят", это твоя больная мелкобуржуазная философия! Те иностранные туристки в больших отелях, они хотят, чтобы я делала унаследованный от прошлого кич!
Борислав махнул рукой в сторону улицы.
- Ну, мы ведь живем в районе Старинных искусств.
- Послушай, глупец, когда это место было районом Передовых искусств, здесь было полно авангардистов. Посмотри на меня хоть раз. Разве я из музея? - Сельма рывком задрала юбку до середины бедра. - Разве я ношу старые крестьянские башмаки с загнутыми носами?
- Какой черт в тебя вселился? Ты села на паяльник? Сельма прищурила подведенные глаза.
- Что мне, по-твоему, делать со своими руками и мастерством художника, когда ты штампуешь всевозможные украшения фабрикато-рами? Я только что видела эту дурацкую штуку в твоем киоске.
Борислав вздохнул.
- Послушай, я не знаю. Ты мне скажи, что это означает, Сельма.
- Это означает революцию. Вот что. Это означает еще одну революцию.
Борислав рассмеялся.
Сельма нахмурилась и подняла руку в лайковой перчатке.
- Послушай меня. Первый переходный период. Когда рухнул коммунизм. Люди вышли на улицы. Все приватизировали. Рынок испытывал большие потрясения.
- Я помню те дни. Я был ребенком, а ты даже еще не родилась.