– После чьей победы? – спросила она.
– После нашей победы, – сказал я.
– Вы никогда нас не победите, – сказала с чувством девушка.
– Да, они никогда нас не победят, – подтвердил я.
Девушка сидела и не знала, что ей ответить. Я оделся, собрал свои вещи, оставил часть своих денег на комоде, подложив их под старинную деревянную шкатулку. Если я предлагал девушке выйти за меня замуж, то я и должен нести ответственность за её содержание. Уже на выходе я спросил её:
– Как тебя зовут?
– Маргарита, – прошептала она.
Жила на свете сеньорита, С губами алыми, как роза, Её все звали Маргарита. Всегда нежнее абрикоса, На щёчках солнца поцелуи, В глазах играющий чертенок Под звуки нежной «аллилуйи», Но все равно ещё ребёнок,
– продекламировал я и вышел на улицу.
Тишину утреннего Минска нарушали чёткие шаги патрулей и таких же ранних пташек, как и я, у кого есть пропуск или другой документ для ночного передвижения.
В семь тридцать мы с дедом Сашкой отъехали от конспиративной квартиры в направлении военного аэродрома.
В самолёте мы с дедом устроились на сиденьях в хвосте самолёта. Там было не так уж и удобно, хотя в самолётах того времени было неудобно везде кроме двух кресел сразу за стенкой пилотской кабины. Между креслами был маленький столик, чтобы высокий начальник мог положить на него руки или документы.
Перед самым взлётом Мюллер оглянулся и внимательно посмотрел на нас с дедом Сашкой.
– Бугор, – уважительно произнёс старик, – строгий да справедливый, дело знает и с любым начальством ладит. Такие далеко идут.
Полёт проходил на небольшой высоте. Осень и так холодно, а у нас не было ни тёплой одежды, ни кислородного оборудования.
Скорость полёта чувствуется тогда, когда маленькая высота. Внизу проносились посёлки, городки, поперёк полёта мелькали железные и шоссейные дороги, по которым шли эшелоны и ехали колонны автомобилей на Восток, на Москву.
– Гли-ко, как мчимся, – сказал восхищённо дед Сашка, – быстрее, чем в тот раз. Сейчас только трясёт сильнее.
Деда Сашку мы поселили в загородном доме в окрестностях Берлина. Домик богатый, с обслугой – сторож, садовник, повар, экономка. Все секретные сотрудники гестапо. Деду была предоставлена относительная свобода передвижения в пределах территории усадьбы. Когда я приехал через три дня, то удивился тому, как дед споро работал граблями и о чем-то переговаривался с садовником. Причём на немецком языке, не на том, на котором разговаривают нормальные, а на том, на каком разговаривают дети, только начинающие говорить. Способности деда к иностранным языкам оказались поразительны.
На сегодня были назначены смотрины деда Сашки начальником гестапо Генрихом Мюллером.
Глава 15
Мюллер приехал в три часа пополудни. Неприметный мужчина в тёмно-сером костюме, в котором вряд ли кто признает могущественного начальника государственной тайной полиции Германии.
Я толмачил при его разговоре с дедом Сашкой. Толмач – это старинное русское слово, обозначающее переводчика. Я раньше думал, что слово происходит от глагола толмачить, то есть разъяснять, а потом оказалось, что это русифицированное немецкое существительное – дольметчер – переводчик. Вот как просто открывается потаённый ларчик, стоит только покумекать над каким-либо словом и находится достаточное простое объяснение его происхождения.
Мюллер был удивлён, что дед по-немецки ответил на приветствие и на вопрос о жизни вообще.
– Вы можете перенести меня в Москву в штаб советского руководства так, чтобы об этом никто не знал? – спросил шеф гестапо.
– Да нешто я волшебник, что ли? – обиделся дед Сашка. – Ты, мил человек пойми, что душа твоя может оказаться лет за десять отсюда вперёд, и то окажется вот здесь, а до Москвы всё равно на чём-то надо ехать. Чтобы в Москве очутиться, в Москву и нужно ехать. А меньше десяти лет точности я не даю, у каждого человека и вес разный, и каждый человек по-разному к снадобьям всяким относится. Если тебе что-то нужно узнать, так ты меня спроси, я тебе всё и обскажу.
– Хорошо, – сказал после некоторого раздумья Мюллер, – будет ли успешным наше осеннее наступление, и сможем ли мы взять Москву?
– Как бы тебе сказать, мил человек, – замялся дед, – плохие-то вести они человеку настроение портят. Может, другое чё спросишь?
– Нет, я хочу, чтобы ты ответил на мой вопрос, – упорствовал Мюллер.
– Если бы вы пошли на Москву сразу, то, может быть, и взяли бы её, – начал издалека дед Сашка, включив своё природное чувство дипломатии. – А вот сейчас ничего путного не получится. Укрепили её сильно, да и войска из Сибири к Москве спешат, все в валенках, в шубах и смазка у них на оружии такая, что на морозе не мёрзнет, а морозы-то ожидаются знатные в этом году, я их загодя чувствую, поясницу начинает шибко ломить.
Я, как мог, старался переводить дословно, потому что обсуждался очень серьёзный вопрос. Подготовка к наступлению на Москву находилась в завершающей стадии, и вся Германия была настроена на скорую победу в этом году.
– А ты откуда об этом знаешь, старик, – начал кипятиться Мюллер, – кто тебе сказал об этом?
У нас были сведения о том, что русские начали переброску своих войск из Забайкалья на московское направление.
– Так, микадо-то с Америкой завязался, и он больше не помощник в войне с Россией, своих забот под самую завязку, – бодро сказал наш дедок.
Дед Сашка сыпал информацию, которая относится к категории стратегической и могла быть известна только ограниченному кругу лиц или кругу ограниченных лиц, как хотите, так и говорите.