Однако Лугальбанда ничего не ответил ему. Голова его вдруг упала на грудь, тело заколыхалось, начало дрожать будто в судороге и внезапно рассыпалось в прах. Пламя ликующе вознеслось к потолку, языки его слизнули бренные останки великого воина и алчно потянулись к Гильгамешу. Вождь оглянулся, ищя спасения, но увидел лишь полыхающий Урук за спиной и обугленные трупы на улицах. Город был мёртв, и только на пристани возле самой воды безутешно рыдала молодая красивая женщина. Странно было видеть этот прекрасный, хотя искажённый страданием, лик посреди руин и дыма. Но ещё удивительнее было то, что пламя как будто боялось подступиться к ней, оно обходило её стороной, беспощадно выжигая окрестные дома. Этот образ - плачущая женщина в окружении неистовой стихии - особенно поразил Гильгамеша. Он закрыл глаза ладонями и закричал - дико, надрывно, как кричат люди в невыносимой муке. И когда крик его, бесконечно долгий и полный отчаяния, наконец затих, Гильгамеш вдруг обнаружил, что видение ушло, а он сидит на полу святилища и держится руками за волосы. Огонь горел у ног Эрешкигаль, львы и буйволы охраняли покой умерших, кровь на алтаре тускло переливалась в свете пламени. Вождь поднялся с колен, повёл головой, разминая затёкшую шею, и заковылял к выходу. В ушах у него шумело, ужасное видение неизжитым кошмаром стояло перед глазами, растравляя изнемогающее сознание.
На выходе его встретила мать. Лицо её было разгневано.
-- Что ты сделал с Луэнной? - спросила она.
Вождь смерил её тяжёлым взглядом.
-- Разделался с предателем, - глухо ответил он.
-- Ты отверг того, кто был верен тебе.
-- Я покарал предателя, - упрямо повторил Гильгамеш.
-- Какой демон вселился в тебя, что ты перестал доверять своим слугам?
Вождь с ненавистью посмотрел на неё.
-- Уйди, - проговорил он, дёргая щекой. - Уйди, пока я не приказал взять тебя под стражу.
Мать отшатнулась, с изумлением глядя на сына.
-- Что творится с тобою, сын мой? Отчего ты так ожесточился? Луэнна верно служил тебе. Он был лучшим сангой из всех. Кто теперь заменит его?
-- Неужто ты думаешь, не найдётся охотников? - криво усмехнулся Гильгамеш.
-- Будут ли они так же верны тебе?
-- Мне не нужна их верность. Собака служит за кость. Пока сила на моей стороне, они не оставят меня. - Гильгамеш отодвинул мать и зашагал к лестнице.
-- Смотри, как бы эти собаки не съели тебя! - крикнула Нинсун ему вслед.
Гильгамеш вздрогнул, но не обернулся. Взойдя по лестнице, он прошёл в гостиную и громко хлопнул в ладоши. На зов явился старый раб.
-- Позови сюда Курлиля, распорядителя амбаров. И разошли рабов по городу, пусть объявят жителям, что сегодня за час до захода солнца я буду говорить на площади.
Раб беззвучно отступил в коридор. Через некоторое время прибежал запыхавшийся Курлиль. Лицо его было бледно, руки заметно подрагивали.
-- Господин хотел видеть меня? - пробормотал он, падая ниц.
-- Встань, Курлиль, - покровительственно сказал ему Гильгамеш. - Отныне ты - санга. Старейшин, сидящих внизу, держи как пленников. Пусть едят ячменный чурек и лук, пьют одну воду. Воинов же корми вдвойне против прежнего. Закрой все ворота в Дом неба, поставь на стенах верных людей с оружием. Стражам и жителям, которые будут недовольны, скажи - я велел. Поставь по одному дозорному на крышах дворца и храма. Пусть сменяются каждый двойной час и немедленно сообщают, если заметят какое движение возле города. Мастерам, что работают для Инанны, увеличь довольствие и распусти по домам. С торговцами все дела прекрати. Запомнил?
-- Я всё запомнил, господин, - торопливо произнёс Курлиль, не поднимая лица. - Всё сделаю, как ты сказал. Пусть господин знает: я, как верный осёл, пойду, куда мне скажут и сделаю всё, что велят. Боги да ниспошлют тебе долгую жизнь! Ибо как Солнце дарует всем тепло, так ты даруешь Уруку...
-- Ладно, довольно, - нетерпеливо поморщился Гильгамеш. - Отправляйся.
Курлиль согнулся в поклоне и попятился к выходу, не распрямляя спины. Гильгамеш в задумчивости сделал круг по комнате, присел на циновку, ещё раз хлопнул в ладоши.
-- Сикеры мне, - приказал он вбежавшему рабу.
Откинувшись спиной к стене, он наблюдал через оконный проём в потолке, как по небесному океану медленно проплывают ослепительно-белые сгустки пены. Разум его постепенно освобождался от остатков жуткого видения. Что хотели открыть ему боги, посылая этот кошмар? Кто была та женщина, что рыдала на берегу Евфрата? И отчего отец его был похож на бесприютную душу? Эти вопросы неотступно преследовали Гильгамеша, заставляя его подозревать худшее.
Дождавшись сикеры, он прогнал раба и жадно припал к кувшину, захлёбываясь пьянящим напитком. Живот его набух тяжестью, борода пропиталась пенными струйками, стекавшими по подбородку. Громко рыгнув, Гильгамеш отставил пустой кувшин в сторону, вытер рукой губы и закрыл глаза. Покой нашёл на него, мир представился простым и понятным. "Я - орудие богов, - подумал он. - Мне не в чем каяться перед Эрешкигаль. Я исполняю волю Энлиля, который карает Киш моими руками". Но тут ему опять вспомнился страшный облик отца и объятый пожаром Урук. Тоска охватила Гильгамеша. Он снова и снова возвращался мыслями к событиям утра, и думал - не напрасно ли всё?
Так он просидел, наверно, целый час. Ладья Уту зависла над оконным проёмом, любопытствующий бог с интересом заглядывал туда, наблюдая за своим потомком. Гильгамеш ощутил лёгкое жжение на коже, взглянул на солнечные зайчики, прыгавшие по стене, и вдруг вскочил, как ошпаренный.
-- Баба! Плакса! - заорал он, с силой поддевая кувшин. - Сопляк! Нюни распустил...
Он вышел из гостиной, пинком разбудил прикорнувшего раба.
-- Осла мне, быстро!
Раб, схватившись за ушибленный бок, торопливо захромал к лестнице. Гильгамеш спустился в спальню и приказал слугам переодеть себя в праздничное одеяние.
Глава вторая. Гильгамеш в городе
-- Раб, соглашайся со мной!
-- Да, господин мой, да!
-- Скорей принесли мне воды, на руки возлей! Моему богу принесу я жертву!
-- Принеси, господин мой, принеси! У того, кто приносит жертву, сердце его спокойно. Благо за благом он получает.
-- Нет, раб, не хочу приносить я жертву!
-- Не приноси, господин мой, не приноси! Ибо не приучишь ты своего бога идти за собой, словно собаке, если он то требует обрядов, то говорит: "Не проси!", то желает неизвестно чего!
Диалог о благе.
Он решил встретиться с Энхедуанной, прорицательницей храма Нанше. Святилище богини находилось возле Дома неба, вплотную примыкая к его юго-восточной стене. От дворца его отделяло не более двух верёвок, но Гильгамеш решил отправиться туда на осле, чтобы не являться пред светлые очи богини пешком, подобно неотёсанному мужлану. Вождь облачился в самые торжественные одежды, послал рабов за финиками, хлебом, сикерой и свежайшей колодезной водой. Спустившись во двор, он придирчиво осмотрел ездового осла: обошёл его со всех сторон, проверил зубы, заглянул под брюхо. Тщательно оглядел уздечку и седло. Осмотр удовлетворил его. Даже если богиня не разбиралась в ослах, то золотые удила и кашемировую вышивку на седле она должна была оценить. Он запрыгнул на спину животному, подбоченился и коротко скомандовал стражникам:
-- Тронулись.
Один из воинов взял осла под уздцы и повёл его к воротам, двое других затопали сзади. Рабы подхватили корзины с подарками богине и устремились следом, взбивая пятками раскалённую землю.
Ворота Гильгамешу открыли какие-то незнакомые люди в одежде служителей Инанны, вооружённые пиками и булавами. Вождь внимательно, не без внутренней радости, оглядел их, отметив про себя безупречную исполнительность нового санги. Выехав за ворота, он насторожился. Его изумила необычная пустота улиц. Не было видно рабов с поклажей, исчезли возившиеся в пыли дети, даже бездельники, дни напролёт сидевшие под навесами с кубками сикеры, попрятались по домам, спугнутые вестью о скорой войне. Лишь разомлевшие от жары собаки, высунув языки, лежали в теньке чахлых кустов анчара, окружённые тучами мух, да хлебал из помойной лужи чей-то осёл.
Гильгамеш проехал пару коротких, беспорядочно застроенных, улочек, миновал перекрёсток с колодцем, и, свернув в один из тупиков, оказался перед храмом Нанше. Трёхэтажный ступенчатый дом без окон, стоявший на террасе высотой с человеческий рост, имел вид хотя и внушительный, но запущенный. Углы его выветрились, пошли щербинами, основание террасы разъела трава, штукатурка местами осыпалась, обнажив ровные ряды сырцовых кирпичей. Ступени, ведущие к деревянной двери, потрескались, зияли щелями, дверь рассохлась, краска с неё слезла. Не впервые созерцая это убогое зрелище, Гильгамеш в который раз задавался вопросом: действительно ли обитель богини сновидений прозябает в нищете или это всего лишь уловка, чтобы скрыть от глаз ревнивой Инанны подлинные богатства её предприимчивой сестрицы? Вряд ли служители Нанше так уж бедствовали. Перед храмом всегда можно было видеть толпу страждущих, несущих богине разные яства и подарки. Скорее всего, люди из храма просто прибеднялись, выставляя напоказ мнимую нужду, дабы отвести от своей госпожи гнев всемогущей Инанны. Вождь давно подозревал это, хотя не имел возможности проверить.