Глава 9
Логу лишилась звания фаворитки короля.
Короля Иоанна так поразила рыжеволосая красавица с большими голубыми глазами, увиденная им на берегу, что он решил продлить стоянку. Пароход встал на якорь у большого причала, построенного местными жителями. Через два дня, убедившись в непритворной дружественности населения, Иоанн разрешил команде сойти на берег. О приступе внезапной страсти он умалчивал, но все и так было ясно из его поведения.
Логу не особенно опечалил вынужденный уход из капитанских апартаментов после того, как Иоанн уговорил ту женщину переспать с ним, ведь Логу не была влюблена в короля. Кроме того, она прониклась большим интересом к одному из местных, большому смуглому тохару. Он происходил из другого века, но все-таки был ее соплеменником, и им было о чем поговорить между любовными играми. Однако Логу считала унизительным для себя, что так недолго продержалась при монархе, и грозила во всеуслышание как-нибудь темной ночью спихнуть его за борт. Было, есть и будет немало людей, желающих разделаться с Иоанном.
В первую ночь Бёртон стоял на карауле. В следующую он ночевал с Алисой в хижине около причала. Здешние жители, в большинстве своем критяне минойской эпохи, были гостеприимны и любили повеселиться. Ночью они пели и плясали у костров, пока не выпивали весь запас лишайникового самогона, и лишь тогда валились в постель поодиночке, попарно или "плюралистично", как выражался Бёртон. Он радовался случаю пожить здесь несколько недель и добавить новый язык к длинному списку тех, которые уже знал. Основными правилами грамматики и начальным запасом слов Бёртон овладел быстро благодаря близкому родству языка с финикийским и древнееврейским. Однако этимология многих слов не была семитской - они остались от аборигенов Крита, растворившихся среди завоевателей с Ближнего Востока. Все местные, разумеется, говорили на эсперанто, хотя и отличающемся несколько от того, что изобрел доктор Заменгоф.
Для Иоанна не составило труда уговорить свою новую пассию стать его любовницей. Трудность заключалась в другом: Логу негде стало жить, а списать ее на берег Иоанн без веской причины не мог. Каким бы он ни был самодержцем, права человека ему не позволили бы нарушать.
Памятуя о Великой хартий вольностей, Иоанн не хотел раздражать свою команду, что не мешало ему обдумывать, как бы избавиться от Логу на законном основании.
На четвертую ночь стоянки, когда Иоанн пребывал с голубоглазой в своей роскошной каюте, а Бёртон с Алисой - в своей небольшой, но удобной, с неба спустился вертолет и сел на летную палубу "Рекса".
Немного позже Бёртон выяснил, что этот десант был послан с дирижабля "Парсеваль" с приказом взять короля Иоанна в плен или убить его, если такой возможности не представится. Тогда Бёртон понял одно: на "Рексе" стреляют - стало быть, дело неладно. Он обмотал вокруг пояса повязку, закрепив ее магнитными застежками, схватил со стола шпагу и заряженный пистолет и выскочил наружу, не обращая внимания на недоуменные крики Алисы.
На борту слышались вопли вперемежку со стрельбой, а потом раздался сильный взрыв - по всей видимости, в машинном отделении. Бёртон во всю прыть бросился к пароходу. В рубке горел свет - там кто-то был. Колеса начали вращаться. "Рекс" дал задний ход, но Бёртон перескочил на променад котельной палубы еще до того, как чалочные канаты натянулись, вывернув тумбы, и обрушился причал.
Миг спустя к Бёртону с мостика сошел незнакомец. Бёртон разрядил в него пистолет, но промахнулся. Выругавшись, он отшвырнул оружие и устремился к противнику. Тот встретил его со шпагой в руке.
Никогда еще Бёртон не сходился в поединке с подобным демоном! И неудивительно. Этот длинный тощий демон был Сирано де Бержерак. Он шутливо представился Бёртону во время краткой передышки, англичанин же предпочел не тратить дыхания. Оба уже получили легкие раны - верное свидетельство того, что их силы были равны. Тут поблизости кто-то закричал, Бёртон отвлекся, и этого оказалось достаточно. Шпага француза пронзила ему бедро.
Бёртон кулем свалился на палубу. Боль настигла его несколько секунд спустя, и ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать. Де Бержерак проявил благородство. Он не стал убивать Бёртона и запретил своему человеку, который как раз появился, стрелять в поверженного врага.
Вертолет вскоре поднялся в воздух, поливаемый огнем с палубы. Но не успел он набрать и ста футов, как чье-то нагое белое тело, мелькнув в луче прожектора, упало с вертолета во мрак. Кто-то не то спрыгнул, не то был сброшен. Король Иоанн, догадался Бёртон.
Англичанин со стонами туго обвязал обильно кровоточащую рану куском материи и заставил себя доползти до лестницы, ведущей на мостик. "Рекс" дрейфовал вниз по течению, и с этим ничего нельзя было поделать. Иоанна подняли на борт несколько секунд спустя, без сознания, со сломанной рукой и ногой.
Через пять миль "Рекса" прибило к берегу, и десять минут спустя подоспели первые люди короля, все это время бежавшие по берегу вслед за пароходом.
Доктор Дойл сложил вместе сломанные кости Иоанна и напоил его "ирландским кофе", виски, против шока.
Когда Иоанн оправился достаточно, чтобы ругаться и бушевать, он сразу занялся этим. Однако он был рад, что остался в живых, а мотор можно было починить, благо на складе имелся запас драгоценного алюминиевого провода. Правда, на ремонт уйдет не меньше месяца, а пароход Клеменса между тем медленно, но верно приближается.
Поскольку двенадцать человек из охраны было убито, освободилась каюта для Логу. Погибших нужно было заменить, но король с этим не спешил. Потратив несколько дней на беседы с кандидатами и проведя с некоторыми психофизические испытания, он отобрал только двоих.
- Спешить некуда, - говорил он. - Я не стану брать кого попало. Здесь такой народ, что и выбирать-то не из кого.
Худа без добра не бывает: после десанта Иоанн полюбил Бёртона, считая, что обязан жизнью главным образом ему. Назначить Бёртона командиром десантников король не мог, зато назначил его своим личным телохранителем. И обещал повысить Бёртона в чине, как только станет возможно. Бёртон с Алисой перебрались в соседнюю с Иоанном каюту.
Бёртон, с одной стороны, не слишком обрадовался этому, поскольку не любил угождать никому. Зато теперь он много времени проводил со Струбвеллом и мог присмотреться к нему. Бёртон внимательно вслушивался в речь первого помощника, стараясь уловить в ней посторонний акцент. Но если Струбвелл и был агентом, он вполне овладел американским среднезападным выговором.
Алиса за бриджем и при иных светских оказиях следила за Подебрадом, навострив глаза и уши. Логу положила глаз на одного из предполагаемых агентов, здоровенного Артура Пала, венгерского инженера-электромеханика, и перебралась к нему, когда от него ушла подруга. Подозрения Бёртона еще более возросли, когда Логу заметила, что Пал часто общается с Подебрадом. Попытки Логу уличить Пала во лжи не принесли успеха, но Бёртон заверил, что со временем ей это непременно удастся. Пусть агенты затвердили свои биографии наизусть, они все же (надо полагать) люди и могут ошибаться. Довольно будет одного противоречия.
Алиса так и не смогла заставить себя порвать с Бёртоном. Она все надеялась, что он изменит свое отношение к ней и это как-то оправдает их совместную жизнь. То, что их обязанности почти не давали им видеться, облегчало дело. В конце дня Бёртон так радовался встрече с Алисой, что она смягчилась и убедила себя в том, что былая страсть снова вернулась к ним. Во многих отношениях они походили на старую супружескую пару: у них бывали мимолетные порывы нежности, но их пересиливало взаимное раздражение, вызванное теми чертами характера, которые они когда-то охотно прощали друг другу.
Да они и были стариками, хотя им вернули их молодые тела. Она дожила на Земле до восьмидесяти двух лет, он - до шестидесяти девяти. "Знаменательный возраст, если учесть мои сексуальные предпочтения", - заметил как-то Бёртон. От долгой жизни костенеют не только артерии, но и привычки, и взгляды. Старикам гораздо труднее приспособиться, изменить себя к лучшему. Воскрешение из мертвых и мир Реки поколебали веру многих и многим помогли измениться. Окостенение прошло у кого полностью, у кого частично, но много было и таких, которые совершенно не сумели приспособиться.
Алиса подверглась метаморфозам во многих отношениях, хотя основа ее характера осталась прежней. Все осталось по-прежнему в глубинах души, в тех безднах, по сравнению с которыми межзвездные пространства - лишь прыжок через лужу. Так же обстояло дело и с Бёртоном.
И Алиса осталась с ним, продолжая надеяться, хотя и знала, что надежды нет.
Временами она мечтала о встрече с Реджинальдом, сознавая, однако, что это было бы еще более безнадежно. Она ни за что не вернулась бы к нему, ни к прежнему, ни к изменившемуся. Вряд ли он, впрочем, изменился. Он был хорошим человеком, но, как все хорошие люди, имел недостатки, в том числе и крупные, и был чересчур упрям, чтобы исправлять их.
Беда в том, что ни одна гусеница не в силах помочь другой измениться. Если гусенице нужно превратиться в бабочку, она должна сделать это сама. Вся разница между человеком и гусеницей заключается в том, что насекомое запрограммировано заранее, а человек должен сам себя программировать.
В таких раздумьях проходили дни Алисы, хотя у нее было достаточно занятий и кроме раздумий.
И вот однажды, когда "Рекс" вознамерился подзарядить свой батацитор и граали на правом берегу, камень не сработал.