В самом конце коридора красный волчок, высотой в рост Калифрики, с грустным пением вращался, балансируя на острие кинжала. Йолара сообщила, что волчок будет крутиться девяносто девять лет без завода.
Она заявила это с такой серьезной миной, что Калифрики не выдержал и расхохотался.
- За все время, пока я здесь, ни разу не слыхал твоего смеха и не видел, чтобы ты улыбнулась.
- Мне, в отличие от тебя, эти вещи давно не в диковинку, - ответила она. - Я вижу их изо дня в день.
Он кивнул в знак согласия.
- Разумеется, - сказал он.
Тогда улыбнулась она. И пожала ему руку на удивление крепко.
На следующий день они отправились покататься верхом на великолепных рогатых конях из металла: он на пурпурном жеребце, она на зеленой кобыле. Они долго сидели на вершине холма, любуясь долиной, горами и крепостью Джероби Клокмана. Калифрики рассказал Йоларе немного о себе, и она, похоже, слушала его с искренним восхищением, а не просто из любопытства. А когда он под конец поцеловал ее, она казалась такой неискушенной. И лишь тогда, когда они неспешно возвращались назад в крепость, она призналась ему, что не знает других людей, кроме отца, - до сих пор ей приходилось видеть только случайных купцов, менестрелей или гонцов, да и то недолго.
- Довольно странный образ жизни, - заметил он.
- В самом деле? - отозвалась она. - Я начала об этом догадываться, начитавшись книг в библиотеке. Но поскольку все это были романы, я не могла с уверенностью сказать, что в них правда.
- Твой отец, похоже, с причудами, - сказал Калифрики. - Хотелось бы мне познакомиться с ним.
- Я не уверена, что он уже совсем поправился, - заметила она. - Он словно бы избегает меня. - Проехав еще немного, она добавила: - Как бы я хотела посмотреть мир, побывать и в других местах.
Той же ночью, как только Калифрики заслышал музыку снова, он медленно и неслышно двинулся вниз по лестнице. Остановился он только у входа в зал, откуда неслись вопли и стенания. Затем он осторожно лег на живот и потихоньку пополз вперед, так что ему удалось изловчиться и заглянуть за угол лестничной площадки, при этом глаза его находились всего в нескольких сантиметрах от пола.
Взору его предстал металлический квартет: жуткие фигуры-калеки с ликами падших ангелов. Все как один изуродованы: серо-стальные, золотые и серебряные тела сильно обожжены, лица рябые, лбы с ветвистыми рогами или короткими рожками. Рваные кожистые перепончатые крылья, словно черные пелерины, свисали с их плеч. Среди них двое скрипачей, волынщик и еще один музыкант, играющий на хрустальных колокольчиках. Музыка была хаотичной, волнующей и чарующей, но какой-то холодной, будто северный ветер в зимнюю ночь. Словно бы вовсе не человеческая музыка, и Калифрики поймал себя на том, что хотел бы знать, уж не сами ли демоны из металла создали эти мелодии. За спиной у них в полу чернели пять отверстий размером с могилу: одна - в центре, остальные окружали ее с четырех сторон. Перед ними в огромном кожаном кресле сидел седой толстяк, черты его Калифрики рассмотреть не мог, поскольку человек прятал лицо в ладонях, сцепив пальцы в замок. Именно поэтому Калифрики сразу же бросилось в глаза кольцо с огромным сапфиром на правой руке человека.
Когда пьеса закончилась, бестии застыли на своих местах. Человек поднялся на ноги и взял в руки тонкую пику с алым древком, прислоненную рядом к стене. Сделав несколько шагов вперед, он ударил ею о каменную плиту в форме полумесяца. Внезапно, развернувшись на месте на шарнирах, музыканты заскользили к своим могилам и опустились в них. Когда они исчезли под полом, каменные плиты-крышки задвинулись, скрыв всякие следы их существования.
Человек водрузил пику на вбитые в стену крюки слева от себя, затем пересек залу и вышел в дверь в дальнем ее конце. Калифрики осторожно встал с пола, шагнул за порог и тоже пересек комнату, он увидел, что человек достиг конца коридора и начала взбираться по лестнице, которая, как ему было известно из предыдущей прогулки, вела в самую высокую крепостную башню. Он выждал достаточно долго и только потом снял со стены пику. Когда он ударил древком о камень-полумесяц, плиты пола открылись, и он заглянул в могилы.
Демоны-музыканты поднялись из них, встали по местам и, подняв инструменты, приготовились играть. Но Калифрики уже успел разглядеть то, что хотел. Он еще раз ударил по камню, и квартет опять убрался назад. Он вернул пику на крюки и вышел из залы.
В глубоком раздумье он долго блуждал по сумрачным коридорам. Когда наконец он дошел до комнаты, где горел свет, и остановился, оказалось, что это библиотека. Заглянув в дверь, он увидел доктора Шонга, который сидел и читал.
- Калифрики, - сказал доктор, - в чем дело?
- Когда хожу, лучше думается.
- Вы еще не совсем поправились, и спать вам куда полезнее, чем думать.
- Я устроен иначе. Когда меня что-либо беспокоит, я хожу и размышляю.
- Не знал об этой вашей технической особенности. Скажите, что вас беспокоит, и, возможно, я сумею помочь.
- Я до сих пор так ни разу и не видел хозяина дома. Знает ли Джероби Клокман о том, что я здесь?
- Да. Я ежедневно докладываю ему обо всем.
- О, а не давал ли он каких-либо особых поручений, касающихся меня?
- Лечить вашу рану, подавать вам еду и следить за тем, чтобы вам оказывали всевозможные почести.
- А не изъявлял ли он желания познакомиться со мной лично?
Доктор закивал.
- Да, но должен вам напомнить, что в последнее время ему нездоровилось. Однако теперь ему значительно лучше, так что уже завтра он пригласит вас с ним отобедать.
- Это правда, что мать Йолары бежала с музыкантом? - спросил Калифрики.
- Именно так я слышал. В те дни меня не существовало. Я был сделан, когда Йолара уже выросла.
- Спасибо, доктор, - сказал Калифрики, - и спокойной ночи.
Он заковылял по коридору, припадая на ногу, но, как только повернул за угол, хромота его сразу пропала. Прошагав дальше по коридору, он присел на скамью, закатал штанину и снял с себя затейливые скобы. Медленно привстал, затем перенес тяжесть тела на больную ногу. Потом ухмыльнулся.
В тот вечер чуть позже Йолара услышала, как кто-то тихонько скребется к ней в дверь.
- Кто там? - спросила она.
- Калифрики. Мне нужно поговорить с тобой.
- Минутку, - ответила она.
Она отворила дверь. Он заметил, что она до сих пор не сняла одежды, которую носила весь день.
- Как ты узнал, что это дверь моей комнаты? - спросила она его.
- Я вышел из своей и поискал, - ответил он. - Это единственная комната, в которой горел свет, - не считая моей и библиотеки, где я оставил доктора Шонга. А покои твоего отца, насколько я знаю, в северной башне.
Она одарила его второй улыбкой.
- Умно, - заметила она. - О чем же ты хотел поговорить?
- Сперва вопрос, если можно.
- Конечно. - Она отступила в сторону и отворила дверь шире. - Входи, пожалуйста.
- Благодарю.
Он сел на предложенный ею стул и затем сказал:
- Несколько дней назад, когда я пришел в себя, доктор Шонг рассказал мне, будто меня нашли тремя или тремя с половиной днями раньше в том самом месте, где со мной приключилось несчастье.
Она закивала.
- Ты была там, когда меня обнаружили?
- Нет, - призналась она. - Мне рассказали о тебе позже.
- Он употребил местоимение "мы", поэтому я предположил, что с ним была ты.
Она помотала головой.
- Скорее всего, кто-нибудь из механических кукол. Но это мог быть и мой отец. Хотя, думаю, нет, ведь он был болен.
- Йолара, - сказал он, - здесь что-то нечисто. Я чувствую, мы оба в большой опасности. Ты говорила, что хочешь уехать. Прекрасно. Собери вещи, и я увезу тебя отсюда прямо сейчас, сегодня же ночью.
Глаза ее расширились.
- Это так неожиданно! Мне нужно предупредить отца! Я…
- Нет, - оборвал он. - Именно его я и боюсь. По-моему, он не в себе, Йолара, и очень опасен.
- Он никогда не причинит мне зла, - сказала она.
- Я в этом совсем не уверен. Если верить портрету, ты сильно похожа на мать. В своем безумстве он может в один прекрасный день спутать вас - отождествить тебя с воспоминанием о ней. И тогда ты наверняка окажешься в опасности.
Глаза ее стали щелочками.
- Ты должен объяснить мне, почему ты так думаешь.
- Я уверен, что он нашел твою мать, после того как она изменила ему с цыганом, и убил ее.
- Как ты можешь так говорить?
- Я побывал в зале, где он держит свой бесовский квартет. Я открывал их могилы - и пятую, вокруг которой они становятся играть. В той пятой - скелет. На шее его цепочка с изумрудным корабликом, та же, что и на портрете.
- Нет! Я не верю этому!
- Прости.
- Я должна убедиться сама.
- По-моему, лучше не надо.
- Выдвинуть такое обвинение и просить меня принять его на веру - это уж слишком, - заявила она. - Пойдем! Это не так страшно, как ты думаешь, ведь моя мать для меня чужая. Мне бы хотелось взглянуть на эту могилу.
- Хорошо.
Он поднялся со стула, и они вышли в коридор. Добравшись до темной ниши в стене, он вынул оттуда меч, блеснувший полосой гладкой стали, и, держа его в правой руке, первым двинулся к лестнице.
- Где ты взял меч? - спросила она.
- Позаимствовал внизу у доспехов латника.
- Мой отец слабый больной старик. Неужели нужно идти на него с оружием…
- На всякий случай не помешает, - ответил он.
- Ты что-то не договариваешь, - сказала она, - не так ли?
- Увидим, - ответил он.