ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПОСЛЕДНИЙ БОЙ ЗА ПРОЕКТ
Малевская подошла к длинному белому столу. Он уставлен многочисленными стеклянными банками с образцами раздробленных, превращенных в порошок горных пород.
В каждой банке образец покрыт тонкой и твердой коркой. Малевская ставит на нее небольшой особого устройства динамометр и испытывает сопротивляемость корки давлению. Показания динамометра Малевская заносит в тетрадь.
Тишина в комнате подчеркивается шумом мотора, равномерно и глухо доносящимся откуда-то из-под пола, и хлопаньем далеких дверей. Трудно представить себе, что эта комната - лишь одна из многочисленных ячеек огромного научно-исследовательского института, что кругом - внизу, вверху, рядом - сотни людей в кабинетах, лабораториях, мастерских напрягают мысль и волю, трудятся, комбинируют, исследуют тысячи веществ, явлений и законов.
Малевская сосредоточенно работает. Время от времени она отрывается, встревоженно поднимает голову и прислушивается. Потом опять принимается за динамометр и тетрадь.
Звонок телефона прозвучал в дальнем углу лаборатории. Малевская торопливо подбежала к аппарату.
- Слушаю... Малевская... Это ты, Илья?.. Нет, еще не возвратился. Да. Сама жду - не дождусь... Звонка не было. Хорошо. До свиданья.
Послышались шаги за дверью. Малевская выпрямилась и застыла в ожидании. Вошел Брусков. Его уши розовели, а чисто выбритая голова блестела, как шар слоновой кости.
- Здравствуй, Нина! Никаких известий?
- Нет.
- Странно! Уже два часа... пора бы, как будто...
- Когда началось заседание?
- В восемь часов утра.
Брусков сел в белое плетеное кресло у письменного стола и, положив на него локоть, закрыл ладонью глаза.
- Что нового, Михаил?
- Пока все благополучно. Схема температурного перепада работает превосходно.
Брусков открыл глаза и с оживлением продолжал:
- Молодец Никита! Его идея применения жидкого водорода великолепна! Я бился до одурения над проблемой создания в глубинах разницы температур между двумя спаями термопары. Я терял надежду, возмущался Никитой, втянувшим меня в эту проклятую проблему, проклинал себя, что поддался соблазну дружбы и очарованию загадки. И вот он только намекнул как-то вскользь, что, может быть, следует доставлять к одному спаю термопары концентрированный холод с поверхности земли... Эта мысль поразила меня. Я чуть с ума не сошел от восторга. Это гениальный человек!.. Это...
- Я не спорю, не спорю... - улыбалась Малевская, ставя динамометр на корку нового образца. - Если бы я была другого мнения, ты меня не видел бы здесь, в его лаборатории.
- Не только ты. А Илья? А десятки других?.. Как странно, Нина! Ведь факт существования в глубинах земли неисчерпаемых запасов энергии давно известен. А к идее практического использования их относились как к идее фантастической. Но вот взялся за нее Никита - и у меня, у тебя, у Цейтлина, у многих других глаза раскрылись. И "фантастика" становится сейчас такой реальной, такой ощутимой...
- Ты забываешь, Михаил, еще одно очень важное, по-моему даже решающее, обстоятельство.
- Какое?
- А то, что у нас, в Союзе, каждая здоровая идея быстро претворяется в действительность. Проект Никиты раскрывает такие волнующие перспективы, что все другое сразу перестало нас увлекать.
- Значит, и солнце, и ветер, и вода теперь окончательно дискредитированы?
- Ну, как сказать?! Лично я, вероятно, не вернусь к ветротехнике, но другие... они, вероятно, будут выжидать результатов нашей экспедиции. Такие люди, как Рощин или Виктор Семенов, даже в случае успеха нашей экспедиции будут продолжать поиски новых видов энергии. И кто знает? Разве есть пределы человеческой изобретательности? Может быть, они в конце концов найдут простые и дешевые способы получения энергии от солнца и океанов. И тогда применение их будет так же целесообразно, как использование нашей подземной теплоты.
Они помолчали. Поднявшись и заглянув в тетрадь Малевской, Брусков спросил:
- Чем ты сейчас занята?
- Проверяю действие различных минерализаторов на горные породы. Эти минерализаторы должны цементировать своды из размельченной горной породы, которые снаряд будет оставлять за собой по мере продвижения в глубь земли. Без этого тяжесть нарастающего столба размельченной породы в конце концов раздавила бы снаряд, из какого бы крепкого металла он ни был сделан... Но сейчас я ловлю себя на том, что моментами ничего не соображаю... А каково там Никите? В комиссии, я знаю, немало противников его проекта. И он один должен выдерживать бой.
- Ну, он там не один сражается...
- Кто сражается? Где сражается? - послышалась скороговорка Цейтлина. Он с трудом протиснулся в дверь. - Безобразие! Это не дверь, а мышиная щель! Это мышеловка какая-то!
Усевшись на стул и широко расставив ноги, он вытирал с лица обильный пот.
- Здравствуйте, ребята! Что слышно? Кончилось заседание?
- Нет еще, Илюша! - ответил Михаил, наблюдая за работой Малевской.
- Это безобразие! Столько времени мучить людей! Не зря говорят, что в комиссию не легко попасть, а еще труднее выйти.
- Зато оттуда легко вылетают, Илюшенька!
- Не все, Михаил, не все! Смотря с каким багажом явишься. А у нашего Никиты... Он выйдет оттуда с высоко поднятой головой.
- Я думаю! - ответил Брусков. - Чего бы стоили все мы, если б дело обстояло иначе... Ты откуда, Илья?
- Да все оттуда - из НИМИ. Третью неделю бьемся над подвижным соединением секций снаряда. Никита хочет придать ему некоторую гибкость, чтобы не быть прикованным к вертикали. Таким образом снаряд получит способность к маневрированию.
- Ну, и что же?
- Приходится вносить кое-какие изменения в первоначальный проект. Гибкость вершины снаряда в проекте разработана очень хорошо, эту часть мы не тронем, а вот способ сочленения и размер секций в теле снаряда придется несколько изменить. Никита уже согласился. Да что-то у нас не клеится с моделью. Архимедов винт, который должен вращаться вокруг тела снаряда и переносить кверху раздробленные буровой коронкой и ножами горные породы, тоже нелегко заставить работать. Правда, на модели в небольших кривизнах он уже работает, но пройдет еще не меньше месяца, пока мы добьемся полного решения задачи.
Опять раздался телефонный звонок. Брусков бросился к аппарату. Но, как это ни странно, тяжеловесный Цейтлин опередил его и перехватил трубку.
- Слушаю... Цейтлин, да... А, Андрей Иванович!.. Что? О Марееве? Ничего... Неужели? Говорите, голубчик, умоляю вас, говорите... что он вам сообщил?
Малевская и Брусков жадно ловили невнятные звуки, доносившиеся из трубки.
- Одну минуточку, Андрей Иванович. Здесь Малевская и Брусков... Андрей Иванович говорит, что ему сейчас звонил секретарь комиссии, его приятель, и передавал ход заседания... Продолжайте, Андрей Иванович... Да... да... ага... два часа длился доклад Никиты?.. Вот здорово!.. Ага!.. так... С успехом? Так... так... Кто? Рощин выступал против? Из Института гелиоэнергетики?.. А-а-а... Так... так... Час говорил? Технические эксперты одобряют? Молодцы!.. Что?.. Вы слышите? Еще восемь ораторов, заключительное слово Никиты и председателя комиссии, голосование резолюций... Бедный Никитушка! Ну и дела!..
Цейтлин опустился в заскрипевшее под ним кресло. Все молчали. Малевская несколько раз пробовала начать работу и снова бросала. Брусков сосредоточенно ходил по комнате. Все трое думали об одном и том же. Ожидание становилось невыносимым.
Наконец раздался осторожный стук в дверь.
- Войдите! - громко сказала Малевская.
На пороге показалась спокойная, корректная фигура Андрея Ивановича Потапова. Он аккуратно закрыл за собой дверь.
- Здравствуйте, друзья мои! - неторопливо говорил он. - Неужели Никита Евсеевич еще не пришел? Мне полчаса назад звонил секретарь комиссии, что заседание кончается. Я и поспешил сюда.
- Как? Значит, уже! Где же он?
- Он, может быть, и не знает, где мы?
- Я это предусмотрел, - сказал Андрей Иванович. - Я просил секретаря передать Никите Евсеевичу, что мы все будем его ждать в лаборатории у Нины Алексеевны. Он обязательно сюда придет. Да вот и он!
Мареев вошел оживленный, счастливый. За прошедшие полгода складки на переносице и у ноздрей стали глубже и резче, взгляд - еще тверже и острее. Было в его лице что-то властное, заставлявшее прислушиваться ко всему, что он скажет. Но улыбка попрежнему как-то внезапно преображала это смуглое, худощавое лицо, придавая ему неожиданную теплоту и мягкость.
- Ну, вот и я! - весело воскликнул он, бросая тяжелый портфель в кресло. - Здравствуйте, друзья!
Его встретили радостными восклицаниями.
- Никитушка! - говорил, захлебываясь, Цейтлин. - Ну, как? Можно поздравить? Поздравляю! Поздравляю!
- Правда, Никита? Победа? - нетерпеливо спрашивал Брусков.
- Ну, конечно, победа. Самая лучшая, самая симпатичная резолюция! Но какой бой, товарищи! Какой бой! Сражение титанов.
- Да садись же, Никита! Отдохни немного, - говорила Малевская, отстраняя Цейтлина и Брускова. - Ну, отойдите же! Дайте ему отдышаться!
- Да я нисколько не устал, Нина! Клянусь Плутоном - моим теперешним покровителем.
- Рассказывай, Никита, скорей, - нетерпеливо сказал Брусков. - Споров было много?
- О! Возражали много и яростно, но ничего у них не вышло. Проект получил одобрение, и, значит, друзья...
- Будем готовиться к экспедиции?!
- Да! Теперь успех зависит только от нас!