Марго, его жена, была безжалостно изрублена на куски, и он видел как его друг Джек Саутер покидал их дом. И хотя ему показалось, что пятна на одежде Джека подозрительно похожи на кровь, он оказался абсолютно не готов к тому, что обнаружил в разгромленной комнате. Ему понадобилось какое-то время, чтобы опознать Марго в кусках мяса, разбросанных по всему полу.
– Нет, – сказал Чандлер адвокату, – конечно, я был потрясен. Хуже всего было следующей ночью, когда раздался стук в дверь. Я открыл, и на пороге стоял Джек. Он пришел просить прощения. Я, ну… я покончил с этим. Говорю Вам, я был одержим, и это все.
– А я говорю вам, что защита не сможет воспрепятствовать вашей казни, – заявил адвокат. – И это тоже все.
В последнее время пятерых или шестерых преступников наказали за симуляцию одержимости. Чандлеру был знаком этот ритуал. В какой-то мере он даже мог это понять. В течение последних двух лет мир распался окончательно. Настоящий враг был вне досягаемости. А в это время любой гражданин мог внезапно вернуться в первобытное состояние, но, будучи пойманным, вдруг опять стать самим собой, испуганным и изнуренным. Необходимо было найти способ нанесения ответного удара. Но враг оставался невидимым. "Симулянты" служили просто козлами отпущения, наказать больше было некого.
Когда-то каждый в мире занимался своим делом, прекрасно осознавая, что может совершить ошибку, но все-таки утешал себя мыслью, что эта ошибка будет его собственной. Но в один прекрасный день у людей отняли это утешение, и любой человек в любом месте мог вдруг обнаружить, что он творит зло, кому-то подвластен помимо своей воли и не может остановиться.
Демоны? Марсиане? Никто не знал, кем были те, кто вторгался в людские тела: существами из другого мира или джиннами из бутылки. Люди знали только то, что они беспомощны перед этой силой. Чандлер поднялся, пнул ногой пакет из-под сандвичей и грязно выругался.
Он начал постепенно выходить из состояния шока, который охватил его вначале. "Придурок", – сказал он сам себе. У него не было определенной причины ругать себя, но, как и всему миру, ему требовался козел отпущения: почему бы этим козлом не назначить себя самого? "Придурок, – повторил он, – ты же знаешь, что они собираются тебя шлепнуть".
Он потянулся всем телом и проделал несколько резких вращательных движений руками посреди комнаты. В тишине слышалось похрустывание суставов. Ему требовалось прийти в себя и поскорее начать думать. Через четверть часа или меньше того суд возобновит заседание, и с этого момента начнется его неуклонное и стремительное приближение к могиле.
Лучше делать хоть что-нибудь, чем не делать ничего. Чандлер осмотрел окна своей импровизированной камеры. Они находились высоко и были забраны решетками. Стоя на столе, он мог видеть ноги людей, проходящих мимо. Мысль о побеге через окно пришлось отбросить сразу. Чандлер не знал никого, кто мог бы передать ему напильник. К тому же времени явно не хватало. Внимательно осмотрев дверь, ведущую в зал, Чандлер задумался. В принципе существовала возможность, когда охранник откроет дверь, выскочить, нокаутировать его и побежать… Только куда?
Помещение, в котором он находился сейчас, было складом спортивных снарядов и располагалось в конце зала.
Через зал можно было попасть на лестницу, а лестница вела прямо в зал суда. "Вполне вероятно, – подумал Чандлер, – что есть еще одна лестница, которая ведет в другую комнату". В конце концов, на что же еще шли налоги, которые он выплачивал все эти годы, если не на строительство школ с более чем одним выходом на случай пожара? Но, к сожалению, Чандлер не удосужился запомнить путь, которым его сюда вели.
Кстати, охранник был вооружен пистолетом. Чандлер приподнял край стола и попытался раскачать одну из его ножек. Но безуспешно. "Да, по крайней мере, эта часть моих налогов потрачена недаром, – криво усмехнулся он. – Стул? Смогу ли я разбить стул, чтобы сделать дубинку и с ее помощью завладеть оружием охранника?"
Но прежде, чем он успел подойти к стулу, открылась дверь и вошел адвокат.
– Прошу прощения, я опоздал, – отрывисто произнес он. – Как ваш защитник, должен сказать вам, что они обвиняют вас в нанесении телесных повреждений. Насколько я могу судить…
– Ну и что? – перебил Чандлер. – Я и не отрицал факты. Что еще они хотят доказать?
– О, Боже! – воскликнул адвокат, хотя и не слишком громко, чтобы не показаться обиженным. – Ну неужели мне опять надо повторять все сначала? Ваше заявление об одержимости явилось бы оправданием, если бы это случилось где-нибудь в другом месте. Мы знаем, что такие явления существуют, но мы также знаем, что они придерживаются определенной схемы. Некоторые области обладают как бы иммунитетом к ним – медицинские учреждения и, в частности, фармацевтические заводы входят в их число. Обвинение доказало, что все это произошло на фармацевтическом заводе. Я советую вам признать себя виновным…
Чандлер присел на край стола. Нужно было все обдумать.
– Поможет ли мне все это? – спросил он.
Адвокат задумался, глядя в потолок:
– Нет.
Чандлер кивнул:
– Тогда о чем еще говорить? О том, где были вы и где был я в ту ночь, когда Президент стал одержимым?
Защитник немного помолчал, не желая показывать свое раздражение.
Снаружи торговец с лотком рекламировал свои амулеты:
– Бусы Святой Анны! Ведьмины узлы! Французский чеснок, лучший в городе!
Адвокат покачал головой.
– Хорошо, – сказал он. – Это ваша жизнь. Мы сделаем, как вы хотите. В любом случае, время вышло, сержант Гранц может войти в любую минуту.
Он закрыл свой портфель. Чандлер не пошевелился.
– В конце концов, времени у нас мало, – добавил защитник, проклиная Чандлера и всех симулянтов вообще, но не желая этого высказывать. – Гранц не любит медлить.
Чандлер нащупал маленький кусочек сыра на столе, медленно положил его в рот и стал рассеянно пережевывать. Адвокат наблюдал за ним. Вдруг он бросил быстрый взгляд на свои часы.
– О, черт! – воскликнул он, подхватил свой портфель и пнул дверь ногой. – Гранц! Что с тобой? Ты что, уснул?
Чандлер произнес присягу, назвал себя и признал справедливость всего сказанного свидетелями. Лица всех присутствующих были обращены к нему. Но он не мог прочесть в них ни ненависти, ни сочувствия. Их было слишком много, и все смотрели на него. Присяжные выглядели как мумии – мертвые свидетели на поминках живого. Только старшина присяжных в своей смешной шляпке проявляла признаки жизни, тревожно поглядывая на Чандлера, на судью, на своего соседа и на людей в зале.
Возможно, это был хороший знак. В конце концов ее взгляд не казался таким застывшим и осуждающим, как у остальных.
Адвокат задал вопрос, которого ждал Чандлер.
– Расскажите нам своими словами, что произошло.
Чандлер открыл рот и не произнес ни слова. Странно, но он забыл, что хотел сказать. Он проигрывал эту ситуацию много раз, но сейчас все как будто стерлось из памяти. Ему удалось пробормотать лишь несколько жалких фраз:
– Я не делал этого. То есть, действия были мои, но я был одержим. Это все. Другие совершали худшее при тех же обстоятельствах и были выпущены на свободу. Фишера оправдали после убийства семьи Леонардов, а Драпера – после того, что он сделал с сыном Клайна. Джек Саутер, который сидит вон там, остался на свободе после убийства моей жены. Их нужно было оправдать. Они не владели собой. Кто бы ни был тот, кто управляет людьми в такие моменты, с ним нельзя справиться. Я знаю. Боже мой, мы не в состоянии бороться с ними!
Его слова не подействовали. Выражение лиц не изменилось.
Старшина присяжных теперь изучала содержимое своей сумочки; она аккуратно вынимала каждый предмет, внимательно рассматривала, опускала обратно и вынимала следующий. Но иногда она посматривала на Чандлера, и выражение ее лица не было, по крайней мере, враждебным. Он добавил, обращаясь к ней:
– Это правда. Что-то двигало мной. Кто-то другой. Я клянусь в этом перед всеми вами и перед Богом.
Обвинитель даже не счел нужным задать ему вопросы.
Чандлер вернулся на место, сел, и следующие двадцать минут пронеслись для него, как мгновение – они спешили покончить с ним. Чандлер даже не мог предположить, что судья Элиторп способен говорить так быстро. Присяжные поднялись и шеренгой выбежали из зала. Казалось, они мчатся галопом. Миг, и они уже возвращались. "Слишком быстро! – хотелось воскликнуть Чандлеру. – Время мчится слишком быстро". Но он знал, что это только его ощущение, и двадцать минут состояли из полных двенадцати сотен секунд. Вдруг время оборвалось.
Словно компенсируя свою прежнюю стремительность, оно застыло на месте. Судья попросил суд присяжных огласить приговор, и прошла целая вечность, прежде чем женщина, старшина присяжных, поднялась. Она выглядела немного взъерошенной и поглядывала на Чандлера с лучезарной улыбкой. Действительно, женщина выглядела как-то необычно, это ему не чудилось, она рылась в своей сумочке в поисках листка с приговором и как будто едва сдерживалась, чтобы не засмеяться.
– Вот он! – воскликнула она с триумфом и помахала бумагой над головой. – Теперь давайте посмотрим. – Она поднесла ее к глазам и прищурилась: – О да, судья. Мы, суд присяжных… и так далее и тому подобное… – Она сделала паузу и подмигнула судье Элиторпу. Глухой ропот пронесся по залу. – Все это чушь, судья, – пояснила она, – тем не менее, мы единогласно, подчеркиваю, единогласно, любовь моя, признали этого сукина сына невиновным. Да! – хихикнула она, – мы думаем, его надо наградить медалью, понятно? А тебе, дорогой мой, надо подойти к нему и поцеловать его, и извиниться. – Она стояла, пьяно покачиваясь и хохоча.
Шепот в зале перерос в крик: