В состоянии сна или бреда - в эфемерном, кажущемся мире - человеку бывает доступно далеко не все. Иногда он не может, например, убежать от того, кто за ним гонится; иногда, наоборот, не в состоянии догнать того, кого он сам преследует. Всегда есть какие-то ограничения. А тут все было просто и естественно. Я стоял на берегу залива, позади был мой дом - при желании я мог оглянуться и увидеть его. Я мог сесть и мог встать, мог протянуть руку и опустить ее. Меня никто не преследовал, и я сам ни за кем не гнался.
И тем не менее я был единственным двигающимся человеком в остановившемся, застывшем мире. Как будто я попал на экран замедленного кинофильма.
Я подошел к воде и с размаху ударил ногой неподвижную волну. Наверное, в моем положении было очень глупо проделывать такой опыт. Я ведь был в домашних туфлях. Мне показалось, что я ударил по каменной стене. Я взвыл, подскочил и завертелся на одной ноге, схватившись за носок другой.
Вода тоже стала не такой, как прежде.
Не помню точно, что я делал после этого. Кажется, метался по берегу, выкрикивая какие-то бессмысленные слова, требуя, чтобы "это" прекратилось, чтобы все сделалось таким, как было. Пожалуй, это был самый трудный момент для меня, и во время этого припадка отчаяния я действительно был близок к тому, чтобы сойти с ума.
Потом я обессилел и, усталый, свалился на песок у самой воды. Ближайшая волна бесконечно медленно шла ко мне. Я тупо смотрел на нее, неподвижно сидя на мокром песке. Медленно-медленно, как расплавленное стекло, она подкатила ко мне - было страшно видеть, как она приближается - и захватила ступни, колени и бедра. Минут десять, наверное, прошло, пока мои бедра оказались в воде, нервы мои опять напряглись, и я чуть не закричал.
Но все окончилось благополучно. Волна схлынула минут через пять, и я остался сидеть в мокрой пижаме.
Потом я почувствовал, что все эти чудеса просто надоели и опротивели мне. То, что случилось, было совершенно необъяснимо - во всяком случае необъяснимо для меня в тот момент, - и поэтому очень противно.
Я поднялся и побрел домой. Мне хотелось укрыться от неподвижных людей в поселке. У меня была тайная надежда, что если я засну, то через некоторое время опять проснусь в мире, который стал движущимся и нормальным.
- Но позвольте, - прервал я инженера. - Когда все это было?
- Двадцать пятого июня этого года.
- Значит, все это вам показалось?
- Нет, не показалось. Все так и было.
- Но ведь я тоже помню двадцать пятое июня. - Я недоверчиво пожал плечами. - Я помню этот день, и многие другие помнят. Может быть, это коснулось только вашего поселка. Но и тогда такое положение не прошло бы незамеченным. Об этом все говорили бы. Что-нибудь появилось бы в газетах.
Инженер покачал головой:
- Только я один и мог это заметить. Но слушайте дальше.
Инженер встречает незнакомца
В нашем саду, справа от калитки, если идти к дому, стоят несколько густых кустов жасмина. В этой заросли спрятана большая будка для собаки. Один мой приятель, уезжая в командировку, оставил у нас на лето немецкую овчарку. Для этого пса мы построили будку, а потом наш знакомый, вернувшись, взял свою овчарку, и будка осталась пустовать.
Весной и летом сыновья используют ее для игры в "индейцев".
Сейчас, идя по дорожке домой, я вдруг увидел, что из будки торчат чьи-то ноги в больших стоптанных и заляпанных сырой землей ботинках.
Как и все владельцы дач, я не люблю, когда в наш сад без спроса заходят незнакомые. Кроме того, я был поражен странной позой этого человека и с удивлением спросил себя, что он может делать там, в будке.
По-моему, я на мгновение даже забыл обо всех невероятных происшествиях этого дня.
Я подошел к кустам и стал смотреть на эти ноги.
И вдруг я услышал человеческий голос. В первый раз за все утро в странном, ни на минуту не прекращающемся шорохе прозвучали настоящие человеческие слова.
- Не надо… Не надо, - бормотал незнакомец.
Потом послышалось несколько ругательств, и опять то же самое:
- Не надо…
- Послушайте, - сказал я, - вылезайте! Вылезайте скорее!
Ноги дернулись, и незнакомец замолчал. Я присел на корточки и потянул его за ботинок со словами:
- Ну, вылезайте скорее. Вы еще не знаете, что случилось!
Незнакомец взглянул на меня и выругался.
Сгорая от нетерпения, я ухватил его ногу обеими руками, напряг все силы и вытащил мужчину из будки.
После этого мы некоторое время остолбенело смотрели друг на друга. Он - лежа на спине, я - сидя возле него на корточках.
Это был плотный коренастый парень лет двадцати пяти или двадцати семи с бледным, нездорового цвета лицом. У него был курносый нос и серые маленькие испуганные глаза.
Глядя на его могучие плечи, я удивился тому, что так легко вытащил его из будки. Наверное, ему там не за что было зацепиться.
- Послушайте, - сказал я, наконец, - что-то такое случилось со всей землей. Понимаете?
Он приподнялся, сел на траве и боязливо посмотрел через редкий забор на шоссе. Отсюда, из сада, видны были неподвижные мужчина и женщина на дороге.
- Вот, - сказал он с испугом. - Смотри.
Затем он перевернулся на живот и попытался снова юркнуть в будку. Я его с трудом удержал.
После этого мы шепотом - не знаю, почему именно шепотом, - стали разговаривать.
- Весь мир остановился, - прошептал я. - И этот странный шорох.
- И на велосипеде, - сказал парень. - Видел того типа на велосипеде?
- Какого типа?
- А там, одного. В майке. Я его свалил.
Выяснилось, что на тропинке, за дачей Мохова, он встретил велосипедиста, неподвижно стоявшего на месте, и сбросил его на землю.
- Зачем вы это сделали? - спросил я и сразу вспомнил, что сам тоже хотел свалить мотоцикл.
- А чего же он? - ответил незнакомец и выругался.
Некоторое время мы просидели возле будки, рассказывая друг другу, что каждый из нас видел.
- А где вы были, когда это все началось? - спросил я.
- Я?.. Тут.
- Где - тут? В саду?
Он замялся.
- Нет… Там, - он махнул рукой по направлению к заливу.
- Ну, где же? На пляже?
Он показывал то в одну, то в другую сторону, и мне так и не удалось добиться, где же застигли его все эти чудеса.
- Значит, все это началось на рассвете, - сказал я.
- На рассвете, - согласился он и выругался.
Вообще он ругался почти при каждом слове, и вскоре я перестал это замечать.
- Ну ладно, - сказал я поднимаясь. - Давайте войдем в дом и съедим что-нибудь. А потом отправимся смотреть, что же произошло. Сходим в Глушково. Может быть, это захватило только наш поселок, а дальше все в порядке.
Я вдруг ощутил очень сильный голод.
Он тоже встал и неуверенно спросил;
- В какой дом?
- Да вот сюда.
Он боязливо огляделся:
- А если поймают?
- Кто поймает?
- Ну, этот… Который тут живет.
- Так здесь я и живу, - объяснил я. - Это наш дом.
На лице у него выразилось смущение. Затем он вдруг рассмеялся:
- Ладно. Пошли.
Все выглядело загадочно - и то, что он не хотел толком сказать мне, где он был ночью, и его неожиданный смех. Но тогда я был в таком состоянии, что не заметил этих странностей.
Пока мы жевали на кухне бутерброды и холодную баранину, он с уважением разглядывал холодильник "ЗИЛ", стиральную машину и стол для мытья посуды.
- Хорошо живешь, - сказал он мне. - Где работаешь?
Я ответил, что на заводе, и в свою очередь спросил, чем он занимается. Он сказал, что работает в совхозе "Глушково". Совхоз находится в восьми километрах от нашего поселка. Там в школе одно время учились мои ребята, и я знаю почти всех рабочих. Этого парня я там ни разу не видел, и поэтому мне показалось, что он соврал.
Когда мы выходили из дома, он угрюмо посмотрел вверх:
- И солнце тоже…
- Что солнце? - спросил я.
- И солнце стоит. - Он показал на тень от дома на дорожке. - Как было, так и есть.
Дом наш поставлен так, что окно моего кабинета и окна детской комнаты выходят на юг, а выходная дверь - на север. По утрам в летнее время около восьми часов, когда я иду на работу, тень крыши проходит через край клумбы с георгинами.
Сегодня, когда я первый раз вышел, чтобы посмотреть на неподвижного мотоциклиста, тень как раз достигла первого куста. Я автоматически отметил это, хотя был очень взволнован.
И сейчас край тени был на том же самом месте, хотя с тех пор прошло не меньше чем два часа.
Получалось, что солнце остановилось.
Вернее, прекратилось вращение Земли вокруг оси.
Было от чего сойти с ума.
Помню, что мы некоторое время топтались, глядя то на солнце, то на неподвижный край тени.
Потом мы все-таки отправились в Глушково. Я вернулся в комнату, сбросил домашние туфли, надел сандалии, и мы пошли.
Даже не знаю, зачем нас туда понесло. По всей вероятности потому, что нам было совершенно невыносимо сидеть на месте и ждать, что же с нами будет дальше. Хотелось как-то действовать.
Кроме того, мы просто не знали, чем же нам теперь заниматься.