Вслух рассуждая сам с собой, он сидел на выступе утёса и рассеянно бросал в умиротворённое после бури море плоские камешки, предварительно собранные на берегу и сложенные горкой по правую руку. Их хлюпанье в воде было для него чем-то вроде собеседника. Тучи начинали освобождать небо, однако темнело, приближался вечер.
– Спасательная лодка плыла в известную ей точку на карте планеты, – вполголоса продолжил он, когда остался последний камешек. – Там, через высокогорную станцию дальней связи посылать кодовые сообщения о гибели челнока для ближайшего в этом звёздном скоплении военного корабля. Мне бы тоже полагалось знать эту карту... – Он смолк и нахмурился. Потом рассердился. – В конце концов я не вычислительное устройство. Не могу же я запомнить горы сведений обо всех планетах! – Он поднялся на ноги, с размаху закинул последний камешек к барашкам волн, пронаблюдал за его полётом. Затем недовольно подытожил. – Кто же мог предположить, что магнитная буря такой мощи вызовет сбой управления, швырнёт челнок под чёртов кусок метеоритного хлама?! – Он постоял, мысленно прикидывая, что предстояло выполнить в первую очередь. – Ладно, – сделал он примирительное заключение, отворачиваясь от моря. – Задание усложняется, и благодари судьбу, что оно перестало быть рутиной.
Выбираясь за шершавый утёс к склону холма, он заметил монаха, который выскользнул из ворот монастыря и тенью заспешил тропинкой вдоль каменной стены. Такое поведение безликого служителя показалось Ивану странным. Он кинулся за ним вдогонку, на бегу высвобождая из кобуры лучемёт.
– Эй?! Стой! – крикнул он громко, чтобы быть непременно услышанным. Но монах тоже побежал, с явным намерением скрыться за угловой башней. – Пеняй на себя, – останавливаясь, пробормотал Иван.
С двух рук он прицельно выстрелил ему в скрытую чёрным одеянием спину. Пучок энергии голубым лучом вырвался из ствола оружия, и монах не успел с прыжка оказаться за башней. Ярко вспыхнув, он с жёлтыми разрядами свалился на землю.
Когда Иван приблизился к той башне, от монаха остался лишь оплавленный кусок металлического скелета с вкраплениями керамических деталей. Слабый ветерок относил в сторону чад тлеющего клочка одежды. Иван носком ботинка поддел остывающий скелет и огляделся, но никого больше не увидел.
– Кого-то ж ты так спешил предупредить? – негромко пробормотал он, перебирая в уме разные предположения.
Он снова шёл через сад камней и подходил к приделу замка, когда в дверях портала возникла стройная молодая женщина. Она торопилась и не ожидала его увидеть. А заметив в саду, не растерялась, гордо вытянулась и приняла торжественную позу фантома, затем отступила в серый мрак за дверью. В брючном костюме, с кожаным плащом на плечах, она выглядела прекрасной амазонкой: именно её фантом встречал Ивана в тронном зале.
– Много времени назад... – начала она бесцветным голосом.
– Хватит представлений! – спокойно прервал её Иван, подходя к широкому порталу. – Я вижу, ты уже догадалась, кто я.
Она смолкла, тряхнула роскошными светлыми волосами.
– Явиться в таком виде? – она презрительно хмыкнула. – Даже ящер поймёт, кто ты.
– Твой монах этого не понял, – возразил Иван, проходя мимо неё внутрь замка. – Можешь не спешить. Он больше никого не предупредит о твоём желании сбежать отсюда.
Они сидели в резных дубовых креслах, разделённые изготовленным из того же дерева продолговатым тяжёлым столом. Она с золотой чашей в ладонях молча наблюдала, как он ест, – неторопливо прожёвывая, отдавая должное приготовленным ею кушаньям. Красные блики от горящих дров в камине играли на стенах, на столе, на их лицах. Наконец он сыто откинулся на спинку кресла, взял за ножку чашу, тоже золотую и тоже украшенную рубинами. Растягивая наслаждение, неторопливо сделал долгий глоток благоухающего приятными запахами вина и глянул на неё.
– Не боишься, что я тебя отравила? – Её лицо украсилось насмешливой улыбкой.
Он допил вино, в свете потрескивающего в печи огня с удовольствием осмотрел чудесную резьбу и вправленные камни своей чаши. Затем потянулся к бочонку на столе, подвинул к себе и налил в чашу тёмно-красного вина, после чего посмотрел на неё опять. И не то спросил, не то полюбопытствовал, добродушно, будто всё ещё не веря таким слухам.
– Так, значит, ты и есть та жена старика Менелая, из-за которой готова разразиться война в этой части Галактики?
Она надменно вскинула тонкие изгибы чёрных бровей, но тут же изменилась и отозвалась настроению сытого мужчины, умеющего ценить столь редкие при его роде занятий, почти семейные вечера.
– Муж выжил из ума, – пожаловалась она. – Упрятать меня здесь, лишить живых слуг, дальней связи. Я ему этого не прощу. Три недели не видела мужчины, ни с кем не разговаривала. Представляешь?
Иван слушал красавицу вполуха и задавался вопросом: "Знает ли она, что этот чёртов Парис собирается выкрасть её?" Он кивнул ей с подобием сочувствия и негромко предложил:
– Хочешь, я помогу тебе бежать?
Когда до неё дошёл смысл того, что он сказал, она вдруг расхохоталась.
– С тобой!? И куда ж? – Она игриво, как юная девушка, блеснула в его сторону большими темно-синими глазами. – Где мне придётся нарожать тебе детей, чтобы не зачахнуть от скуки? – Опять становясь надменной царицей, она твёрдо заметила: – Нет. Лучше я останусь здесь.
Глава 2
Иван проснулся на мягкой широкой кровати. Над ним был высокий золочёный балдахин, по бокам свисали белые газовые занавеси, и он помнил, что ножки кровати имели вид когтистых лап звероящера. Он резко откинул парчовое одеяло и сел. На щиколотке его правой ноги матовой белизной выделялось кольцо из титанового сплава, а от кольца натянулась свисающая за краем постели стальная цепь. Он был один. Ни звука не раздавалось в замке. Он глянул на пол. Другой конец цепи оказался просунутым в отверстие в каменной плите под кроватью. Узкого распахнутого окна было достаточно, чтобы восходящее большое солнце наполняло золотистым светом просторную спальню. Его одежда, его оружие хорошо освещались на кресле в дальнем углу, но цепь не давала ему никакой возможности дотянуться до них.
Массивная дверь мягко открылась. Сделав один только шаг, женщина, с которой он провёл ночь, приостановилась в дверях. Она была в лёгком и прочном, без излишних украшений одеянии, явно предназначенном для долгого путешествия. А отделанный изнутри бардовым шёлком коричневый плащ из тонкой кожи облегал её плечи, скреплялся на высокой груди золотой брошью. В одежде амазонки, в которой ещё предыдущим вечером намеревалась покинуть монастырь, сияющим утром она была восхитительна. Елена Прекрасная, Божественно Прекрасная, так её называли, предстала перед ним именно такой, чувственной, ни с кем не сравнимой красавицей.
– Ночь с тобой была чудесной, дорогой, – объяснила она своё появление. – Но мне пора. Ты же знаешь, за мной должен прилететь Парис.
Иван постарался говорить убедительно, впрочем, нисколько не заблуждаясь насчёт её ответа:
– Я не могу этого допустить. Ты с ним не встретишься.
Она улыбнулась ему снисходительно, как большому ребёнку, не способному отвечать за свои слова.
– Ты забавный, – сказала она воркующим грудным голосом, который вызывал невольное волнение его чувств. – Мне будет грустно думать, что ты умираешь с голоду.
Она закрыла дверь, и шаги её со скользящим, похожим на змеиный шорохом удалились в каменных проходах замка. Иван поднялся с постели. Длина цепи позволяла ему ступить к окну и выглянуть во двор.
Повсюду вытянулись утренние тени, а без ветра было совсем тихо. Елена внизу, под окнами ловко поднялась в седло на хребте приземистого ящера и обернулась. Она помахала Ивану рукой в замшевой перчатке, затем кольнула бок ящера острым крюком наконечника палки. Ящер недовольно засопел, однако затопал по дорожке, унося её прочь из безмолвного монастыря. Пока она не выехала за раскрытые ворота и не свернула, Иван стоял у окна и неотрывно следил за ней. Ему надо было выяснить, в какую сторону она направится.
Сначала он попытался освободиться, приподнимая край тяжёлой кровати и обрушивая бронзовую ножку на одно и то же звено цепи. Он взмок, но ничего не добился. Спасение было только в оружии, но оно вместе с одеждой лежало на кресле в дальнем углу спальни. С треском рвущейся ткани сорвав занавеси, которые свисали по обеим сторонам кровати, он не сразу выломал резную дубовую стойку, одну из четырёх, удерживающих балдахин. Затем улёгся на полу. Насколько удалось, вытянулся и после очередной попытки концом стойки дотянулся до кресла, поддел его за низ сидения. Позволив себе несколько мгновений собраться с силами, осторожно потянул стойку к себе. Кресло дёрнулось и, будто сопротивляясь его усилиям, зацарапало ножками по стыкам досок пола. Подвинув его чуть ближе, он надёжнее подцепил низ сидения, и вскоре оно было уже возле кровати.