Альден неловко уселся. Кости ломило от сырости и ночного холода, он совершенно окоченел.
Неподалеку лежала, свернувшись в клубочек, Китти. Альден взглянул туда, где накануне спал Эрик, и никого не увидел.
Пораженный, он вскочил на ноги.
- Эрик! - позвал он, резко вскакивая на ноги.
Ответа не последовало.
- Эрик! - крикнул он еще раз.
Китти потянулась и села.
- Его нет, - сказал Альден. - Я только что проснулся и увидел, что он куда-то пропал.
Он подошел к тому месту, где лежал Эрик; трава до сих пор была примята.
Он наклонился, чтобы оглядеть землю, и провел по ней рукой. Травинки пружинили под его пальцами - они уже начинали распрямляться. Похоже, Эрик ушел уже давно. Его не было… Сколько? Час? Два? А может, больше?
Китти встала с земли и подошла ближе.
- Он спал, когда я подходил взглянуть на него, перед тем как ложиться, - растерянно объяснял Альден. - Что-то бормотал во сне, но спал. У него еще был жар.
- Наверное, - отозвалась она, - надо было кому-то из нас присмотреть за ним. Но внешне с ним было все в порядке. А мы оба устали.
Альден оглядел гряду и ничего не увидел - никаких следов пропавшего человека.
- Что, если он заблудился? - предположил он. - Проснулся в бреду. Встал и куда-то пошел.
Если это действительно так, они, возможно, никогда не найдут его. Он мог упасть в воду, ухнуть в болотную жижу или в зыбучий песок. Не исключено, что он сейчас лежит где-нибудь, обессиленный, и тихо умирает.
Альден углубился в густой кустарник, который рос в болотной грязи. Он тщательно обошел вдоль всей гряды, но не обнаружил никаких следов, кроме тех, что он сам оставил накануне. А следы должны были остаться, потому что едва стоило сойти с гряды, как ты сразу же оказывался по щиколотку, если не по колено, в грязи.
Он принялся продираться сквозь кусты, москиты и прочая мошкара с назойливым жужжанием вились над его головой, вдалеке клекотала какая-то птица.
Он остановился передохнуть, помахал руками перед носом, чтобы разогнать надоедливую мошкару.
Клекот не прекращался, но теперь к нему прибавился еще какой-то звук. Он прислушался, надеясь, что звук повторится.
- Альден, - снова послышался крик, такой слабый, что он едва его уловил.
Он выскочил из кустов обратно на гряду. Крик раздавался с той стороны, откуда они пришли накануне.
- Альден!
Теперь он понял, что зовет его Китти, а не Эрик.
Он неуклюже поспешил по гряде на крик.
Китти сидела на корточках на краю тридцатифутового озерца - там, где гряда расступалась и пропускала воду.
Он остановился рядом с ней и посмотрел вниз. Она показывала на след ноги. Он был в стороне от других следов - их собственных, оставленных в грязи накануне и ведущих в противоположном направлении.
- Мы не останавливались, - сказала Китти. - Мы шли без передышки. Это не может быть наш след. Ты ведь сюда не ходил, да?
Альден покачал головой.
- Значит, это след Эрика.
- Оставайся здесь, - велел он.
Он плюхнулся в воду и перешел озерцо вброд, и на другой его стороне заметил следы, направленные в ту сторону, откуда они пришли.
- Эрик! Эрик! Эрик! - несколько раз позвал Альден.
Никто не откликнулся.
Еще через милю он наткнулся на трясину, через которую они перебрались днем раньше - целую милю или даже больше болотной жижи, которая основательно истощила их силы. Здесь, на топком берегу, следы обрывались возле самой кромки моря жидкой грязи и воды.
Он присел на краю трясины и принялся вглядываться в воду, там и сям усеянную кочками, ядовито-зелеными в утреннем свете. И не уловил ни признака жизни, ни шевеления. Лишь однажды рыба (или не рыба, а что-то другое) на миг разорвала воду, и по ней разбежались зыбкие круги. И ничего больше.
С тяжелым сердцем Альден повернул назад.
Китти все так же сидела на корточках у края воды.
Он покачал головой.
- Эрик пошел назад, - сказал он. - Не понимаю, как это ему удалось. Он был совсем слаб и…
- Решимость, - сказала Китти. - И, наверное, забота о нас.
- О нас?
- Как ты не понимаешь? Он знал, что болен. И чувствовал, что идти ему не под силу. И еще он не сомневался, что мы останемся с ним.
- Но мы же все приняли такое решение, - сказал Альден.
Китти покачала головой.
- Он не хотел становиться обузой и дал нам шанс.
- Нет! - закричал Альден. - Я ему не позволю. Я вернусь назад и отыщу его.
- Через трясину? - спросила Китти.
Альден кивнул.
- Возможно, ему едва удалось перебраться через нее. Скорее всего, он отсиживается где-нибудь на другом берегу.
- А вдруг он так и не попал на ту сторону? Вдруг он остался в трясине?
- Тогда я, конечно, не смогу его найти. Но я должен попытаться.
- Что меня беспокоит, - откликнулась Китти, - так это что ты станешь делать, если найдешь его. Что ты ему скажешь?
- Приведу его назад, - ответил Альден, - или останусь с ним.
Она подняла голову, и в глазах у нее стояли слезы.
- Ты вернешь ему его подарок, - сказала она. - Ты швырнешь его ему в лицо. Ты превратишь его прощальный великодушный жест в ничто.
Она взглянула на Альдена.
- Ты смог бы на это пойти? - спросила она. - Он совершил прекрасный и достойный поступок - быть может, последний в его жизни. И ты хочешь отказать ему в этом?
Альден покачал головой.
- Он бы сделал это для тебя, - продолжала она. - Он не лишил бы тебя последней возможности совершить что-то достойное.
Наутро восьмого дня Китти стонала и металась в жару. Весь предыдущий день превратился в непрекращающийся кошмар из болотной жижи и осоки, из ужасного пекла, из змей и москитов, из слабеющей надежды и растущего страха, который слабо колыхался где-то под ложечкой.
Это была сумасшедшая затея, думал Альден, сумасшедшая с самого начала - три человека, которые не имели права на эту попытку, которые находились в слишком плохой физической форме, были слишком плохо экипированы и, по крайней мере в его случае, слишком стары, чтобы замахиваться на подобное. Чтобы пройти сорок миль по болоту, требовались молодость и сила, а единственным, в чем нельзя было отказать им троим, была решимость. Возможно, подумал он, на самом деле ими двигала вовсе не решимость, а нечто иное, чего, скорее всего, ни один из них не понимал.
Интересно, задумался он, зачем Китти и Эрику понадобилось бежать из Промежутка?
Они никогда не говорили о причине своего поступка, хотя, возможно, и коснулись бы этой темы, будь у них больше времени. Но им было не до разговоров. На них не хватало ни времени, ни дыхания.
Ибо, пришло вдруг к нему осознание, по-настоящему сбежать невозможно. Можно сбежать из болота, но из Промежутка не убежишь. Потому что становишься его частью. Попади в Промежуток - и тебе больше не будет места во внешнем мире.
Наверное, это был просто жест, подумал он - жест неповиновения. Как тот дурацкий благородный жест Эрика, оставившего их, когда болезнь стала одерживать верх.
И его снова одолело сомнение в правильности решения, которое они вдвоем приняли тогда.
Стоило ему закрыть глаза, даже сейчас, под палящим полуденным солнцем, как перед ним снова вставала та же картина: изголодавшийся, беспомощный, умирающий человек, который уполз с тропинки и скрылся в непроходимых зарослях, чтобы его не смогли найти, даже если один или оба его спутника сразу отправятся на поиски. Жирные мухи ползали по его лицу, а он не осмеливался (или просто не мог?) поднять руку и согнать их. Голодная черная птица сидела на обломке мертвого дерева и терпеливо ждала, под водой затаился аллигатор, а бесчисленные ползучие, пресмыкающиеся и прыгающие твари кишели в траве и в низкорослых кустах.
Видение всегда было неизменным - застывшая и ужасная картина, нарисованная единым росчерком воображения, которое затем отступило и оставило ее пламенеть во всех мучительных подробностях.
Теперь вот Китти лежала и стонала сквозь сцепленные зубы - старая и ни на что не годная женщина в компании старого и ни на что не годного мужчины. Китти - с морщинистым лицом, слипшимися в сосульки волосами и ужасной худобой - и с тем неуловимым духом вечной юности, который неизвестно каким образом жил внутри ее тела.
Надо сходить и принести воды, думал Альден. Обтереть ей лицо и руки, заставить ее сделать глоток-другой. Но эта вода едва ли годилась для питья: затхлая и стоячая, она пахла гнилью и отдавала привкусом мертвечины, мысль о которой Альден изо всех сил старался выбросить из головы.
Он подошел к небольшой котомке, которая принадлежала Китти, и вытащил оттуда помятую и закопченную соусницу - единственную посудину, которую они с собой захватили.
Осторожно ступая по крошечному островку, на котором они устроились на ночлег, Альден подошел к краю воды и оглядел ее придирчивым взглядом, выискивая местечко, где вода казалась наименее ядовитой. Впрочем, он отдавал себе отчет в том, что это глупо: вода везде одинаковая, куда ни глянь.
Это была мерзкая жидкость из мерзкого болота, которое вот уже семь дней испытывало их на прочность, которое пыталось поймать их, задержать в пути, которое кусало и жалило их и пыталось свести их с ума, которое ждало, зная, что рано или поздно они допустят промах, или оступятся, или упадут - окажутся в его власти.
Альден поежился. Он вдруг осознал, что впервые за все время у него возникла подобная мысль. Ни разу еще он не задумывался об этом, он просто боролся. Вся его энергия была направлена на то, чтобы преодолеть следующий ярд земли, а за ним еще следующий, и еще…