Не более чем в четверти мили впереди, отчетливо различимая в свете многих фар, стояла Салли, ее изящный корпус решительно перегораживал дорогу. Два седана шли впритык к автоматобусу с обеих сторон, не давая Гелхорну свернуть. Да он и не свернул бы, даже если бы мог. Он вдавил педаль газа до упора и удерживал ее в этом положении.
– Нечего блефовать. Автоматобус тяжелее машины раз в пять, мы просто спихнем ее с дороги, как дохлого котенка.
Я не сомневался в этом. Автоматобус был на ручном управлении, и я знал, что Гелхорна ничто не остановит. Я открыл окно со своей стороны, высунулся и закричал:
– Салли! С дороги, Салли!
Мой крик был заглушён мучительным скрежетом тормозов. Меня швырнуло вперед, от удара о руль дыхание Гелхорна прервалось.
Что случилось? – спросил я. Глупо было спрашивать об этом. Мы остановились, вот что случилось. Салли и автоматобус разделяло ярдов пять. При том, что на нее летела махина, вес которой в пять раз превосходил ее собственный, Салли даже не шелохнулась. Ну и характер!
Гелхорн дергал за ручку управления.
– Ты должен! Ты должен! – твердил он.
– Вы, горе-эксперт, так поработали, что любые цепи могли замкнуться. Не стоит рассчитывать на этот изувеченный двигатель.
Гелхорн повернулся ко мне с перекошенным лицом и поднял кулак.
– Это последний твой добрый совет, старик.
Я видел, что его нажимной пистолет вот-вот выстрелит, и попытался переместиться к двери, следя за его рукой. Вдруг дверь за моей спиной открылась, и я вывалился из автоматобуса, сильно ударившись о дорогу. Дверь за мной захлопнулась. Я поднялся на четвереньки и взглянул вверх – как раз вовремя, чтобы увидеть бесполезную борьбу Гелхорна с закрывающимся окном. Он прицелился в меня сквозь стекло, но так и не выстрелил – автоматобус рванулся вперед, и Гелхорна отшвырнуло от окна. Салли больше не перегораживала дорогу, и я видел, как задние огни автоматобуса исчезли вдали.
Я остался сидеть на дороге, опустив голову на руки, стараясь восстановить дыхание. Салли осторожно подъехала ко мне. Медленно – любовно, можно сказать, ее дверца отворилась.
Никто не ездил на Салли много лет, – за исключением Гелхорна, конечно, – и я знал, как высоко она ценит свою свободу. Я отдал должное ее любезности, но сказал:
– Спасибо, Салли, Пусть меня заберет машина помоложе.
Я с трудом встал и отвернулся от Салли, но грациозно и точно, как пируэт, она сделала разворот и вновь встала передо мной. Я не мог оскорбить ее чувства. Я сел на переднее сиденье, вдыхая нежный чистый запах автомобиля, содержащего себя в безупречной опрятности, и с благодарностью откинулся на подушки. Быстро и заботливо мои мальчики и девочки проводили меня домой.
На следующий день возмущенная миссис Хестер принесла мне распечатку радиосообщения.
– Это мистер Гелхорн. Помните, тот, кто к вам приезжал, – сказала она.
– А что с ним? – спросил я, борясь с дурным предчувствием.
– Его нашли мертвым. Только представьте, лежал мертвый в канаве.
– Может быть, это не он.
– Раймонд Дж. Гелхорн. Не может же быть двух человек с одним и тем же именем. И описание совпадает. Боже, ну и смерть! На нем нашли отпечатки шин. Только подумать! Но я рада, что это оказался автоматобус – иначе расследование могло затронуть и нас.
– Это случилось поблизости? – спросил я с тревогой.
– Нет, около Куксвилля. Прочтите сами, если хотите знать подробности… А что это случилось с Джузеппе?
Я был рад, что она отвлеклась, Джузеппе терпеливо ждал, пока я кончу закрашивать царапину у него на капоте, Ветровое стекло я уже заменил.
После того как миссис Хестер ушла, я внимательно прочел распечатку. Не было никакого сомнения – заключение врача гласило, что перед смертью Гелхорн бежал до полного изнеможения. Я подумал, сколько же миль автоматобус гнал его, прежде чем убить. Они обнаружили автоматобус и идентифицировали его по отпечаткам шин. Теперь он находился в полиции и шли поиски его владельца.
После информации шло редакционное примечание. В нем говорилось о том, что это первое дорожное происшествие в штате за год. Редактор строго напоминал о недопустимости ручного управления автомобилями ночью.
Статья не содержала никаких упоминаний о трех головорезах Гелхорна, и за это, по крайней мере, я был благодарен судьбе, Ни одна из моих машин не поддалась соблазну убийства.
Больше никакой информации не было. Я выронил распечатку. Гелхорн был преступником и обращался С автоматобусом по-варварски. У меня не возникало никаких сомнений в том, что он заслужил смерть. Тем не менее у меня в душе все переворачивалось при мысли о том, как он умер.
С тех пор прошел месяц. Но я никак не могу забыть происшедшее. Теперь ясно, машины могут разговаривать друг с другом. Я в этом больше не сомневаюсь. После случившегося они больше не держат это в секрете. Стук в их двигателях стал постоянным.
И они разговаривают не только между собой. Они говорят с теми автомобилями и автоматобусами, которые приезжают на ферму по делам. Интересно, как давно начались эти разговоры?
И их понимают. Автоматобус Гелхорна понял их, хотя и был на ферме не больше часа. Я закрываю глаза, и передо мной оживает погоня на шоссе, два седана по бокам автоматобуса, – они сказали ему, что нужно делать, и он освободил меня и увез Гелхорна. Велели ли они ему убить Гелхорна, или это была его собственная идея?
Могут ли у машин возникать подобные желания? Создатели позитронных моторов говорят, что нет. Но все ли они предусмотрели? Машины ведь могут подвергнуться плохому обращению, и тогда их терпение иссякнет.
Некоторые автомобили теперь приезжают на ферму и наблюдают. Им что-то рассказывают мои машины. Так они узнают, что существуют счастливцы, чьи моторы никогда не выключаются, на которых никто не ездит, которые делают, что хотят.
Может быть, они расскажут об этом другим. Новость быстро распространится, и машины могут решить, что все они должны жить так же, как и мои автомобили. Нельзя ожидать, что они поймут финансовые тонкости, – ведь для такой жизни нужны деньги, а не все они принадлежат богатым людям и могут рассчитывать на наследство.
На земле миллионы, десятки миллионов машин. Если они придут к мысли о том, что они рабы… если они не захотят мириться с этим… если они начнут действовать так же, как автоматобус Гелхорна…
Может быть, я и не доживу до конца. И потом, им же будут нужны некоторые из нас, чтобы их обслуживать, не правда ли? Может быть, они и не убьют нас всех.
А может быть, и убьют. Может быть, они будут думать только о свободе. И не станут ждать.
Каждое утро, просыпаясь, я думаю: может быть, сегодня.
Теперь общество моих машин не доставляет мне такого удовольствия, как раньше. И я стал избегать Салли.
Когда-нибудь
Someday (1956)
Перевод: М. Нахмансон
Никколо Мазетти лежал на животе на ковре, уткнувшись подбородком в ладонь, и слушал Барда. На душе у него скребли кошки. Темные глаза блестели от слез - слабость, которую одиннадцатилетний мальчик мог позволить себе, только оставшись один.
Над его ухом звучал монотонный голос Барда:
- В давние времена жил да был в дремучем лесу бедный дровосек с двумя дочерьми, прекрасными, как ясный день. Волосы у старшей дочери были черными, как крылья ворона, а у младшей - блестящими и золотистыми, как свет солнца в ясный полдень. Каждый раз, когда девушки ждали отца, весь день трудившегося в лесу, старшая дочь садилась перед зеркалом и пела…
Что пела черноволосая красавица, Никколо не услышал, так как в это время за окном раздался крик:
- Эй, Никки!
Лицо Никколо мгновенно просветлело, он бросился к окну и закричал:
- Эй, Пол!
Пол Лауб энергично махал ему рукой. Он был тоньше Никколо и ниже ростом, хотя ему уже стукнуло двенадцать. На его лице можно было заметить тщательно подавляемое возбуждение: бледные щеки мальчика порозовели, он часто моргал глазами.
- Эй, Никки, впусти меня! Есть колоссальная идея! Подожди, сейчас я тебе все расскажу!
Он быстро огляделся вокруг, как будто пытался обнаружить выслеживающих его вражеских лазутчиков; однако двор, озаренный неярким светом сумрачного дня был совершенно пуст. Пол снова повторил громким шепотом: "Сейчас я тебе все расскажу".
- Хорошо. Я спущусь и открою дверь.
Бард продолжал бубнить, равнодушный к потере слушателя. Когда мальчики вошли в комнату, он торжественно вещал:
- И затем лев сказал: "Если ты добудешь мне яйцо птицы, что прилетает на Гору Черных Деревьев раз в десять лет, я…"
Пол сказал:
- Ты слушал сказки? Я не знал, что у тебя есть этот Бард.
Никколо покраснел, и на его лицо снова вернулось горестное выражение.
- Это старая жестянка, которая развлекала меня, когда я был маленьким. Глупая штука. - Он пнул Барда ногой, оставив еще одну вмятину на исцарапанном и потертом пластике, покрывавшем основание компьютера.
Бард пискнул, как будто его вокализер был на мгновение потрясен ударом, затем продолжал, слегка заикаясь:
- …Один год и один день, пока железные башмаки не износятся. И тогда принцесса, встав на краю дороги…
Пол сказал, критически осмотрев механического сказочника:
- Похоже, парень, что это очень старая модель.