-- Из тех, кто стоит, и тех, кто сидит,
-- Из тех, кто взращён с сынами владык,
-- Из тех, кому сердце молчать не велит,
-- Из тех, кто упорен и духом велик!
-- Поднимемся дружно, сметём всех врагов,
-- За родину каждый погибнуть готов.
-- Урук, сотворённый руками богов,
-- Скребут его стены края облаков.
-- Эанна - священный чертог мирозданья,
-- Там боги пируют, даруют нам знанья,
-- Сам Ан приготовил покои Эанны,
-- И ты, Гильгамеш, там всегда - гость желанный.
-- Веди же нас в бой, не уступим насилью,
-- Не будем терпеть мы Киша засилье.
-- Мы - воины храбрые, в схватке не слабы,
-- А Киша отродье - сплошь трусы и бабы.
-- Отложим орудья труда ради битв,
-- Пришёл час расплаты, суда и молитв,
-- Пускай только Акка к Уруку придёт,
-- Достойный приём его армию ждёт.
-- Сожмём же все крепко щиты и ножи,
-- Мы - воины бога. Ты ж, Акка, дрожи!
Глава третья. Гильгамеш в осаде
-- Раб, соглашайся со мной!
-- Да, господин мой, да!
-- Я хочу покориться врагу, я противнику сдаться хочу!
-- Покорись, господин мой, покорись! Сдайся, господин мой, сдайся!
-- Нет, раб, не желаю я покоряться, не хочу я сдаваться!
-- Не сдавайся, господин мой, не сдавайся! Если отдашь ты противнику часть, вскоре он заберёт у тебя целое. Не найдёшь ты у врагов пощады!
Диалог о благе.
Дворец был погружён в молчание. Не слышно было окриков надсмотрщиков, не раздавалась весёлая перекличка стряпчих, не звучал заливистый смех наложниц, даже шелест невольничьих шагов стал как будто тише, превратившись в почти неосязаемое шуршание. Дворец замер. Все ходили на цыпочках, разговаривали шёпотом, боясь потревожить повелителя, который был не в духе. Гильгамеш сидел в комнате для приёмов, безучастно глядел перед собой и медленно цедил сикеру. Какие-то невесёлые думы одолевали его, заставляя отрешённо покусывать рыбу и подолгу держать кубок у рта, не притрагиваясь к нему. Угрюмость не сходила с его лица. Стоявший за спиною раб, весь побледнев от страха, выпученными от усердия глазами неотрывно следил за каждым движением господина. Иногда вождь ставил кубок на стол, и тогда раб вытягивал шею, пытаясь угадать, стоит ли наливать сикеру или надо подождать. Пальцы его при этом нервно подрагивали, зубы судорожно стучали.
В коридоре раздался какой-то шум. Вождь оживился и опустил левую руку на ножны.
-- Пришли начальники отрядов, повелитель, - доложил вошедший воин.
-- Пусть войдут.
Первым в комнату вступил Забарадибунугга, приземистый и неулыбчивый командир храмовых воинов. Скрестив руки на груди, он сделал глубокий поклон, пробормотал неуклюжее приветствие и отступил в сторону, пропуская следующего. За ним вошёл Бирхутурре, начальник портовых стражников. На мгновение ослеплённый солнцем, он прищурился и непроизвольно поднял ладонь к лицу. Встретившись взглядом с вождём, почтительно поклонился. Вслед за ним по одному вошли командующие отрядами Больших домов. Кланяясь Гильгамешу, они рассаживались на стульях, деловито озирались. Многие из них попали сюда впервые. Обиталище внука Солнца вызвало у них робость, которую они скрывали под маской напускной невозмутимости. Неловко постукивая ножнами о стулья, они поправляли перевязи, смущённо сопели. Последним вошёл Курлиль, сопровождаемый двумя воинами. Он подобострастно сложил ручки и пожелал вождю долгой жизни. Гильгамеш небрежно кивнул в ответ. Курлиль просеменил вперёд и уселся в теньке, подальше от обжигающих лучей солнца. Воины встали по сторонам дверей. Недвижимые как статуи, они вытянулись возле стен, бессмысленными взглядами уставились в пространство.
Вбежавшие рабы поставили перед каждым угощение и кувшины с сикерой. Лица вошедших смягчились, напряжение отступило, руки потянулись к кубкам. Гильгамеш поднял тост за торжество Инанны и поражение Акки. Военачальники одобрительно загудели, задвигались, пили гулкими глотками, запрокинув головы, потом долго вытирали пальцами бороды и губы.
-- Сила наша в духе, - наставительно произнёс вождь. - Если вера пребудет в нас, боги пошлют нам победу. Если же утеряем мы веру, участь наша будет печальна. Не воины решают исход борьбы, но бессмертные властители мира. В их воле наделить могуществом одних и обратить в прах других. Помните об этом.
Военачальники закивали, соглашаясь с Гильгамешем.
-- Пусть ваши души будут всегда полны ненависти к врагу, а мышцы тверды как камень, - добавил Гильгамеш.
-- Мы готовы хоть сейчас выйти на бой с Аккой, господин, - преданно взвизгнул Курлиль, сжав кулаки.
Гильгамеш важно кивнул.
-- Готовы ли ваши бойцы отбивать натиск Киша с прежним рвением? - спросил он, обводя взглядом напряжённые лица военачальников. - Не подточила ли осада их упорство?
-- Они преисполнены решимости и отваги, - ответил за всех Забарадибунугга. - Умирая, они со спокойным сердцем отправляются во владения Эрешкигаль, ибо знают, что погибли не зря.
-- А что поделывает враг? - спросил Гильгамеш. - Не готовит ли он штурма?
-- Если кишцы пойдут на штурм, то все как один лягут у наших стен. Войско Акки слишком слабо для взятия Урука. Не в силах одолеть нашей твердыни, оно будет брать нас измором. Уже сейчас воины Киша грабят наши сады и выгоняют из домов земледельцев.
-- Хм, - недовольно пробурчал Гильгамеш. - И как долго мы можем продержаться?
-- Мне неизвестно, каковы наши запасы, повелитель. Об этом следует спросить у санги. Я отвечаю лишь за воинов. - Забарадибунугга независимо скрестил руки на груди.
Гильгамеш помолчал, постукивая длинными ногтями по кубку. Потом спросил:
-- А что сброд? Ропщет?
-- Ропщет, господин, - сказал начальник храмового отряда. - Мужичьё твердит, что урожай загублен, зерна из священных закромов не хватит на новый посев, и будет голод.
-- Поменьше слушай болтовню всяких торговок, - зло промолвил Гильгамеш.
-- Торговки крутятся рядом с воинами, господин, - пожал плечами военачальник. - А от мужичья проходу нет. Стеклись сюда со всех окрестных сёл.
-- Они - наши люди. Мы не можем отдать их на милость Акки.
-- Толку от них никакого, - проворчал Забарадибунугга. - Только ячмень жрут. Если уж прибежали, пускай что-нибудь делают. Я давно предлагал раздать черни оружие. Помощь, может, не ахти какая, зато руки заняты. К тому же, защищают свои поля. Это придаст им мужества...
-- Твоя забота - воины, Забарадибунугга, - оборвал его Гильгамеш. - Не забывай об этом. - Он зыркнул из-под насупленных бровей на зарвавшегося военачальника, помолчал, сверля его взглядом, потом спросил. - Что произошло у ворот Дома неба?
-- Господин, - торопливо встрял Бирхутурре, облизывая губы, - мои воины направлялись в храм Нинурты, но люди санги не пропустили их.
-- Они не знали тайного слова! - выкрикнул Курлиль.
-- Откуда им было знать, когда ты не сказал его.
-- Повелитель, - простонал санга, молитвенно сложив ладони. - Я лишь выполняю твой приказ. Если весь город будет знать тайное слово, к чему тогда охрана? Злоумышленники и так проникнут во дворец.
-- Командирам оно должно быть известно, - настаивал Бирхутурре. - Иначе как нам предупредить господина, если что-то случится?
-- У меня есть верные люди, которые зорко следят за всем, что творится вокруг, - сказал Курлиль.
-- Кажется, один из них приставал сегодня к служительнице Нанше, - неприязненно произнёс начальник стражников. - А другого я видел вдрызг пьяного у южных ворот.
-- Клевета! - возопил санга. - Этого не может быть. Я лично проверяю все посты. Кто они? Назови мне их имена.
-- Сам разбирайся со своими людьми, - огрызнулся Бирхутурре.
Гильгамеш зарычал, хлопнул кулаком по полу.
-- Тихо! Что за базар! Раскудахтались как куры. - Он отхлебнул из кубка и помолчал, успокаиваясь. - Вы - храбрые воины, но вы ничего не смыслите в хитрости. Город кишмя кишит лазутчиками. Каждое мгновение нас подстерегает отравленная стрела или удар дубинки. Гибель любого из вас вызовет замешательство в войске. Акка немедленно воспользуется этим. Если кишцы проникнут в город, то мы укроемся в Доме неба и оттуда будем руководить действиями наших отрядов. Тайное слово - это не знак недоверия к вам, но предосторожность, необходимая для защиты Урука. Достаточно того, что его знаю я, знает санга и знает дежурная смена. Остальным его знать ни к чему.