Иногда, если пароход становился на якорь в мирной местности, Сэм отпускал команду на берег (кроме вахтенных, разумеется). И устраивал экскурсию для местных высокопоставленных лиц. Одетый в белый китель из рыбьей кожи, длинный белый килт, белые, до колен, сапога, в белой капитанской фуражке, он проводил своих гостей по судну сверху донизу. При этом, разумеется, он и несколько десантников не спускали с экскурсантов глаз, поскольку на "Внаем не сдается" имелось немало соблазнов для сухопутной публики.
Попыхивая сигарой между фразами, Сэм объяснял все - или почти все - любопытным визитерам.
Закончив осмотр нижней, котельной, палубы, Сэм вел их наверх на главную палубу, "Б".
- Моряки назвали бы эти ступеньки трапом, - говорил он. - Но поскольку почти вся моя команда состоит из сухопутных крыс и у нас имеется несколько настоящих трапов, то я решил: пусть лестницы так и зовутся лестницами. В конце концов, они состоят из ступенек, а не из перекладин. По той же причине я постановил, невзирая на яростные протесты ветеранов флота, именовать стены не переборками, а стенами. Однако разницу между обычной дверью и люком я оставил. Люк - это толстая, водо- и воздухонепроницаемая дверь, которая задраивается с помощью рычажного механизма.
- А что это за орудие? - спрашивал кто-нибудь из туристов, показывая на длинную дюралюминиевую трубу, похожую на пушку и стоящую на лафете. С казенной части в нее входили широкие пластмассовые трубки.
- Это паровой пулемет восьмидесятого калибра. Его сложный механизм позволяет выбрасывать на большой скорости поток пластмассовых пуль, поступающих снизу. Движущей силой служит пар из котла.
Однажды некто, побывавший на "Рексе", сказал:
- У короля Иоанна есть несколько паровых пулеметов семьдесят пятого калибра.
- Да. Я сам их проектировал. Но этот сукин сын увел у меня пароход, и я, когда строил новый, установил более мощные пулеметы.
Сэм показывал гостям окна (не иллюминаторы, а именно окна) вдоль крытого прохода, "который некоторые члены моей команды с невиданной наглостью и неслыханным бесстыдством называют коридором, за моей спиной разумеется".
Он показывал туристам каюты, поражая их удобствами и роскошью.
- У нас здесь сто двадцать восемь кают, каждая рассчитана на двоих. Обратите внимание на медную откидную койку. Оцените фаянсовые унитазы, душевую с горячей и холодной водой, умывальник с латунной арматурой, зеркала в латунных рамах, дубовые письменные столы. Шкафы не очень велики, но мы ведь не возим с собой большой запас одежды. Обратите также внимание на оружейную стойку, где можно держать пистолеты, винтовки, копья, мечи и луки. Ковры на полу сделаны из человеческих волос. А поглядите-ка на стенную роспись. Это все оригиналы кисти Мотонобу, жившего с тысяча четыреста семьдесят шестого по тысяча пятьсот пятьдесят девятый год, великого японского художника, основавшего живописный стиль "кано".
А в соседней каюте имеются картины Зевсиса из Гераклеи. Их десять. Собственно говоря, это каюта самого Зевсиса. Он, как вам известно, а может, и неизвестно, был великим художником пятого века до нашей эры, уроженцем Гераклеи, греческой колонии в Южной Италии. О нем говорили, что он выписывает виноградную кисть так похоже, что птицы слетаются ее клевать. Зевсис не подтверждает этого, но и не отрицает. Я лично предпочитаю фотографии, но и в моей каюте есть картины. Одну написал Питер де Хох, голландский художник семнадцатого века. Другую - итальянец Джованни Фаттори, тысяча восемьсот двадцать пятый - тысяча девятьсот восьмой годы. Бедняга. Это была, очевидно, его последняя работа, так как он упал за борт во время вечеринки и колесо размололо его на куски. Даже если его воскресили, что маловероятно, он нигде не сможет найти краски - они имеются только здесь и на "Рексе".
Потом Сэм вел всех вдоль прогулочной палубы на нос, к установленной там 88-миллиметровой пушке. Она еще не опробована в деле, говорил Сэм, и запас пороха пора уже менять.
- Зато, когда мы нагоним "Рекса", подлый Иоанн взлетит на воздух.
На променаде находились еще и ракетные батареи - самонаводящиеся снаряды стреляли на полторы мили, а их боеголовки из пластиковой взрывчатки весили сорок фунтов.
- Если пушки подведут, ракеты точно разнесут его задницу. Одна из туристок была хорошо знакома с книгами Клеменса и биографическими трудами о нем. Она тихо сказала своему спутнику:
- Никогда бы не подумала, что Марк Твен такой кровожадный.
- Сударыня, - сказал Сэм, услышавший эти слова, - я вовсе не кровожаден! Я самый мирный человек на свете! Я не выношу насилия, и при мысли о войне у меня все нутро переворачивается. Если вы читали мои очерки о войне и о тех, кому она по вкусу, вы должны это знать.
Но эту ситуацию, как и многие другие, мне просто навязали. Чтобы выжить, приходится лгать лжецам, обманывать обманщиков и убивать убийц, пока они не убили тебя! Для меня это лишь вынужденная, хотя и оправданная, необходимость. Что бы сделали вы, если бы король Иоанн увел у вас пароход - и это после того, как вы годами разыскивали железо и прочие металлы, чтобы осуществить свою мечту! А потом годами сражались с теми, кто хотел отнять у вас вашу находку, и вас со всех сторон подстерегали убийство и измена! Как бы вы поступили, если бы Иоанн убил ваших близких друзей, вашу жену и ушел, оставив вас в дураках? Позволили бы вы, чтобы это сошло ему с рук? Думаю, что нет, если в вас есть хоть капля мужества.
- Мне отмщение, и аз воздам, сказал Господь, - заметил мужчина.
- Да. Возможно. Но если Господь существует и как-то осуществляет свою месть, как он может делать это без участия людей? Слыхали вы, чтобы злодеев поражала молния? Ну, бывает иногда. Однако молния поражает ежегодно и тысячи невинных. Нет уж, Господь вынужден использовать простых смертных в качестве своих орудий, а кто больше годится на это, чем я? Из кого еще обстоятельства выковали столь острое и пригодное для дела Господня оружие?
Сэм так расстроился, что пришлось послать десантника в большой салон за четырьмя унциями бурбона ради успокоения нервов.
Еще до того, как прибыло виски, кто-то из туристов пробурчал:
- Чушь собачья!
- Выкиньте его с парохода! - крикнул Сэм. Так и сделали.
- Какой вы сердитый, - сказала его читательница.
- Да, мэм, я сердит. И есть отчего. Я был сердит на Земле, сержусь и здесь.
Десантник принес Сэму виски. Тот мигом выпил порцию и продолжал экскурсию, вновь обретя хорошее настроение.
Он повел группу по широкой лестнице в большой салон. Они остановились у входа, и послышались охи и ахи. Салон имел двести футов в длину, пятьдесят в ширину и двадцать в высоту. На потолке висели в ряд пять огромных хрустальных люстр. Салон кроме множества окон освещали потолочные и настенные светильники, а также торшеры из фасонно отлитой меди.
В дальнем конце была сцена - на ней, пояснил Клеменс, ставились спектакли или помещался оркестр. Имелся там и большой экран, который опускали, когда показывали кино.
- Химически обработанную пленку мы не применяем, - говорил Сэм. - У нас электронные камеры. Мы снимаем оригинальные фильмы или повторно экранизируем земную классику. Сегодня, например, будет показываться "Мальтийский сокол".
Из прежнего состава у нас нет никого, кроме Мэри Астор - ее настоящее имя Люсиль Лангеханке, и она играет секретаршу Сэма Спейда. В том фильме, как мне говорили, она играла не свою роль. Впрочем, вряд ли кто-то из вас понимает, о чем я толкую.
- Я понимаю, - сказала читательница Марка Твена. - А кто же играет ее прежнюю роль в вашем фильме?
- Американская актриса Элис Брэйди.
- А Сэма Спейда? Не могу себе представить в этой роли никого, кроме Хэмфри Богарта.
- Говард да Сильва, тоже американец. Настоящее его имя Говард Гольдблат, если я не ошибаюсь. Он очень благодарен за то, что ему дали эту роль, хотя и утверждает, что на Земле у него не было случая раскрыться полностью. Но он сожалеет, что его аудитория будет столь малочисленна.
- А режиссер кто? Уж не Джон ли Форд?
- Никогда о таком не слыхал. Наш режиссер - Александр Зингер.
- А я никогда не слыхала о нем.
- Возможно. Но он, кажется, в свое время был известен в голливудских кругах.
Несколько раздраженный этим ненужным, по его мнению, вмешательством, Сэм стал показывать шестидесятифутовый, из полированного дуба бар по левому борту, с выстроенными в ряд бутылками и графинами. На группу произвели большое впечатление и напитки, и хрустальные бокалы. Еще больше поразили всех четыре больших рояля. Сэм сказал, что у него на борту есть по меньшей мере десять знаменитых пианистов и пятеро композиторов. Например, Селим Пальмгрен (1878–1951), финский композитор и пианист, известный тем, что основал школу финской национальной музыки. Имеется также Джованни Пьерлуиджи да Палестрина (1525–1594), автор знаменитых мадригалов и мотетов.
- Раньше с нами плавал Амадей Моцарт, - сказал Сэм. - Он действительно великий композитор, некоторые считают - величайший из всех. Однако он оказался таким скверным человечишкой, таким ябедой, распутником и трусом, что я выкинул его с корабля.
- Моцарт? - сказала все та же женщина. - Боже мой, Моцарт! Вы просто скотина - как вы посмели так поступить с замечательным композитором, с гением, с божеством?
- Мэм, поверьте мне, он сам меня до этого довел. Если вам не нравится мое поведение, можете уйти. Десантник проводит вас на берег.
- Хреновый из вас джентльмен.
- Как сказать.