Она подняла глаза и обнаружила, что и он рассматривает ее с не меньшим интересом. Вспыхнув от унижения, что ее застали за подобным бесцеремонным разглядыванием, Черити грудой свалила одежду на кровать, повернулась и вышла из комнаты.
Это его вина, печально решил Старбак. По какой-то странной причине – он подумает над ней позже – его тело отозвалось на ее пристальное, оценивающее внимание совершенно несарнианским образом.
Но вот вопрос: почему это так расстроило ее? В конце концов, его непокорное тело всего лишь ответило на то женское возбуждение, которое он уловил в ее земном мозгу. Так почему же она вдруг стала цвета сарнианской луны и умчалась прочь, как будто за ней погнались все псы с Гарна?
В высшей степени нелогичное поведение.
Не найдя разумного ответа, Старбак напомнил себе, что Джулианна предупреждала его, что терране – самая нелогичная раса. Он издал глубокий вздох, подхватил вещи и направился в ванную.
Большую часть одной из стен занимало зеркало. Старбак остановился напротив и с облегчением отметил, что хотя бы внешне он не изменился. Однако его облегчение длилось недолго, потому что уже через секунду он был вынужден признать возможность, что он ошибся не только в расчетах времени и пространства, но и в своей теории об изменении формы существования.
Решив заняться этой проблемой позже, когда ему удастся получить в свое распоряжение достаточные научные данные, Старбак принялся разглядывать ванную. Стены здесь тоже были разрисованы цветами – нежные пурпурные соцветия с темно-зелеными листьями.
Теперь понятно, почему его мама столько времени отдавала своей оранжерее. Очевидно, в жизни землян цветы занимают куда более важное место, чем указывают сарнианские голограммы.
Хрустальное блюдо в форме раковины было заполнено сухими лепестками, которые Старбак узнал без труда. Правда, запах оказался другим, более резким, чем тот, который Рэчел Вальдериан извлекала из лунных цветов, но идея та же.
Старбак мысленно поклялся, вернувшись на Сарнию, разукрасить цветами хотя бы одну стену у себя в доме, потом разделся, встал под душ – где на белом кафеле опять-таки пламенели цветы – и повернул блестящую металлическую ручку.
Коротко охнув, он отскочил назад. Он ждал акустического душа, и струя воды застала его врасплох. Да еще струя, как будто забившая из ледников Алгора.
Хоть и с опозданием, но он увидел на ручках черные буковки. Осторожно протянув руку, он повернул ручку с буквой "г" и воспрял духом, когда вода начала теплеть. Экспериментируя, он крутил ручку до тех пор, пока температура воды не поднялась до температуры серных гейзеров на Онтариане.
Он снова огляделся и обнаружил в одной из кафельных плиток углубление. В углублении находился розовый брусочек, и Старбак решил, что это непременно должно быть моющее средство. Он намочил брусок, потер между ладонями, и благоухающая пена напомнила ему о его спасительнице.
Старбак откинул назад голову, закрыл глаза и окунулся в восхитительное ощущение теплой воды, льющейся ему на плечи, стекающей по телу на ноги. Через десять минут маленькая комната заполнилась облаками пара, а он почувствовал себя свежим, как никогда в жизни.
Ему пришло в голову, что если бы на Сарнии существовали такие души, то компания, выпускающая "вальдокс", обанкротилась бы.
Он вышел из отделанной кафелем кабинки, встал на пушистый белый коврик и замер в ожидании, раскинув руки и широко расставив ноги. Осознав, что ни невидимый луч, ни теплая струя воздуха не высушат его и что, похоже, ему предлагается сделать это самостоятельно, он снова огляделся, увидел стопку пурпурных полотенец – и здесь цветы! – взял одно из них и принялся вытираться.
Затем он открыл шкафчик и нашел зубную щетку в целлофановом пакетике. К счастью, на ней была этикетка, иначе он ни за что бы не догадался, что это такое. На зубной пасте тоже была надпись. Старбак выдавил на щетинки немного голубого геля и принялся водить щеткой по зубам, удивляясь про себя, каким образом этой женщине удается при помощи подобных примитивных средств сохранять свою ослепительную улыбку.
Справившись и с этой задачей, он щеткой пригладил волосы, отказался от мысли воспользоваться устрашающего вида бритвой и облачился в одежду ее брата. Затем, влекомый незнакомым, но соблазнительным запахом, прошел по коридору и оказался в теплой, радующей глаз комнате.
Эта комната была самым настоящим кладом деревянных изделий. Стены, отделанные планками теплого золотистого оттенка, светились как заря над Галактией. Темные шляпки гвоздиков разбросаны между планками. Полы тоже из дерева, только на тон темнее; доски чуть уже, чем на стенах, и, расположенные под прямым углом друг к другу, образовывают ряды сцепленных между собой прямоугольников.
Кот, смутно припомнившийся ему с прошлой ночи, разлегся на желто-кремово-голубом половичке – искусно сплетенном, как обнаружил при ближайшем рассмотрении Старбак, из лоскутков – прямо перед камином и не сводил с него немигающих желтых глаз.
Он подошел к окну – обычное стекло, отметил он, легонько прикоснувшись к гладкой поверхности, – и увидел Черити в нескольких метрах от дома, на самом краю островка из хвойных деревьев, взметнувшихся вверх, к небу, точно оперенные стрелы.
Снег так и не прекратился, только теперь шестиугольные льдинки не налетали порывами, а белым пухом плавно спускались с синевато-серого неба.
На ней снова была уже знакомая красная куртка с капюшоном – яркий мазок на фоне белого снега, свинцового неба и темной зелени деревьев. Руки в рукавичках разбрасывали что-то по земле.
Он с интересом следил, как стая птиц сорвалась с невидимых веток и принялась расхватывать угощенье – Старбак понял, что это смесь зерен и хлебных крошек. Птицы, как все их сородичи во всех галактиках, были неразумно жадными.
Пронзительно галдя, они клевали друг друга, сражаясь за черные и коричневые зернышки, будто спасая свою жизнь. Что, впрочем, было сущей правдой, решил Старбак, окинув взором безжизненные, сверкающие белизной окрестности. У него возникло ощущение, что эти прожорливые комочки перьев существуют только благодаря Черити.
Как и он сам.
Он вдруг с удивлением обнаружил, что она беседует со своими пернатыми подопечными. Поскольку ни в одной из изученных им голограмм не утверждалось, что терране обладают способностью разговаривать с населяющими их планету существами, Старбак вынужден был отнести это все к тому же нелогичному поведению землян.
Он решил рассказать о своем наблюдении Джулианне, которая сделала блестящую карьеру, изучая поведение жителей других планет. Его сестра зажглась звездой первой величины среди ограниченных представителей отделения ксеноантропологии в Институте Науки – победив предубежденность против своего сомнительного происхождения и своего пола.
Покончив как с кормлением, так и с беседой, Черити направилась обратно к дому, по колено увязая в рыхлом снегу.
Глаза их встретились сквозь оконное стекло.
И острота молнией пронзившего его чувства ошеломила Старбака.
На один-единственный головокружительный миг Старбак почувствовал себя таким же сбитым с толку, как и прошлой ночью, когда он наугад пробирался сквозь метель в этом заледенелом, белоснежном, чужом мире.
Глава четвертая
СТАРБАК БЫСТРО взял себя в руки.
Когда открылась входная дверь, он с притворным интересом рассматривал огонь в огромном камине. У него в спальне тоже горел огонь, припомнил Старбак.
Хотя подобный способ обогрева был удручающе примитивен, уж не говоря о том, что он показался ему почти святотатственной тратой драгоценного дерева, Старбак не мог отрицать удовольствия от аромата горящих поленьев и от тепла, согревающего его протянутые ладони.
– Ну, у тебя определенно вид человека, который собирается прожить еще немало лет, – приветствовала его Черити, входя на кухню.
– Я и собираюсь. Спасибо за то, что разрешила мне воспользоваться душем. Я получил невероятное удовольствие от горячей воды.
– Еще бы – после вчерашнего-то. – Она сбросила с плеч толстую куртку и повесила ее на крючок.
На ней были такие же брюки, как и те, что она дала ему. Синего цвета, сшитые из какой-то мягкой, эластичной материи. На ней они сидят куда лучше, решил он, взглянув на ее женственные бедра.
Она сменила свитер. Новый был мягче и по фактуре, и по оттенку. Он напомнил Старбаку легкое облачко, подкрашенное лунным светом.
Под пушистой тканью мягкими полукружьями угадывались груди. Он засунул ладони в карманы брюк, чтобы не поддаться соблазну и не дотронуться до нее.
Отмахнувшись от странного притяжения, которое выводило его из равновесия, он обратился к ней:
– Я верно расслышал? Твое имя в самом деле Черити?
Старбак помнил, что это слово означает "милосердие", и решил, что она правильно выбрала имя. Учитывая, какую опасность может представлять незнакомый человек, разумнее, наверное, было бы оставить его умирать на дороге.
– Знаю-знаю. – Она усмехнулась, блеснув зубами такой белизны, какой Старбаку еще не доводилось видеть. – Ужасно старомодное имя, как у героини какого-нибудь романа девятнадцатого века. А сестер моих зовут Фэйт и Хоуп, из чего ты можешь сделать вывод, что наша мать – старомодная женщина. Но вот что интересно: она всегда была ультрасовременной. До того как выйти замуж за отца, она танцевала в мюзик-холле Марты Грэм, а в данный момент, когда мы с тобой беседуем, она живет где-то на Таити и рисует аборигенов, совсем как Гоген.