- Тогда убирайся вон, - негромко, но очень убедительно произнес он. Принес какие–то паршивые бумажки да ещё издевается. У меня у самого этого барахла хватает. Вот! - Бармен двумя руками яростно выгреб из ящика кучу банкнот и подбросил их вверх. Разноцветные и разнокалиберные бумажки дождем посыпались на прилавок.
- Ну хватит, Энгельгардт. Не видишь, он иностранец, - лениво произнесла одна из девиц и обратилась к Дыболю: - Иди ко мне, иностранчик.
Побледнев от испуга, Саша начал что–то путано объяснять, а бармен подвинул ему полный стакан и снова перебил его:
- Заткнись. Пей свое виски и помалкивай.
- Ну иди же сюда, иностранчик, - нежно повторила ресторанная гетера. Энгельгардт, поставь–ка Высоцкого, будем веселиться.
ВЕСЕЛЬЕ
Как любил повторять курьяновский экзистенциалист Несговоров: "Ангел, которого ты так энергично добивался накануне вечером, за ночь умудряется обрасти рогами и шерстью. Почему? - далее вопрошал философ и сам же отвечал: - Природа ангелов до сих пор не изучена. Равно как и природа человеческих желаний".
Дыболь обладал редким даром заражать присутствующих весельем. Ему самому для хорошего настроения нужно было совсем немного: уверенности в том, что его слушают и понимают. После четвертой порции виски Саша понял, что наконец завладел всеобщим вниманием.
Дыболь уже дошел до того пикового состояния, когда либо чертовски весело, либо хочется публично разрыдаться и потом долго рассказывать о себе самые трагические истории. Он давно перестал обращать внимание на раздражительного Энгельгардта, напропалую хамил чопорному бармену и фамильярно называл его Энгельсом. Хорошо усвоив урок профессора, Саша швырялся скомканными купюрами в нетрезвых куртизанок, требовал от них выполнения их прямых обязанностей и даже пытался ощупать двух своих соседок. Девочки, в свою очередь, хохотали, называли его дурачком и подставляли Дыболю свои наполненные стаканы. Судя по тому, как Саша лихо опорожнял их, видно было, что конец представления не за горами.
Трудно сказать, что творится в голове у вдрызг пьяного человека, но скорее всего, ничего особенного. Можно было предположить, что Дыболь сейчас повалится на плюшевый диванчик и крикнет: "Эй, половой, бутылочку сакэ и осминогов!" Примерно так оно и вышло.
Именно эта фраза и разъярила Энгельгардта. Ему давно уже надоело смотреть на Сашины безобразия, и он только ждал момента, когда тот отколет очередную глупость.
Схватив Дыболя за шиворот, Энгельгардт потащил его к выходу. Но то ли бармен был недостаточно проворен, а может в его заведении так никто никогда себя не вел. В общем, Саша змеей выскользнул из пиджака и на четвереньках бросился к бару. Гвалт поднялся невообразимый. Под надрывную песню Высоцкого Энгельгардт наконец разразился справедливой гневной тирадой, хмельные лоретки хохотали до слез и стучали стаканами по дубовой стойке, а Дыболь, вырвавшись на свободу, рычал как дикий зверь и бился головой о стойку бара.
На Сашину беду в заведении Энгельгардта оказалось два посетителя мужского пола. Втроем они отловили Дыболя, нахлобучили ему на голову пиджак и безжалостно вытолкали на улицу. После нескольких неудачных попыток вернуться в ресторан, Саша плюнул на дверь, смачно выругался и, шатаясь, побрел в неизвестность за приключениями.
Ночь выдалась чудесная. Из тех, что, занятый своими мыслями, не замечаешь, потому что тепло и ничто не беспокоит. Или наоборот - смотришь и удивляешься: как же иногда хороша бывает жизнь.
Часа два Дыболь бесцельно болтался по улицам спящего города и, в конце концов, вышел на площадь им. Александра Дыболя. У памятника в свете тусклого оранжевого фонаря, стояла девушка, более похожая на подростка. Задрав голову кверху, она разглядывала бронзовую статую и шевелила губами.
Длительная прогулка на свежем воздухе благотворно повлияла на Сашино самочувствие. К нему вернулись нормальная координация движений и способность соображать.
Услышав шаги, девушка повернулась к Дыболю. Даже в этом абажурном полумраке Саша сумел разглядеть, какие у неё приятные черты лица. Она была похожа на Розочку и одновременно на всех девушек, которые когда–либо ему нравились.
- Здравствуйте, - громко поприветствовал её Саша и, чтобы юница не заподозрила в нем злоумышленника, добавил: - Не бойтесь.
- А я и не боюсь, - спокойно ответила девушка голосом настолько нежным и проникновенным, что у Дыболя засосало под ложечкой.
- Гуляете? - вежливо поинтересовался Саша, давая себя хорошенько рассмотреть. При этом он старался дышать в сторону.
- Гуляю, - приветливо ответило ангелоподобное существо.
- Ну и как вам памятник? - по–хозяйски спросил Дыболь. Он очень боялся спугнуть это кроткое создание каким–нибудь неосторожным словом или резким движением. Поэтому Саша сразу решил открыться, кто он такой.
- А кто это - Дыболь? - поинтересовалась девушка. Саша мгновенно достал из кармана паспорт и, раскрыв его, показал.
- Это я. Разве не похож?
- Ой! - воскликнула юница и так посмотрела Дыболю в глаза, что внутри у него все оборвалось. Разволновавшись, Саша убрал документ, зачем–то кивнул на свой памятник и спросил:
- А что это вы так поздно? Ждете кого–нибудь?
- Не знаю, - со вздохом ответила девушка. - Вообще–то, мне пора домой. Хотите, я приглашу вас в гости?
- Хочу, - не веря своим ушам, сразу согласился Дыболь.
- Тогда побежали? - беря его за руку, радостно предложила она.
- Побежали.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
СТЫД
В мире не существует ничего такого, чего бы люди не стеснялись. Стыдятся абсолютно всего: профессии, внешности, одежды, социального положения, правды, родителей, добра, чувствительности, наклонностей, зарплаты, национальности, говорить, прошлого, настоящего и даже будущего. Глядя на все это, начинает казаться, что быть человеком и вообще - жить позорно. Но одновременно с этим люди совершенно ничего не стыдятся. Они не считают чем–то зазорным воровство, жестокость, чванливость, глупость, жадность, продажность и ещё много–много вещей, с которыми часто, но без всякого удовольствия сталкиваешься в жизни. Создается впечатление, что человечество потеряло всякий стыд. У каждого на этот счет имеется своя точка зрения, но у Саши её пока не было. Правда, это не мешало ему испытывать чувство неловкости.
Проснулся Дыболь от яркого полуденного солнца и перекрестного шепота. Открыв глаза, он увидел забытое на время сна семейство. Все трое смотрели на гостя и ласково улыбались. Вспомнив подробности своего ночного появления в этом доме, Саша покраснел и, едва разжав челюсти, невнятно поздоровался.
Дневной свет удивительным образом изменил ангельскую внешность новой знакомой - Луизы. Дыболь увидел, что она не так уж и красива, болезненно худа и даже отдаленно не напоминает его Розочку. Правда, сейчас это совершенно не волновало Сашу. После вчерашнего, внутри у него все горело, страшно хотелось пить и куда–то двигаться.
- Вот, я все почистила, можете одеваться, - произнесла Луиза и повесила одежду Дыболя на спинку стула.
- А потом завтракать, вернее, даже обедать, - пропела мама и тут же исчезла в соседней комнате.
- Кое–что найдется и для головы, - ободряюще кивнув, торжественно произнес папа и последовал за мамой.
- А я уже показала папе с мамой ваш памятник, - радостно сообщила Луиза. - Мы утром ходили смотреть. Они просто потрясены! Быстренько поднимайтесь и за стол. - Девушка кокетливо махнула рукой и вышла из комнаты.
Саша не был готов к подобному приему, хотя домашняя атмосфера ему не только понравилась, но и показалась удивительно знакомой. Похоже, именно так он представлял свое будущее семейное счастье. Правда, не с Луизой.
Как ни хорошо приняли Дыболя в этом доме, но после вчерашней ночи он решил бежать. Его память смогла воспроизвести лишь жалкие обрывки застольного разговора, который в основном вертелся вокруг проклятого бронзового памятника. То, что Дыболь сумел вспомнить, было настолько ужасно и неправдоподобно, что Саша, стиснув зубы, застонал словно от сильной боли. Так врать ему ещё никогда не приходилось.
Превозмогая тошноту и головную кононаду, Дыболь быстро натянул на себя одежду и на цыпочках покинул гостеприимную квартиру.
СКАНДАЛ
Поплутав немного по городу, Саша с трудом купил бутылку местного фирменного пива Овокачо и наконец добрался до дома профессора. Он поднялся по скрипучим ступенькам и постучал в дверь. Открыли ему не сразу, но когда это произошло, он пожалел, что вернулся слишком рано.
- Что такое?! - пронзительным голосом воскликнул профессор. - Почему вы пьяный?! Разве я говорил, что вы можете шляться по ночам черти где, а потом заявляться ко мне в пьяном виде?
Отступив на шаг назад и опустив голову, Дыболь застегнул пиджак и пробубнил:
- Я не пьяный.
- Не пьяный, да? Не пьяный, да?! - закричал профессор, наступая на Сашу. - Да вы посмотрите на свою рожу! Это же не рожа, это свиное рыло. Вот что, молодой человек, убирайтесь–ка отсюда вон! Протрезвитесь, а потом приходите. И если я ещё раз увижу вас пьяным, пеняйте на себя! Вам ясно? закашлявшись, хозяин дома вернулся в квартиру и с силой захлопнул за собой дверь.
Оставшись на площадке, Дыболь хотел было пнуть дверь ногой и проорать какое–нибудь оскорбление, но вовремя передумал и медленно спустился на улицу. В таком плачевном состоянии он не в силах был даже негодовать. Саша лишь понял, что больше никогда не вернется к профессору и сразу ощутил затылком ледяное дыхание одиночества, какое посещает человека на чужбине в минуты душевной слабости. Чужой город начинал давить на Дыболя со всех сторон теми нелепыми сюрпризами, которые он уже получил. О предстоящих же ему страшно было подумать.