Трое избранных жрецом паломников в нерешительности стояли на месте. Рядом с высоким молодым тарентийцем стоял гигантского роста кельт, облаченный в тунику и клетчатые штаны, разлинованные кричаще яркими желтыми, красными и зелеными полосами.
– Послушай, почтенный, жрец прекрасно выразился! Я не ослышался, ты действительно говорил, что этот старик – царь? – улыбаясь, в пышные бронзовые усы, поинтересовался он на ломаном греческом.
– Не совсем так. Титул царский, но в нашем городе архонт выполняет лишь обязанности жреца, а отнюдь не политика.
С хмурым видом Требатий, завернувшись в алый плащ, вернулся к толпе.
– Можете идти, друзья, – елейным голосом произнес жрец.
– Проснись, Зопирион, – воскликнул старший из тарентийцев. – Или ты снова занят расчетами?
Высокий юноша застенчиво улыбнулся.
– Я подсчитывал, во сколько оболов
Медленным шагом они подошли к пещере для аудиенций. Их взорам предстала большая погруженная во мрак прямоугольная комната. Ее освещал одинокий луч света, пробивающийся сквозь отверстие в потолке и падающий на каменную стену. Слева от нее в скале были высечены помещения, в которых жила пророчица.
В центре пещеры на дубовом троне, покрытом удивительной резьбой, сидела пожилая женщина – крупная, крепкого телосложения, она была закутана в темное шерстяное покрывало. На разбросанных по плечам прядях седых волос играли отблески отраженного от стены света. В воздухе стоял тяжелый аромат благовоний.
Около трона стоял еще третий жрец. В сумраке пещеры жрецы перемолвились между собой несколькими словами. Затем тот, что стоял у трона, произнес:
– О Сивилла, архонт Тарента просит совета для своего города.
Сердце успело пробить сто ударов. Женщина сидела, не произнося не слова и пристально глядя на тарентийцев. Затем проницательный взгляд подернулся поволокой, веки опустились, дыхание стало прерывистым.