– Говоришь, Нурд наших братьев побил? Может, и Нурд, а может, и нет, – кто скажет? Уцелевшие говорят, что разглядели витязные доспехи, только вот чего это Нурд Торковой палицей размахивал? Если он действительно невредим, пускай покажет лицо. Клянусь, вреда не причиню. Ну, где же он?
– А мы твоим лживым клятвам не верим, – отозвалась Гуфа, принимая от вскарабкавшегося к ней Торка готовую к делу металку и копье. Только в слишком уж задиристом старухином голосе будто надломилось что-то, и руки у нее подрагивали сильней, чем обычно.
– Не верят чужим клятвам только лгуны, – ехидничал внизу скрытый послушническим щитом хрипун. – Ладно, уж если непобедимый Нурд боится вылезти из своей берлоги, то пускай хоть голос подаст!
И снова вырвалось у старухи нехорошее слово. Измочаленный увечьем, недавним побоищем и гнусным ведовским нападением, Витязь был не способен шевелить ни ногами, ни языком.
Серый наверняка собирался выкрикнуть что-то еще, но Гуфа наконец-то обрела дар речи:
– Не спеши узнавать все сразу. Про Нурда ты когда-нибудь догадаешься, живой он или же нет. Догадаешься, ежели успеешь дожить. Потому что на вас, неумех, Нурдово мастерство жалко транжирить. На вас и Хона с Торком выше головы хватит. Надеюсь, ты не засомневаешься, что они живы? Спроси у сдохшего старшего брата, который днем твоих трусов сюда приводил: кто, кроме Торка, сможет метнуть пращой сквозь такую щель, как здешнее окно? Старший брат вряд ли ответит, сдохшие вообще говорить не любят. Зато я могу растолковать, кто еще может метнуть сквозь это окно.
Вряд ли старуха надеялась угодить в кого-либо. Вряд ли она надеялась вообще куда-нибудь угодить: сумерки, непривычка к оружию, усталость и слабость должны были погубить такую надежду. Но вышвырнутое металкой копье прошило щит, как бронзовая игла прошивает ветхую кожу, и за пробитым плетением вскрикнули – коротко, сорванно, страшно. Так не кричат ни от боли, ни от испуга. Так кричат умирая.
Снова закачались щиты, снова лишь отчаянный вопль Истового удержал серых от бегства. Несколько копий ударилось о стену Гнезда Отважных, два-три залетели в оконце, но Гуфа убереглась от беды.
– Ты понял, Истовый?! – Старуха надорвала голос, закашлялась.
Кашель ее походил на смех; все еще не прекратившееся чиханье за одним из щитов – на всхлипы и вскрики, и обе эти похожести превратили голос Гуфиного собеседника в яростный рык:
– Все равно вам не одолеть! Призовем еще четверых из Несметных Хижин – думаешь, вшестером одну тебя не угомоним?
– Вшестером? – Гуфа хихикнула. – А мне сдается, будто кому-то из ваших сейчас очень нехорошо – гораздо хуже, чем этому чихуну. Ну, чего молчишь? Ты уж не молчи, ты спорь – если можешь.
– Могу. – Истовый вдруг успокоился. – Забудь о своих выходках с обращением недобрых заклятий на породившую голову. Мы теперь сильнее тебя. Нашей силе нет предела, а твое ведовство не способно причинять гибель. И на воинов своих не надейся. Вспомнят, что их бабы в нашей власти, так сразу сделаются покорны да тихи. Кто ж у тебя останется? Нурд, который либо не жив, либо еле жив; взятые на трупах металки – вот и все. Думаешь, этого хватит? Вовсе ты глупая, Гуфа, если думаешь так! – злобно передразнил он обычную старухину манеру.
И опять несколько мгновений тишины, потому что чиханье обиженного старухой серого мудреца уже приелось и не воспринималось слухом.
Гуфа заговорила в тот самый миг, когда мужики уже готовы были поверить, что ей нечего ответить. Она вот что сказала:
– Если ты или кто-нибудь из ваших отважится сотворить злое над бабами, вы все пожалеете, что родились. Убить-то я не смогу, зато смогу понасылать такие невыносимые хвори… Вы проклянете каждый из оставшихся до Вечной Дороги дней – вот что я могу сделать и сделаю. – Едва ли не впервые в жизни старуха отважилась на такое бесстыдное вранье, но ведь это же было не пустого бахвальства ради! – Не дороговато ли придется платить за мой угомон? А ведь это еще не все – Хон, Торк и Нурд тоже возьмут за себя недешево.
Теперь помедлил с ответом Истовый.
– Чего же ты хочешь? – спросил он наконец.
– Не многого я хочу, вовсе не многого. Мы станем жить здесь, завтра вы приведете невредимых женщин Хона и Торка и оставите нас в покое. Единственное, что нам нужно, – охотиться, чтобы с голоду не пропасть. Может, потом огородишко какой-никакой заведем… Но с общинниками поклянемся не знаться, и вас в покое оставим, и чихун ваш прочихается…
Обладатель хриплого голоса ничего не стал говорить старухе. Он что-то негромко сказал своим, и те попятились прочь, все еще опасливо прикрываясь щитами. Вскоре их смыли сумерки. Слышно было, как где-то возле остатков ограды загромыхало – серые побросали ставшую ненужной защиту.
Прильнувшая к оконцу старуха негромко окликнула Торка:
– Слышь, охотник! Сходи-ка, глянь: вправду они ушли или хитрую пакость готовят?
Торк неслышной тенью скользнул наружу. Не было его довольно долго – все это время Хон тщетно пытался привести в чувство Витязя. А потом кто-то притронулся к его плечу, и столяр вздрогнул, здоровой рукой схватился за меч, но оказалось, что это вернулся Торк.
– Никого нет, – устало сказал охотник. – Они, похоже, вправду ушли.
Гуфа из последних сил сползла по бревну на мощеный каменный пол и долго молчала, трудно и хрипло дыша. Отдышавшись, сказала:
– Отсюда есть потаенный путь в Обитель Истовых. Ночью уйдем туда. – Она вдруг оскалилась, разглядывая вытянувшиеся от изумления мужские лица. – Эти двое, с которыми я говорила, – Истовые. Они здесь. Еще четвертых грозят призвать из Черных Земель. Значит, в обители никого нет. Вот туда и уйдем – там-то они уж точно нас не достанут.
– Для чего же нам уходить? – непонимающе протянул Торк. – Ты же вроде договорилась?..
Старуха снова оскалилась:
– Глупые вы, мужики! С Истовыми договориться нельзя, у них всегда какая-нибудь каверза имеется про запас. Больно уж легко они согласились, не к добру это. Да и много у меня надобностей в их обители. Древняя Глина, близость Бездонной Мглы… – Она вдруг рассердилась, прикрикнула: – Кончайте вопросы свои, отстаньте! Каждый миг драгоценен, а вы…
Хон, впрочем, эти сердитые слова особым вниманием не удостоил.
– А если эти двое сейчас прямиком на Первую Заимку отправятся и поспеют раньше нас? – спросил он.
– Услышим, – сплюнула Гуфа. – Тому, первому, еще долго чихать.
– А как же Мыца с Рахой? – не унимался столяр. – Их же сюда…
– Потом дымами скажем, чтоб к Первой Заимке вели, – перебила Гуфа.
– Думаешь…
– Думаю – чем от тебя и отлична! – Старуха снова озлилась. – Если чистосердечно согласились отдать, так и туда отдадут. А если врали, то место ничего не изменит. Понял? Тогда хватит языками зубы строгать! Отдыхайте лучше, путь неблизким будет.
Только сама же Гуфа и не дала отдыха мужикам. Сперва нужно было помогать ей возиться с Нурдом, потом старухе приспичило гнать всех на поиски Лефовой виолы… Когда уходили, она заставила Торка прихватить певучее дерево с собою в Обитель Истовых. А вот проклятая труба так и осталась валяться на настиле под единственным окном Гнезда Отважных – Гуфа, спускаясь, даже сбросить ее вниз поленилась, сказала, что больше она никому не нужна. А виола, выходит, еще могла кому-то понадобиться?
3
Конечно же, Нурд и Хон были правы: Ларду не следовало допускать к подобному делу. Времена-то нынче не те, что прежде! До учиненных Истовыми гнусностей лечение переломанной ноги заняло бы у Витязя дней десять, у Гуфы – от силы пять, а возьмись зрячий Нурд и прежняя старуха за лечение вместе, так хворый дня через три даже хромать перестал бы. Теперь же Лардиному несчастью исполнилось пятнадцать солнц, а девчонка еще заметно припадала на увечную ногу. И тем не менее она никак не желала упустить возможность вырваться из каменных стен Обители Истовых, хоть и не хуже других понимала, что дорога предстоит тяжкая.