- Вы, как я полагаю, гордитесь собой, - отчетливо проговорил Тэкк, обнажив похожие на капкан зубы.
- Я не понимаю вас, Тэкк, - устало сказал я. И это была чистая правда: я не понимал, что он хочет сказать. Я никогда не мог понять монаха и, боюсь, уже никогда не сумею.
Он мотнул головой назад, туда, где лежало поваленное дерево.
- А вы считаете, - заметил я, - что надо было позволить ему стрелять в нас?
- Отстаньте от него, Тэкк, - попросила Сара. - Что ему было делать?
- Он ни с кем не считается, - заявил Тэкк. - Ему ни до кого нет дела.
- Меньше всего он заботится о себе, - сказала Сара. - Он стал проводником вместо вас, потому что вы не смогли сыграть эту роль.
- Нельзя хозяйничать на чужой планете, - провозгласил Тэкк. - Надо подстраиваться под ее законы. Приспосабливаться к ней. Нельзя идти напролом.
Я ухватился за седло, чтобы не упасть.
Тропа извивалась по поверхности иссушенной земли, пересекая песчаные дюны и растрескавшиеся низины, карабкалась по осыпающимся склонам, возвышающимся среди нелепых изломов земли, огибала громадные валуны. Почва по-прежнему была красной или желтоватой, и только кое-где выделялись гладкие черные пятна. Далеко впереди то появлялась, то сливалась с голубизной горизонта пурпурная линия, которую без достаточной уверенности можно было принять за горную гряду.
Кое где из земли торчал низкорослый кустарник, поросший колючками. На безоблачном небе продолжало ослепительно сиять солнце, но жара по-прежнему не наступала - было просто тепло.
И по-прежнему из земли до небес поднимались деревья: каждое тянулось вверх в горделивом одиночестве, отделенное от соседних пространством в несколько миль. К деревьям мы не приближались.
Кругом не было ни одного признака живого. Лишь земля - застывшая и неподвижная. Не было даже ветра. Я цеплялся обеими руками за луку седла, чтобы удержать равновесие, и все время боролся с искушением провалиться в зияющую темноту, которая наплывала на глаза, как только я переставал сопротивляться.
Мы остановились на привал в полдень. Не помню, ели ли мы, хотя полагаю, что ели. Хорошо помню одно. Мы расположились на участке бесплодной земли под одним из склонов, и я сидел, прислонившись к земляной стене, а перед моими глазами находилась другая такая же стена с отчетливо проступающими слоями обнаженной породы. Некоторые слои были глубиной не более нескольким дюймов, другие не менее четырех-пяти футов, и каждый из них имел свой неповторимый оттенок. По мере того как я разглядывал их, я постепенно начинал осознавать смысл исторических эпох, которые каждый из них представлял. Я пытался переключиться на что-нибудь другое, так как вместе с пониманием возникало тревожное ощущение причастности к великой тайне. Я пытался сопротивляться, но не мог: оставалось лишь надеяться, что где-нибудь на этом пути я достигну конечной точки - рубежа, за которым уже нет дороги вперед, где я пойму или почувствую все, что должен понять или ощутить, подталкиваемый к этому неведомой волей.
Время стало осязаемым и реальным. Оно словно обрело материальные формы, которые я не только отчетливо различал, но стремился понять. Причем, годы и эпохи не прокручивались перед моими глазами, как в кино. Наоборот, они представали предо мной в застывшем виде. Словно хронологическая таблица вдруг ожила и окаменела. Через дрожащую зыбь временной структуры, как сквозь стекло витрины, отшлифованное неумелым ремесленником, я смутно различал планету такой, какой она была в минувшие века, века, которые уже не были в прошлом, а перешли в настоящее. Я будто бы находился за пределами времени и был независим от него, рассматривая как сторонний наблюдатель некую форму, находившуюся в одном измерении со мной.
Еще я помню, как проснулся, и несколько секунд мне казалось, что я избавился от наваждения. Перед глазами уже не было земли. Мое лицо было обращено к небу. Надо мной нависал небосвод - подобного я никогда в жизни не видел. Какое-то время я был просто ошарашен и лежал, пытаясь разгадать открывшуюся мне тайну. Затем, словно по чьей-то подсказке, я вдруг понял, что вижу перед собой нашу галактику, раскинувшуюся на небосводе во всем своем величии. Над моей головой сиял ее центр, а вокруг него раскручивались в водовороте щупальца ответвлений и оторвавшиеся от них сегменты. Чуть выше линии горизонта сверкали крупные звезды. И тут до меня дошло, что я наблюдаю одно из немногих шаровидных звездных скоплений или космических соседей той самой звезды, вокруг которой обращалась эта планета. Это были изгои, века назад покинувшие галактику и теперь затерянные в бездне космоса.
Костер догорал всего в нескольких футах от меня, рядом, скрючившись, лежал кто-то, закутанный в одеяла. Неподалёку, слегка покачиваясь, стояли навьюченные лошадки. Тусклый свет костра отражался от их лоснящихся боков.
Кто-то сзади тронул меня за плечо. Я перевернулся. Передо мной на коленях стояла Сара.
- Как ты себя чувствуешь? - спросила она.
- Хорошо, - ответил я. Это действительно было так. Я чувствовал себя обновленным, голова была чиста и мысли пронзительно ясны, словно я был первым человеком, проснувшимся в первый день новорожденного мира, в первый час мироздания.
- Где мы? - спросил я.
- На расстоянии одного дня пути от города, - ответила Сара. - Тэкк решил остановиться. Он сказал что ты не в состоянии путешествовать, но я настояла, чтобы мы продолжали путь. Мне казалось, ты бы это одобрил.
- Где Свистун?
- Охраняет лошадок. Он сказал, что не нуждается в отдыхе.
Я встал и потянулся. Потянулся так, как потянулась бы собака после хорошего сна. Я чувствовал себя прекрасно. Боже, как мне было хорошо!
- Есть, чем перекусить?
Она поднялась и рассмеялась.
- Над чем ты смеешься? - спросил я.
- Ни над чем. Над тобой.
- Почему?
- Теперь ясно, что у тебя все в порядке. Я беспокоилась.
Она первой подошла к костру.
- Разведи огонь, - сказала она. - Я приготовлю что-нибудь поесть.
Пламя вспыхнуло, жадно облизывая сухое дерево.
Куча одеял рядом с костром оставалась все такой же неподвижной. Указав на нее, я спросил: "Как там дела у Тэкка? Никаких признаков избавления от дурных привычек?"
- Ты слишком жесток к нему, - сказала она. - Будь терпимее. Тэкк другой, он совсем не похож на нас с тобой… Ведь мы очень похожи друг на друга. Ты не думал об этом?
- Да. Я думал.
Она принесла кастрюлю и поставила ее на угли, присев на корточки рядом со мной.
- Мы оба выпутаемся, - сказала она. - Тэкк нет. Где-нибудь по дороге он сломается.
С удивлением я поймал себя на мысли, что думаю также. Тэкк утратил волю к жизни. С тех пор, как исчез Смит, существование - по меньшей мере, наполовину - потеряло для него смысл. Не потому ли, размышлял я, он так привязался к этой кукле? Может быть, он нуждался в ком-то, кого мог обнять, к кому мог приникнуть, а этот кто-то, в свою очередь, тоже нуждался в человеческом участии и защите?
- И еще я тебе хотела сказать, - продолжила Сара. - Это касается деревьев. Ты сам сможешь увидеть, когда рассветет. Мы расположились как раз у подножия холма, а с его вершины отлично видно окрестности, много деревьев разом: двадцать, а то и тридцать. Так вот: они не выросли сами по себе. Их посадили.
- Ты думаешь, что это сад?
- Да, - ответила она. - Каждое дерево находится на одном расстоянии от соседних. Все они посажены в шахматном порядке. Когда-то здесь был чей-то сад.
…Мы продвигались все дальше. Теперь нам стала встречаться, хотя и достаточно редко, кое-какая живность. На вершинах окрестных холмов появлялись какие-то крикливые существа, которые, завидев нас, давали стрекача, прячась в лощины и вереща на ходу от восторга. Растительность по мере смены ландшафта также изменялась. В некоторых долинах росли странные вьющиеся травы, а в гористой местности какие-то уродливые деревца жались к скалистым склонам или, скрючившись, прятались в лощинах. Их древесина была невероятно жесткой и маслянистой, и мы старались набрать побольше упавших ветвей, нагрузив наших лошадок. Это было идеальное топливо для костра.
Однажды мы пересекли то, что когда-то представляло собой мощеную дорогу, теперь выщербленную, с торчащим лишь кое-где булыжником.
Мы провели совет, решая, куда идти. Дорога могла показаться более важной, чем тропа, по которой мы шли. Но в то же время тропа, несомненно, несла на себе следы древнего освоенного пути. Дорога же, похоже, все еще продолжала существовать только потому, что время просто не успело окончательно стереть ее с лица земли. Более того, тропа шла в северном направлении, а именно на севере, как нам дали понять, можно было найти кентавров. Дорога же пролегала с запада на восток. И еще: тропа, безусловно, была древнее дороги, каждый ее участок таил неуловимый налет далекого прошлого. Совершенно очевидно, что по ней путешествовали на протяжении тысячелетий, она была привычным маршрутом с незапамятных времен.
С некоторыми колебаниями мы, наконец, решили продолжать путь по тропе.