- Всю жизнь чувствовал, что за душой у меня есть только душа и никаких других достояний. Но я ее высоко ценю, - возможно, за отсутствием более ценного имущества.
- Людям свойственно самообольщаться, - непреклонно установил Мефистофель.
- К вопросу о вашей душе мы воротимся позже. Нет, я хотел бы приобрести нечто гораздо более примитивное, к тому же не вполне законно вами захваченное. Я говорю о наполняющем вас ощущении благостности.
- Ощущение благостности? Я вас правильно понял?
- Абсолютно правильно. Открою вам маленький секрет, доктор Сток. Генерал-профессор Лесли Говард Гордон известил меня, что моим соседом в полете будете вы, и любезно дал прочитать вашу автобиографию. Несложные вычисления с применением тензорного анализа показали, что вашу судьбу определяет противостояние Венеры Юпитеру, осложняемое бесцеремонным вторжением Марса и диким хаосом проносящегося неподалеку астероидного облака. А ведь от шальных астероидов хорошего не ждать. Короче, эн-мерная матрица вашего бытия засвидетельствовала, что определяющие свойства вашей психики - уныние, подавленность и неверие в свои интеллектуальные способности. Между тем вот уже одиннадцать часов вы пребываете в радужном настроении: у вас радостно блестят глаза, когда вы смотрите в мутную темь океана, будущее - я это хорошо разглядел - предстает вам неправомочно сияющим. Непорядок, не правда ли? Короткое вычисление на моем карманном компьютере установило, что на вас случайно и незаконно снизошло то, что по расположению светил принадлежит не вам, а вашему будущему начальнику Джону Паолини. Добавлю, что лечу на Нио исключительно для того, чтобы ввести Паолини в принадлежащее ему благорасположение. Но поскольку вы…
- Ничего не я! У меня свое настроение, у Паолини - свое. Ничего не имею против того, чтобы оба мы пребывали в добрых чувствах.
Что ученый-астролог, так сильно смахивающий на Мефистофеля, шагает в своих рассуждениях за грань простой логики, Сток понял сразу. Дальнейшая беседа лишь укрепила это убеждение. Астролог пространно доказывал, что количество благоприятных комбинаций светил ограничено и потому число людей, пребывающих в благодушии, не может превзойти предельную для данного времени норму; соответственно, имеется верхний предел и для людей, коим силой небесных светил суждены на эти часы неудачи, горе и дурное расположение духа. В этих условиях очень нежелательны искусственные перепутывания судеб, а это, к сожалению, случается: человек, назначенный на вполне обоснованное уныние, вдруг беспричинно впадает в восторг. Он, профессор Арчибальд Боймер, убежден, что и сам доктор Сток понимает неосновательность своего благодушия и, следовательно, столь же отчетливо должен понимать, что это благодушие, собственно, не его, а чужое и захвачено ценой обделения другого человека добрым настроением.
- Мое доброе настроение основано на личных причинах, - возразил доктор Сток. - Ибо я лечу в место, которое охарактеризовано мне как рай, и буду вести там интереснейшие исследования.
Рожки на висках Мефистофеля встопорщились, чугунные звоны голоса стали глуше.
- Условимся о значении терминов "рай" и "ад". Вам, надеюсь, ясно, что рай для дьявола - ад для святого. Люди - мешанина из святости и чертовщины. Не откажите в любезности сообщить: как вы относитесь к числу "тринадцать"?
- "Тринадцать" для меня счастливое число.
- Значит, черта в вас больше, чем ангела, доктор Сток. Хорошим людям не везет по тринадцатым числам, а плохим тринадцатого все удается. Доктор Сток сделал попытку обидеться.
- Мы с вами еще как следует не познакомились, а вы уже обзываете меня дурным человеком, профессор Боймер!
- Я знаю вас, - хмуро сказал астролог. - На вас бросил взгляд приближающийся к Венере Марс. У Марса тяжелый взгляд, можете мне поверить. Столько зла ждешь от этой зловредной планеты!
3
Доктор Сток заметил, что остальные пассажиры самолета не прислушиваются к его странному разговору с ученым-астрологом, так смахивающим на Мефистофеля. Все молчаливо покоились в креслах, каждый был погружен в раздумье или похрапывал. У тех, кто дремал, лица, освобожденные от предписанных мин, еще сильней становились похожими на рожи закоснелых обитателей тюрем. Доктору Стоку не нравились пассажиры. И если он со внутренним смешком вспоминал забавные разглагольствования профессора Боймера, а сам облик специалиста по экспериментальной астрологии порождал насмешку, то внешность остальных пассажиров вызывала беспокойство: доктору Стоку чудилось, что он попал в скверную компанию.
Стюардесса объявила, что самолет приблизился к месту посадки, но внизу простирался все тот же темный, а сверху казавшийся еще и немного выпуклым океан. Доктор Сток спросил Мефистофеля: где же, собственно, остров? Не на воду же им спускаться!
- Остров сейчас откроют, - проворчал астролог.
Только теперь доктор Сток понял, что самолет давно уже кружится над одним местом в океане: солнце быстро перемещалось справа налево, обходило самолет сзади и снова накатывалось с правого бока. Но внизу по-прежнему ничего не было, кроме выпуклой - дном вверх - чаши темной воды. Астролог счел нужным успокоить Стока:
- Нио прикрыт силовым экраном. Установят, что мы - те, кого ждут, и раскроют объятия. Через час будем в гостинице.
Внизу разлился широкий голубоватый свет. Вначале он был просто шаром сияющего тумана, шар взметнулся из недр океана, вздымался вверх, достиг самолета, окутал самолет, ушел в небо. Под самолетом открылся город нарядных зданий и парков. Самолет сел на желтую гравийную площадку. Пассажиры чинно выходили наружу. К доктору Стоку подошел высокий средних лет мужчина с приветливым лицом и с такой величавой фигурой, что казался древней статуей, сошедшей с пьедестала.
- Меня зовут Спадавеккия, - проговорил он звучным, торжественным голосом.
- Хирон Спадавеккия, если не возражаете, доктор Сток. В гостинице вас ждут. Вы хотели номер тринадцатый, не правда ли? Мы освободили его.
- Я не высказывал желания, чтобы для меня освобождали занятый номер, - заметил доктор Сток.
- Вы объявили, что "тринадцать" у вас счастливое число. Такое объяснение равносильно приказанию. Наша обязанность создавать всем на Нио радость существования.
Доктор Сток поискал глазами Арчибальда Боймера: сказать о тринадцатом числе мог только он. Но профессор экспериментальной астрологии пропал, словно его и не было. Хирон Спадавеккия усадил Стока в роскошный лимузин, сам повел его. Для человека, величественного, как античный бог, он неплохо управлялся с рулем. Гостиница выглядела королевским дворцом, а не обителью случайных приезжих. Номер тринадцатый складывался из трех комнат, не считая ванной, та тоже могла сойти за кабинет: в ней кроме мраморного бассейна стоял диван, столик и два кресла.
- Вы, мне показалось, искали профессора Боймера, - сказал Хирон Спадавеккия. - Ровно в шестнадцать часов вас пригласят в ресторан. Там вы увидите профессора. В ресторане у каждого свой столик. Его номер - одиннадцатый, а ваш…
- Естественно, тринадцатый, - иронически подсказал Сток.
- Вы не ошиблись, - торжественно подтвердил Спадавеккия. - Ресторан, доктор Сток, на Нио служит не только для принятия пищи, но местом встреч. Он вроде единого для всех клуба.
- Единого для всех? На Нио так мало жителей?
- Когда мы говорим "всех", это означает "всех удостоенных особости". У нас много званных, но мало избранных. Кстати, код вашей особости тоже тринадцатый.
- Я, стало быть, отношусь к избранным?
- Совершенно справедливо, доктор Сток, - величаво ответствовал Хирон Спадавеккия и учтиво поклонился.
До шестнадцати оставалось больше двух часов. Доктор Сток с наслаждением поплескался в бассейне, полчасика вздремнул. Переодевшись, он направился в ресторан. Ресторан занимал весь нижний этаж. В обеденном зале стояло около двадцати столиков, но только одно сиденье у каждого столика показывало, что здесь пищу вкушают в одиночестве. Тринадцатый столик поместили у окна. За одиннадцатым, в глубине, уже сидел профессор экспериментальной астрологии. Доктор Сток поклонился, Арчибальд Боймер хмуро моргнул, - это, вероятно, было эквивалентно поклону. За столик номер двенадцать села мужиковатая дама лет тридцати, - впрочем, лицо ее, составленное из одних крупных деталей, уродливым не было. Доктору Стоку даже понравились темные глаза под широкими мужскими бровями и большой красивый рот - полные губы были не то подкрашены багрово-красной помадой, не то обладали природной вампирной окраской. Дама с равнодушием отнеслась к тому, что ее разглядывают, и доктор Сток счел нужным обратить на себя внимание иным способом:
- Доктор Альфред Сток, химическая физика, особость тринадцатая, с вашего разрешения, сударыня.
- Разрешаю, - сказала дама. Приятный, мелодичный голос не очень вязался с грубоватой фигурой и резкими чертами лица. - Протяните мне вашу правую руку, Сток!
Требование было столь неожиданно, что доктор Сток какую- то секунду колебался. Дама наклонилась и, не дотрагиваясь до руки Стока, внимательно ее оглядела. Доктор Сток натужно пошутил:
- Уверяю вас, она чистая.
- Это несущественно. Ваша рука мне подходит, беру ее. Доктор Сток не упустил возможности пошутить:
- Надеюсь, вместе с сердцем? Вы требуете моей руки и сердца, я так вас понял, сударыня?..
- Агнесса Коростошевская. Зачем мне ваше сердце? У меня отличный набор сердец. А рука хорошая. Давно не видела красивых мужских рук. Именно такую я хотела бы иметь для своего ребенка.
Только большим усилием воли Сток не разрешил себе парировать неожиданное предложение какой-нибудь остротой. Он постарался, чтобы новый вопрос звучал серьезней:
- Вы хотите меня в отцы вашего ребенка, Агнесса?