Старик покачал головой, будто разминая шейные мышцы. Он был лишен зрения, но гость испытывал странное, очень неуютное ощущение, что его рассматривают пристальным, недобрым и всевидящим взглядом.
- Любопытно... - молвил, наконец, слепой. - Когда человек живет во тьме, то поневоле очень внимательно слушает. И со временем голоса начинают говорить куда больше, чем слова. Я не слышу в твоих словах лжи... Хотя должен был бы... Ты уверен, что меня не ждут застенок и квалифицированные палачи с патентом на 'sanatio specialis'. А это приводит к интересным мыслям о разных возможностях.
Гость терпеливо молчал, не желая прерывать нить неторопливых размышлений хозяина подземелья.
- Если не рассматривать версию с ловким обманом, чтобы заполучить меня для расправы, то остается не так уж много. Старые секреты группы уже неактуальны и представляют интерес разве что для истории. Банковские счета давно пусты. Контакты с шпионами и посредниками не входили в мою компетенцию, я занимался чистой 'боевкой'. Методика 'альтер эго' и создание 'зеркальных' биографий... Думаю, за эти годы технология давно ушла вперед. Значит, остается только одно. Кто-то решил вызвать из небытия призрак старого беспощадного врага 'погонщиков прогресса'. Не так ли?
- Мы обсудим этот вопрос. Этот, и многие иные. Однако не здесь. Как уже было сказано, это очень долгий разговор...
- Что ж, справедливо. И, тем не менее, долгий разговор нам, вероятно, все же предстоит, здесь и сейчас.
- О чем? - бесстрастно вопросил пришелец.
- О жизни. О деяниях. Об ошибках и триумфах.
- Мои люди будут ждать столько, сколько потребуется. Но я не столь терпелив, чтобы вести пустые разговоры о жизни и смерти.
- Ты думаешь, что определяешь течение нашей беседы, - хмыкнул старик. - Однако это не так.
Он легким движением накинул четки на запястье левой руки, как браслет не по размеру. Правой же приподнял уложенный аккуратными складками край хламиды, в которую был одет, извлек наружу рубчатый цилиндр, размером чуть больше банки лярда от вездесущей 'N-Y-F'. Все это очень быстро, со сноровкой опытного бойца.
Во тьме что-то резко щелкнуло. Совершенно по-иному, нежели выключатель фонарика - резкий металлический звук ударил по ушам, низко и зловеще. Слепец вслушивался в тихий шум дыхания гостя, ловя его, словно вампир - капли живительной влаги из вскрытой кровеносной жилы. И был вознагражден - при металлическом щелчке пришелец ощутимо вздрогнул, глубоко втянул сырой воздух подземелья.
- Кажется, тебе это знакомо, - констатировал отшельник.
- Кто слышал подобное, тот не забудет, - гость на удивление быстро справился с собой, слишком быстро для простого человека. - Не думал, что мне еще когда-либо доведется услышать, как взводится граната.
- Противопехотная, от Kader Industrieen, в коммерческом варианте - с дополнительным термитным зарядом. Скоба прижата моим коленом, - просветил собеседника слепой отшельник.
- Колено 'морлока' в отставке. Какая ... тонкая грань между жизнью и смертью, - ответил гость после мрачной паузы. - Что дальше?
- Ты не боишься.
- Сказано 'будь тверд и мужествен, не страшись и не ужасайся; ибо с тобою Господь Бог твой везде, куда ни пойдешь'. Я не боюсь смерти.
Они молчали, долго, минуты три, а может и еще дольше.
- Ты и в самом деле не боишься, - наконец согласился отшельник, с неприкрытым удивлением. - Что ж, это облегчает дело... Я, возможно, пойду с тобой, но при одном условии.
- Каком?
- Я хочу услышать твою историю.
- Слишком долго.
Они перебрасывались словами быстро, в четком жестком темпе, как игроки за шахматной доской нажимают на рычажок часов.
- Не всю. Только о том, что привело тебя к...
Слепец оборвал фразу на полуслове, однако собеседник его отлично понял.
- Мы идем странными, причудливыми путями, - наконец вымолвил пришелец.
- Я все еще не уверен, стоит ли мне идти с тобой и за тобой. Стоит ли мне вообще слушать твое предложение. Я хочу услышать то, чего не знает более никто. Я хочу понять, кто ты есть. Что ты есть. Если солжешь, я узнаю об этом, и мы оба ... останемся здесь.
Старик ожидал любой реакции на свою недвусмысленную угрозу. Любую кроме той, что последовала. Скрытый во тьме пришелец рассмеялся. Негромко и, похоже, совершенно искренне.
- Мои мысли и воспоминания становятся ходовым товаром, - заметил он, отсмеявшись.
- Что?.. Мысли?.. - не понял старик и умолк, понимая, что вопрос прозвучал глупо и совсем несерьезно.
- Мне были нужны три человека. От одного - память. От другого - способности. От третьего - от тебя - знания. И каждый из вас захотел узнать частицу моей жизни. Первого интересовало мое будущее. Второго - мои намерения и ресурсы. Тебя же влечет мое прошлое... Есть в этом что-то глубоко символическое.
- Напомню, что мы можем умереть в любой момент, когда я сочту нужным, - старик оказался совсем выбит из колеи, он терял контроль над разговором и теперь старался восстановить равновесие подчеркнутой жесткостью. Но... гость просто игнорировал неприкрытую угрозу. Так, словно Бог и в самом деле стоял за его плечом, определяя срок жизни и смерти. И слепец ощутил суеверный страх, впервые за много лет.
- 'Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки', - произнес гость. - Ты узнаешь о том, как все началось. Но не просто так. Я тоже бываю любопытен... И воздам тебе равным за равное. Ты хочешь знать то, что не ведомо более никому. Тогда сам расскажи мне о том, чего никто не знает. Расскажи мне о том, что случилось пятнадцать лет назад. Об 'Экспрессе'.
Слепец криво ухмыльнулся, поднял голову и тряхнул четками. Кубики не застучали, но зашуршали, будто их уже скрыл полог Времени. Времени, пред которым равны все...
- Что ж, справедливо, - голос отшельника звучал также глухо и потусторонне.
И призраки прошлого заполнили утопавшую во тьме каморку.
* * *
Скоростной немецкий ExpressZug скользил по сияющим нитям рельс, направляясь от закрытого пансиона в австрийских Альпах к не менее закрытому 'Золотому городу' на Адриатическом побережье Итальянского полуострова.
За окнами уютно раскинулась сказка. Как будто доброе волшебство переместило поезд на страницы старинной открытки. Или в колдовской мир удивительной игрушки, где в стеклянном шарике, заполненном водой, всегда идет снегопад - нужно только слегка встряхнуть. Железная дорога то бежала двойной колеей среди холмов, то ныряла в узкие ущелья. Деревья и кусты словно кланялись человеческой технике, приподнимая белоснежные шапки. Пушистые сугробы играли призрачным светом, который обретает чистейший снег на исходе дня, когда кажется, что каждая снежинка подсвечена изнутри искоркой теплого огня. Мягкое вечернее солнце покидало сине-белое небо, чуть тронутое серой кистью - ни в коем случае не блеклым цветом городского смога или уличной грязи, но благородным оттенком glnzendem мetall, что так популярен в этом сезоне среди индустриал-авангардистов Вены и Петербурга.
Стюард номер девятнадцать глубоко вздохнул. Нестерпимо хотелось курить. Он бросил эту привычку десять лет назад, поскольку жертвы вредных пристрастий не могли претендовать на сколь-нибудь значимое место в сложной иерархии элитной обслуги. Сильные мира сего могли предаваться любым порокам, но вокруг них все должно было оставаться стерильным и идеальным. Десять лет... ни разу за эти годы желание вновь щелкнуть зажигалкой и вдохнуть горячий дым не посещало девятнадцатого. Для этого он был слишком расчетлив и дисциплинирован. А теперь старая забытая привычка вновь вернулась, набросилась, подобно голодному зверю.
Это все нервы.
Номер девятнадцать еще раз вздохнул, с силой выдохнул, повторил еще несколько раз, насыщая кровь кислородом, изгоняя нервозность давно отработанными дыхательными упражнениями. Он запретил себе бояться, и страх втянул обратно бесплотные холодные щупальца.
Теперь все в порядке.
Стюард придирчиво оглядел себя в зеркале отсека для хранения прохладительных напитков, одернул бело-зеленую - под цвета пассажирской линии - ливрею. Скользнул взглядом по рисунку на картонной карточке 'Inegrity', которую кто-то небрежно сунул за край зеркальной рамы. На маленьком прямоугольнике среди разнокалиберных шестерней мчался красный тепловоз, символизируя прогресс и развитие. Над машиной был изображен мускулистый рабочий в каске, он сжимал какой-то инструмент и с оптимизмом взирал за край карточки.
В детстве номера девятнадцать не было игрушек, их вообще не водилось в гиблых трущобах южной Италии. Дети играли спичечными коробками, тряпичными самоделками, жалкими поделками, которые делали увечные ветераны. И такими вот картонками, которые тогда только входили в обиход. Двух- или трехцветные картинки казались окошками в иной мир, счастливый и близкий - казалось, только руку протяни...
Этот штрих, окошко в прошлое, открытое забытой кем-то картонкой, стало как раз тем, в чем девятнадцатый так нуждался сейчас. Вспышка злобы, холодная контролируемая ярость омыли сознание, окончательно изгнав страх. Стюард легко подхватил поднос и нажал узорный рычаг двери.