Он приник к окуляру - пятнышко увеличилось и превратилось в объемную картинку. Объект, на который была нацелена камера, лежал среди щебенки, пятеро казусных фигурок подступали к нему.
И еще одна фигурка, небольшая в сравнении с остальными, пряталась позади другой кучи щебня.
- Удмурт! - констатировал Десадо. - Они послали Ву... - он выпрямился, почесал нос, еще раз глянул в окуляр.
- Надо идти туда. Обязательно.
Гудение стало невыносимым. На вершине кучи Чичеллино оглянулся. Обрубок-наездник разинул рот. Воздух заструился, будто Чина мимолетно взглянул на солнце - лучи полыхнули, вокруг задрожали слепящие световые кольца. Затрещало, щебенка под ногами Чичеллино осыпалась в тот момент, когда он протянул руки к нижней перекладине лестницы.
Он упал на спину и съехал вниз. Казусы, один из которых, скорее всего, был телекинетиком, ковыляли к нему. Чина окончательно перетрусил, достал пистолет и поднял его дрожащей рукой. Чезарио не знал, как действует пистолет, он не любил, даже боялся оружия. Казусы приближались, Чина хорошо видел их лица, слышал вопли:
- Жратьхочужратьдайпожрать!
Пистолет выстрелил бесшумно, размытые полосы, расходясь веером, протянулись над головами казусов.
Наездник снова загудел, и тогда из-за другой опоры прилетела стрелка и пронзила его шею.
В кабинете заброшенного филиала Десадо отпрянул от окуляра.
- Ву следит за Пигмалионом, - прокомментировал он. - Не дает казусам Барвисто его поймать. Что это значит? - Он сморщился. - "Вмешательство" ведет свою игру. Они не знают точно, за чем пришел Пигмалион, но хотят узнать. Ву будет следить за ним, пока Пигмалион не найдет Никотин, потом свяжется с руководством и получит инструкции. А в инструкциях будет сказано: убить, забрать и доставить к ним. Этого допустить нельзя? Да.
Чина встал, удивленно моргая. Казусы растеряно топтались на одном месте, детина, на плечах которого раньше сидел наездник, стонал, ощупывая мертвое тело у своих ног и, кажется, даже плакал.
Кто это здесь помогает попавшим в беду путникам? Чичеллино еще раз огляделся и, пока казусы не опомнились, побежал вокруг опоры - щебень осыпался, теперь он не мог дотянуться до лестницы. Он слишком долго пробыл на одном месте. Мучительно хотелось вернуться, чтобы собрать оставленные частички своей личности, но Чина бежал, не оглядываясь.
Ву выбрался из-за укрытия и подошел к казусам, растерянно мычащим над мертвым наездником. Самый разговорчивый из них оглянулся и увидел невысокого человека с длинной раздвижной трубкой в руках. На плече Ву висел рюкзак, почти такой же, как у Чина.
- Ктоубилмалыша? - с тоской спросил Разговорчивый. Наездник был единственным в их компании, которому гало-бомбардировка подарила способность сбивать взглядом ворон и двигать небольшие предметы на расстоянии. Остальные заполучили букет патологических отклонений.
Ву молча глядел на него. Необычно работающий мозг удмурта наполняла череда слепящих образов, сквозь сумбур которых льдисто сверкал заложенный секретарем "Вмешательства" алгоритм: следить за объектом, убить объект, доставить в главный офис "Вмешательства" то, что найдет объект.
- Дашьпожрать? - спросил Разговорчивый.
Ву раскрыл рюкзак и бросил на землю пакет с сухарями. В его мозгу вспыхнула жгучая, немилосердно яркая картина жизни: прерии, стадо крупных животных, он сам, с птичьими перьями в волосах, сидящий на другом, более изящном и послушном животном, с луком в руках... Глаза будто перевернулись, зрачки смотрели внутрь головы, туда, где под черепными сводами над иссеченной трещинами равниной его мозга выкатывался шар солнца, а Вонтесума продолжал гнать стадо... Нить-алгоритм изогнулась и прожгла картину, которая тут же потеряла объем, стала плоской и рассыпалась клочьями. Ву с трудом возвратился к реальности Барвисто и проблеме с казусами. От нити уже отстреливались мерцающие дорожки, каждая заканчивалась паутинкой, сцепившейся с другой паутинкой, они распространялись, то сходясь в мерцающие озерца мыслей, то разбегаясь никуда не ведущими ассоциациями, тупиковые веточки гасли или возвращались обратно к дорожке-алгоритму, и сквозь тихий шелест, как от дождя, связные мысли оформлялись словами: помощники не помешают... они глупы... подкупить...
Разговоры давались Ву с трудом, интонационные паузы он вообще не воспринимал. Удмурт долго соображал, прежде чем сказать:
- Еды еще хочешь?.. - Он обращался к Разговорчивому, признав в нем старшего.
Казусы уже рвали пакет и хрустели сухарями, позабыв о мертвом наезднике.
- Едыдайхочу, - невнятно откликнулся Разговорчивый, разгрызая сухарь.
- Надо отработать, - заявил Ву.
- Работатьнетдайеды... многодай.
- Работать - да еда после работы слушай внимательно слушаешь? - я сейчас уйду вы останетесь здесь дождетесь меня я вернусь скажу вам что делать когда сделаете получите много еды это ясно?
Разговорчивый замер с открытым ртом, обдумывая предложение.
- Питьчто? - спросил он и ткнул пальцем в разорванный пакет на своей ладони. - Здесьждатьсухопитьчто?
У голове Ву очередная дорожка расплескалась кляксой деполяризации, тускло высветив картинку-образ: он сидит возле костра, замотанный в меха, рядом юрта и рогатые животные... Картинка утвердилась и вытеснила мысли, которые было так трудно превращать в слова. Ву достал из рюкзака фляжку с минеральной водой и швырнул ее под ноги Разговорчивому.
- Ждать тут, - произнес он, чтобы утвердить в бедном умишке казуса последовательность действий. - Я вернусь тогда делать что скажу. После этого - еда много еды. Если вернусь а вас нет - найду и убью как его... - носком изящной, плетеной из тонких кожаных полосок туфли, он ткнул под ребра мертвого наездника и пошел за объектом. Где-то впереди приглушённо лаяли собаки.
Казусы, урча и обмениваясь тумаками, стали делить остатки сухарей. Когда Ву скрылся за опорой, к ним подошли еще трое.
Три с половиной подбежали к Кораблю. Манок догадывался, для чего тот раньше предназначался. От пограничной реки отходил канал с покатыми бетонными берегами. У одного берега пришвартовалась посудина, палубу которой украшала металлическая дуга с буквами: RIVЕR PALAS. Когда-то эти буквы светились разноцветными огнями. На палубе, кроме надстроек и круглой огороженной площадки, был еще шар на подставке, состоящий из множества пятиугольных зеркальных граней. Однажды Манок что-то повернул в трюме Корабля, шар начал вращаться с громким скрипом и посылать во все стороны лучи света. Ена испугалась и даже прекратила петь, Снули, обычно тихий, стал кричать на Манка, Цеп недовольно щурился. Манок разрешил ему сломать это "что-то" в трюме, после чего шар утих.
Цеп, хоть и с Еной на руках, добежал первым. Корабль соединяла с берегом лишь пара длинных узких досок, на палубе Цеп, бросив Ену, повернулся. Грузчик-казус как раз достиг бетонного причала, а Манок и Снули уже мчались по самодельному трапу. Они перескочили на палубу, Цеп ухватился за край трапа. Казус, все еще размахивающий обломком домкрата, зашлепал по доскам. Цеп напрягся, сцепив зубы, рывком провернул доски, развел их в стороны. Взмахнув руками, казус провалился вниз и с головой ушел под воду, чтобы больше не показываться.
Когда Цеп втянул трап на палубу, Снули уже собирал дерево для костра, а Манок зубами срывал клапан с пакета. Цеп помог Снули дотащить самую длинную доску, сломал ее о колено и посмотрел на Ену. Она сидела чуть покачиваясь, губы шевелились. Над палубой звучала тихая песенка без слов. Цеп постоял, прислушиваясь - в песенке было что-то завораживающее - Манок окликнул его:
- Чего встал?
Цеп мотнул головой и принялся разжигать костер.
Манок, отложив раскрытый пакет, достал из-за пазухи электронную библиотечку. Ныряя в люк, он зацепился за что-то панелью, теперь пьезо-элемент отскочил и висел на двух проводках. Манок вернул батарейку на место, проверил, работает ли библиотечка, и громко выругался.
- Разряжается, - пояснил он, когда Снули с легким испугом взглянул на него. - Скоро отключится. Надо другую батарейку искать...
Снули вздохнул. В Корабле, где хватало всякой всячины, батареек они не нашли. За ними надо подниматься в Верхний, чего он делать не любил, в отличие от Манка, движимого естественнонаучным любопытством, и Цепа, которому было безразлично, где добывать хлеб насущный. В Корабле было много соленых орешков и пустых стеклянных бутылок, которые иногда удавалось сменять у казусов на что-нибудь ценное. Попадались и полные бутылки, но если употребить их содержимое, станет так плохо, что Манок запретил пить из них.
Курицу делил Манок. Ему и Цепу достались самые большие куски, а Ене - самая нежная часть грудинки. Снули довольствовался атрофированными крылышками. Он с хрустом разгрызал их, бездумно уставившись на очки Манка с тонкими дужками. Линзы золотыми кругами поблескивали в лучах солнца. Под бортами Корабля воды канала рябили желтым, синим и зеленым.
Манок, привалившийся спиной к ограждению палубы, приказал Цепу:
- Принеси штуку. Может, в этот раз получится?
Цеп с хрустом перекусил косточку, встал и скрылся в палубном люке.
Манок пригладил свои длинные темные волосы.
- Эта штука должна работать. Я что-то неправильно делаю.
- Мне от нее страшно, - заявил Снули.
Манок взглянул на Снули, потом на Ену, очень похожих друг на друга - оба почти лысые, с белесым пушком на круглых, гладких головах. Цеп тоже не отличался волосатостью, но голову имел шишкастую, с мощным затылком и низким лбом. У Цепа уши маленькие, прижатые к черепу, а Снули - совсем лопоухий. Манок, втайне гордившийся своей шевелюрой, поплевал на ладонь и еще раз пригладил волосы.