Я осторожно осматривался. Паранойя, уговаривал я себя. Что ж ты не угомонишься никак, старый вояка, стыдил я себя… В густой тени пограничного офиса пряталась сувенирная лавка. Покупательницей была пожилая дама, которая, присев прямо на прилавок, рассеянно перебирала подушки со значками. Симпатичная такая старушка, крохотная, но довольно пышных форм, в вязаной панаме кораллового цвета, прикрывающей жидкие седые кудри, в льняных брючках и парусиновых туфлях. Не о ней ли говорил мой спутник, намекая на слежку? Она-то как раз и смотрела на меня - в открытую разглядывала, вполне бесцеремонно. Или я заинтересовал пожилую даму просто как мужчина?
- Так в чем же дело, дружок?
- Я не гид, - застенчиво признался странный человек. - Вы, Макс, наверное, не поняли. Это ведь я во всем виноват.
- В чем?
- Хотя бы в том, что вы приехали в эту страну. Это я вас сюда вызвал.
Сумасшедший? Или они здесь так развлекаются? Я посмотрел на него внимательно. Я плохо на него посмотрел, не лучше того профессионального наблюдателя, который позаимствовал у Джека Лондона авторские права на свою национальность. Даже переложил на всякий случай чемодан из правой руки в левую: правая у меня ударная.
- Разумеется, - приветливо кивнул я ему. - Все в порядке, дружок, я же не против.
Он избегал моего взгляда.
- Смеетесь, Макс. Правильно, я бы тоже на вашем месте смеялся. Жаль, что почти не осталось времени поговорить… - Собеседник внезапно прервался и остро взглянул вверх. - Те, которые на нас смотрят, спустятся на вертолете, - он показал пальцем. - Оттуда.
- Вертолет тоже вы вызвали?
- Нет, вертолет вызвали те, кто нас сейчас подслушивает.
Ого, подумал я. Мания преследования. Забавно началось утро, нельзя не признать. Впрочем, этому человеку, вероятно, нужна помощь, а я тут шутки шучу вместо того, чтобы отстегнуть от плеча телефон и срочно позвать более компетентных собеседников…
- Да вы не волнуйтесь, - сказал он, - все кончится хорошо. Запомните, пожалуйста, главное. То, что предназначено для вас, находится в камере хранения. Пароль ячейки совпадает с названием клуба, в котором вы мне тогда по морде дали, а номер ячейки - это номер в гостинице, куда я вас тем же вечером спровадил. Ну как, припоминаете что-нибудь? Только не произносите, пожалуйста, ничего вслух.
Ничего я не припоминал, хотя, его лицо и было мне знакомо. Если человек с тобой здоровается, а ты не можешь понять, кто он такой, значит, он в твоей жизни не значил ровным счетом ничего. В твоей прошлой жизни…
- Я дал вам по морде? - спросил я.
- Вот сюда, - он показал, - в скулу. Заслуженно, кстати, влепили.
- И за что?
- Не помните меня? - умилился сумасшедший. - Надо же, как сильно я изменился. Это хорошо. Когда вы меня вспомните, Макс, прошу вас, не бегите сразу в камеру хранения, дождитесь момента истины. Вы ведь космолаз, вы все поймете правильно. То, что предназначено для вас - ваше и только ваше, но я хочу, чтобы вы не торопились. Не торопитесь, Макс.
Он странно улыбнулся. И наши взгляды наконец встретились. В глазах его была смертельная тоска.
- Вы все поймете правильно… - успел повторить он, прежде чем разговор кончился.
Звук возник резко, внезапно, заполнив собой мир, и пришел этот звук с неба. И еще - ураганный ветер. Рев двигателя. Я поднял голову - на аллею, едва не срезая лопастями пальмы, опускался могучий штурмовой "Альбатрос". На пятнистом корпусе не было ни опознавательных знаков, ни номера, была только невразумительная буква "L". Очевидно, геликоптер подкрался, используя новейшую акустическую и оптическую защиту. А потом что-то произошло, словно искра соскочила со лба винтокрылой машины, оставив в воздухе невесомую паучью ниточку, и земля под ногами дрогнула, и стало невероятно свежо, именно так, как всем хотелось в это насыщенное солнцем утро, порыв ветра сделал изображение расфокусированным, плоским, свет разъедал глаза, как кислота, но не нашлось сил, чтобы просто прикрыть веки, зато звуки приобрели очерченность, контрастность, и еще было странное ощущение в горле и в груди, потому что вдруг оказалось, что я перестал дышать, и тогда я вспомнил, что все это со мной уже случалось, когда в Шарм-эль-Шейхе наша группа поймала импульс диверсионного парализатора. Мысли текли медленно, как клей из опрокинутой банки. Эти тоже сбросили парализатор, медленно подумал я. Кто "эти"? С борта геликоптера один за другим спрыгивали безликие пятнистые фигуры, их прыжки были такими же тягучими, как мои мысли, как все вокруг. А потом я упал.
Мир повернулся набок, и стал виден гарпун антенны, воткнувшийся в газон - между киоском мороженщика и цветочными часами. Ага, вот откуда в пространство ушли вибрации, заморозившие любое живое движение в радиусе десяти метров! Мороженщик лежал, вывалившись из двери своего киоска. Лежал старик, занимавшийся на газоне физкультурой. И только мой знакомый параноик, которого я не успел сдать дежурным психиатрам, удирал прочь. Он бежал нестерпимо медленно, высоко задирая локти. Неужели есть люди, неторопливо размышлял я, на которых парализатор не действует? Чудеса. Такому бы в антитеррористических отрядах служить, а не развлекать туристов в этом провинциальном рае… Одна из безликих фигур отработано присела на колено, прицеливаясь из вакуум-арбалета. Сверкающая черта бесшумно пронзила воздух. Бегущий по площади человек взмахнул руками и опрокинулся на спину.
Движение еще замедлилось, хотя, казалось бы, куда уж больше. Кто-то уносил подстреленное тело с асфальта и затем грузил его за руки за ноги в геликоптер. Кто-то выдергивал из земли антенну, кто-то обыскивал, переговариваясь по радиоселектору, лежащего на земле свидетеля и его багаж (свидетелем был я), наконец - прощально взревели моторы, и все звуки разом стихли, как будто штепсель из розетки выдернули. И все вокруг остановилось. Не осталось ничего, кроме моих слабо шевелящихся мыслей, а потом остановились и они.
ГЛАВА ВТОРАЯ
- Я читал роман одного русского, по фамилии Жилов, - сказал лейтенант. - Он над нами немножко посмеялся. Вы имеете к этому писателю какое-то отношение?
- Вы подозреваете всех русских, - уточнил я, заставив деревянные губы двигаться, - или только тех, кто с фамилией Жилов?
- Ну что вы! - расцвел он улыбкой. - Русских я обожаю, сумасшедшая нация. Когда ООН сняла блокаду, к нам приехало много добровольцев из России, и большинство здесь осело. И, между прочим, не одна молодежь. Вы читали Дмитрия Фудзияму?
- Да как вам сказать…
- А я, знаете, люблю его книги, жаль только, ничего нового он давно не издавал. Так вот, старик теперь живет у нас. Не помню его настоящую фамилию, очень сложные у вас фамилии… в общем, Дмитрий здесь поселился основательно, купил дом, и, по-моему, этот факт знаменует собой некую закономерность… Нет, нет, сумасшедшая нация! И Жилов ваш был сумасшедший, я о романисте, иначе не принял бы участие в нашей революции. Вы помните, как он описал наш город?
- Я не читаю путеводителей.
- Путеводитель! - хохотнул полицейский. - Это вы хорошо выразились, надо будет рассказать ребятам на активе…
В боксе я лежал один, да и во всем госпитале, насколько я понял, больных было мало. В этом городе не любили болеть. Я тоже терпеть не мог болеть, но мне сказали: "Лежите", и я выполнял. Спазмов больше не было, разговаривать и даже мыслить я мог уже вполне свободно. Слух, нюх и прочие чувства вернулись, и вместе с ними вернулось чувство полной ненужности происходящего. Время текло мимо распластавшегося на простыне тела… Не знаю, кто допрашивал остальных свидетелей. Меня развлекал вот этот вот начитанный толстяк. Или, наоборот, я его развлекал?
- Хорошо, что вы не читали ту книжку, - продолжал лейтенант. - Я говорю о "Кругах рая". Иначе у вас сложилось бы неправильное мнение о работе местной полиции, вернее, сложилось бы мнение, что никакой полиции здесь нет вообще. И не помогли бы никакие ссылки на то, что дело было до революции. Просто у полиции рук на все безобразия не хватало.
- Вредная книжка, - согласился я. - Мне стыдно, что я тоже Жилов.
Он опять хохотнул.
- Шутите? Это признак здоровья. Русские умеют по-настоящему шутить над собой.
В дверь просунулось маленькое веснушчатое лицо, утонувшее в красно-зеленой форменной панаме, и сообщило неожиданным басом:
- Товарищ лейтенант, сюда едет Вивьен. Только что был звонок.
- Спасибо, Лесо.
- Вивьен передает привет Максу. Макс - это он?
- Это он, - откликнулся я.
Мой офицер привстал и поправил форму.
- Вот и начальство проснулось. Вы что, знакомы с Виви?
- С кем только я не знаком на нашей планете.
- Тогда не сочтите за бестактность… - несмело проговорил он. - Думаю, что вы имеете прямое отношение к упомянутому мной человеку, который столько сделал для нашей страны.
- А сам вы, кстати, не имеете отношения к одному знаменитому ученому? - поинтересовался я у него, меняя тему. - Который, помимо прочего, изобрел телеграф. Тоже был русский, правда, давно умер. Вашего прапрапрадедушку случайно не Павлом звали?
Лейтенант носил звучную фамилию Шиллинг и был, вероятно, неплохим мужиком, хоть и не знал ничего про своего именитого тезку Павла Львовича, великого русского изобретателя. Был он лет сорока, и еще был он упитанным, улыбчивым и разговорчивым. Но главной его достопримечательностью был огромный, своеобразной формы нос, висящий меж круглых красных щек, ну точно как… тьфу! Что за пакостные сравнения лезут в стариковскую голову?
- Мои прапрапрадедушки выращивали маслины, - с сожалением ответил он. - И сам я выращивал маслины, пока друзья не уговорили меня стать полицейским…