5
Придется возвращаться. Он знал это. Без проводника он бессилен. Все шансы на стороне Циты - если, конечно, они не были на ее стороне с самого начала.
Циту нельзя убить? Нельзя, потому что она достаточно разумна, чтобы справиться с неожиданностями? Нельзя, потому что, если надо, она может сделать лук и стрелу, пусть очень примитивные? Нельзя убить, потому что она может прибегнуть к тактическим уловкам, например сбросить ночью камень на своих врагов? Нельзя убить, потому что местный проводник с радостью воткнет себе в горло нож, чтобы ее защитить?
Зверь, обладающий разумом в моменты опасности? В котором ум и способности проявляются в опасных ситуациях, а когда в этом исчезает необходимость, зверь скатывается к прежнему уровню? "Что ж, - думал Дункан, - это неплохой путь для живого существа. Как хорошо, если можно избавиться от всех неудобств и тревог, от неудовлетворенности собой, вызываемой разумом, когда это тебе не нужно. Но разум не исчезнет. Он будет поджидать в безопасности своего часа, словно ожерелье или пистолет, то, что можно при случае использовать, а после этого отложить в сторону."
Дункан потянулся к костру и поворошил палкой в огне. Пламя взметнулось кверху, и столб искр взлетел к шелестящей черноте листвы. Ночью стало чуть прохладнее, но влажность все так же давала себя знать, и человеку было не по себе, и он был немного испуган.
Дункан запрокинул голову и вгляделся в усеянную искрами темноту. Звезд не было видно - их закрывала густая листва. Ему недоставало звезд. Было бы лучше, если бы он мог их увидеть.
Наступит утро, и ему придется возвращаться. Придется бросить это: охота стала невозможным и даже глупым предприятием.
И все же он знал, что не сдастся. Где-то в трехдневном пути он принял вызов и поставил перед собой цель. Он знал, что наступит утро и он пойдет дальше. Им двигала не ненависть, не месть, не страсть к трофеям, даже не инстинкт охотника, заставляющий гнаться за животным, которое больше, удивительнее и опаснее всех, что убивали люди до него. Его вело нечто большее - странная связь, которая переплела существование Циты с его собственным.
Он протянул руку, подобрал ружье и положил на колени. Ствол тускло поблескивал при свете костра; он провел рукой по стволу, как мужчина может провести по шее женщины.
- Господин, - произнес голос.
Голос его не испугал, потому что слово было произнесено тихо, и на мгновение он забыл, что Сипар умер - перерезал горло с улыбкой на губах.
- Господин?
Дункан напрягся.
Сипар был мертв, никого не было рядом, и все же кто-то обращался к нему, а во всем лесу было лишь одно существо, которое могло с ним говорить.
- Да, - отозвался Дункан.
Он не пошевельнулся. Он просто сидел, и ружье лежало у него на голенях.
- Ты знаешь, кто я?
- Я полагаю, что ты Цита.
- Ты был храбрый, - сказала Цита - это была именно она. - Ты хорошо охотился. И нет позора, если ты уйдешь. Почему ты не идешь назад? Я обещаю что не трону тебя.
Она была здесь, где-то перед ним, в кустах за костром, почти точно по другую сторону костра, - сказал себе Дункан. - Если сделать так, чтобы она продолжала говорить, может, даже выманить ее…
- Зачем мне уходить? - спросил он. - Охоту нельзя кончить, пока не убьешь того, за кем охотишься.
- Я могу убить тебя, - сказала ему Цита. - Но я не хочу этого делать. Убивать плохо.
- Правильно, - согласился Дункан. - Ты очень чувствительная.
Наконец-то он точно определил, откуда исходит голос. Он мог позволить себе поиронизировать.
Большой палец скользнул по металлу, перевел затвор на автоматическую стрельбу, и Дункан подогнул под себя ноги так, чтобы можно было одним движением вскочить и выстрелить.
- Почему ты охотишься за мной? - сбросила Цита. - Ты чужой в моем мире, и у тебя нет права охотиться на меня. Вообще-то я не возражаю, это даже интересно. Как-нибудь мы снова устроим охоту, когда я буду готова. Тогда я приду и скажу тебе, и мы потратим день или два на охоту.
- Конечно, устроим, - бросил Дункан, вскакивая. Одновременно он нажал на курок, и ружье заплясало в бешеной ярости, выплевывая сверкающую струю ненависти и смерти, несущуюся к кустам. - В любой удобный для тебя момент! - ликующе кричал он. - Я приду и буду охотиться на тебя! Ты лишь намекни, и я брошусь по твоим следам! Может, я даже убью тебя! Как тебе это понравится, тварь?
Он не спускал пальца с курка и не распрямлялся, чтобы пули не ушли вверх, а распилили жертву у самой земли, и он поводил стволом, чтобы прочесать большую площадь и обезопасить себя от возможной ошибки в прицеле.
Патроны кончились, ружье щелкнуло, и зловещая трель прервалась. Пороховой дым мирно струился над костром, запах его сладко щипал ноздри, и слышно было, как множество маленьких ножек бежало по кустам, как будто тысячи перепуганных мышат спасались от катастрофы.
Дункан отстегнул от пояса запасную обойму и вставил ее вместо использованной. Затем он выхватил из костра головешку и стал яростно размахивать ею, пока она не вспыхнула ярко и не превратилась в факел. Держа ружье в одной руке и факел в другой, он бросился в кусты. Мелкие зверюшки метнулись в стороны.
Он не нашел Циты. Он нашел лишь обожженные кусты и землю, истерзанную пулями, да пять кусков мяса и шерсти, которые принес с собой к костру.
Теперь страх окружал его, держался на расстоянии вытянутой руки, выглядывал из тени и подбирался к костру.
Он положил ружье рядом с собой и постарался дрожащими пальцами сложить из пяти кусков мяса и шерсти то, чем они были раньше. "Задача не из легких", - думал он с горькой иронией, потому что у кусков не было формы. Они были частью Циты, а Циту надо убивать дюйм за дюймом - ее не возьмешь одним выстрелом. В первый раз ты выбиваешь из нее фунт мяса, во второй раз снова - фунт или два, а если у тебя хватит патронов, ты уменьшить ее настолько, что в конце концов можешь и убить. Хоть и не наверняка.
Он боялся. Ему было страшно. Он признался себе, что ему страшно, и видел, как трясутся его пальцы, и он стиснул челюсти, чтобы унять стук зубов.
Страх подбирался все ближе. Первые шаги он сделал, когда Сипар перерезал себе горло - какого черта этот идиот решился на такое? Тут нет никакого смысла. Он размышлял о верности Сипара, и оказалось, что тот был предан существу, мысль о котором Дункан отбросил как нелепость. В конце концов, по непонятной причине - непонятной только людям - верность Сипара была верностью Ците.
Но для чего искать объяснений? Все происходившее было бессмыслицей. Разве есть смысл в том, что преследуемый зверь идет к охотнику и говорит с ним? Хотя этот разговор отлично вписывался в образ животного, обладающего разумом только в критические моменты.
"Прогрессивная приспосабливаемость", - сказал себе Дункан. Доведите приспосабливаемость до крайней степени, и вы достигнете коммуникабельности. Но может быть, сила приспосабливаемости Циты уменьшается? Не достигла ли Цита предела своих способностей? Может быть и так. Стоило поставить на это. Самоубийство Сипара, несмотря на его обыденность, несло на себе отпечаток отчаяния. Но и попытка Циты вступить в переговоры с Дунканом была признаком слабости.
Убить его стрелой не удалось, лавина не принесла желаемых результатов, ни к чему не привела и смерть Сипара. Что теперь предпримет Цита? Осталось ли у нее хоть что-нибудь в запасе?
Завтра он об этом узнает. Завтра он пойдет дальше. Теперь он не может отступить.
Он зашел слишком далеко. Если он повернет назад, то всю жизнь будет мучиться - а вдруг через час или два он бы победил? Слишком много вопросов, слишком много неразгаданных тайн, на карту поставлено куда больше чем десяток грядок вуа.
Следующий день внесет ясность, снимет тягостный груз с плеч, вернет ему душевное спокойствие.
Но сейчас все было абсолютно бессмысленно.
И не успел он об этом подумать, как один из кусков мяса с шерстью будто ожил.
Под пальцами Дункана появились знакомые очертания.
Затаив дыхание, Дункан нагнулся над ним, не веря своим глазам, даже не желая им верить, в глубине души надеясь, что они обманули его.
Но глаза его не обманули. Ошибиться было нельзя. Кусок мяса приняли форму детеныша крикуна - ну может, не детеныша, но миниатюрного крикуна.
Дункан откинулся назад и покрылся холодным потом. Он отер окровавленные руки о землю. Он спрашивал себя, чем же были другие куски, лежавшие у огня.
Он попытался придать им форму какого-нибудь зверя, но это не удалось. Они были слишком изуродованы пулями.
Он собрал их и бросил в огонь. Потом поднял ружье и обошел костер, уселся спиной к стволу, положив ружье на колени.
Он вспомнил топоток маленьких лап, - словно тысячи деловитых мышат разбегаются по кустам. Он слышал их дважды: один раз ночью у водоема, и сегодня ночью снова.
Что же такое Цита? Разумеется, она не имеет ничего общего с обычным зверем, которого - он считал, что выслеживает.
Зверь-муравейник? Симбиотическое животное? Тварь, принимающая различные формы?
Шотвелл, который в таких делах собаку съел, может, и попал бы в точку. Но Шотвелла здесь нет. Он остался на ферме и, наверное, беспокоится - почему не возвращается Дункан.
Наконец сквозь деревья просочился рассвет - мягкий, рассеянный, туманный и зеленый, под стать пышной растительности.
Ночные звуки затихли и уступили место звукам дня - шуршанию невидимых насекомых, крикам скрывающихся в листве птиц. Где-то вдали возник гулкий звук, словно толстая бочка катилась вниз по лестнице.
Легкая прохлада ночи быстро растаяла, и Дункана обволокла влажная жара - безжалостная и неутомимая.
Идя кругами, Дункан нашел след Циты ярдах в ста от костра.