- Из бамбука можно сделать древки для копий, - сказал Бартон, - трубы для воды, корзины. Это - основной материал для постройки домов, для изготовления мебели, лодок и древесного угля, который входит в состав пороха. Молодые стебли некоторых видов вполне годны для употребления в пищу. Но прежде всего нам надо сделать каменные топоры; тогда мы сможем рубить и обрабатывать древесину.
По мере приближения к горам, холмы, по которым они карабкались, становились все выше и круче. Преодолев довольно быстро две первые мили, они затем тащились как черепахи еще пару часов, пока не уперлись в подошву скалистой стены. Крутые, отвесные склоны гор слагались из какой-то черно-синей вулканической породы, покрытой огромными темно-зелеными пятнами лишайника. Оценить их высоту было трудно, но Бартон решил, что она составляет не менее двадцати тысяч футов. Насколько он мог уяснить, обозревая гладкую поверхность, горы являлись совершенно непреодолимым препятствием.
- Вы обратили внимание на полное отсутствие животных? - спросил Фригейт. - Нет даже насекомых.
Бартон пожал плечами и двинулся к покрытой лишайником скале.
- Сланец! - воскликнул он, склонившись над грудой камней и вытаскивая зеленоватый булыжник величиной с кулак. - Если его здесь достаточно, мы сможем изготовить ножи, скребки, наконечники копий, топоры. А с их помощью мы построим дома, лодки и многое другое.
- Каменные лезвия нужно прикрепить к деревянным рукояткам, - заметил Фригейт. - Что же нам использовать вместо веревок?
- Вероятно, человеческую кожу, - ответил Бартон.
Присутствующие, казалось, были ошеломлены. Бартон издал
странный клекочущий смешок, столь неуместный для мужчины его могучей комплекции, и сказал:
- Если нам придется убивать в порядке самозащиты или, если, к нашему счастью, мы наткнемся на труп, который какой-нибудь убийца любезно для нас подготовит, то надо быть глупцами, чтобы не воспользоваться столь необходимым нам сырьем. Тем не менее, если кто-нибудь из вас чувствует себя настолько готовым к самопожертвованию, что отдаст свою кожу на благо группы, то - шаг вперед! Мы не забудем его никогда!
- Вы, конечно, шутите, - усмехнулась Алиса Харгривс. - Но мне, должна заметить, не очень нравится подобный юмор.
- Когда вы поближе познакомитесь с ним, миссис Харгривс, - сказал Фригейт, - вы наслушаетесь кое-чего похуже, уверяю вас.
Он, однако, не объяснил, на чем базировалась его уверенность.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Бартон обследовал скалистое основание горы. Черно-синий зернистый камень, на долю которого приходилась большая часть поверхности горного склона, оказался одной из разновидностей базальта. Но вокруг - на почве и у подножия скал - валялись куски сланца. Очевидно, его источником был какой-то выход породы или горный разлом, расположенный наверху. Следовательно, горный массив не является единой массой базальта - или, по крайней мере, в основной породе содержались включения других минералов.
Пользуясь пластиной сланца с тонким острым краем, Бартон соскреб со скалы немного лишайника. Порода под ним напоминала зеленоватый доломит. Жила сланца могла проходить под доломитом - но тут, внизу, нельзя было заметить никаких следов разрушения этого прочного минерала. Бартон пожал плечами и обратил свое внимание на лишайник. Он походил на один земной вид, обычно растущий на богатых кремнием почвах, на старых костях и черепах. Насколько Бартон мог припомнить, этот вид, согласно рекомендациям восточной медицины, мог служить лекарством от эпилепсии и целительным средством для ран.
Постучав камнем по скале, Бартон возвратился к группе. Все столпились вокруг неандертальца и американца, которые, присев на корточки спиной друг к другу, обрабатывали куски сланца. Оба старались высечь грубые лезвия для топоров. Пока Бартон изучал горный склон, они успели изготовить штук десять этих примитивных орудий. Затем они взялись за новые сланцевые глыбы и разбили их булыжниками на две части. Каждый крепко обхватил пальцами левой руки один из отбитых кусков, после чего начал откалывать длинные тонкие пластины с внешней стороны камней. Они крутили эти обломки и били по ним, пока у каждого не набралось почти по дюжине лезвий. Так они продолжали работать, один - из тех, кто жил на Земле за сто тысяч лет до рождества Христова; другой - рафинированный продукт человеческой эволюции, творение высочайшей (в технологическом отношении) цивилизации Земли и один из последних ее представителей - если верить его собственным словам.
Вдруг Фригейт взвыл, подскочил и стал дико прыгать, держась за большой палец на левой руке. Один из его ударов пришелся
мимо. Казз ухмыльнулся, обнажив огромные зубы, плоские, как могильные плиты. Он тоже поднялся и пошел в заросли своей удивительной походкой вразвалку. Вернулся он через несколько минут с шестью довольно толстыми бамбуковыми палками. Неандерталец уселся на землю и вновь принялся за работу. Расщепив конец одной палки, он вставил туда треугольный заостренный обух топора, а затем обвязал всю конструкцию какими-то длинными травянистыми стеблями.
Через полчаса группа уже была вооружена ножами, топорами с бамбуковыми рукоятками, а также копьями с деревянными и каменными наконечниками.
К тому времени рука Фригейта прошла и кровотечение остановилось. Бартон спросил у него, где он научился так искусно обрабатывать камень.
- Я был антропологом-любителем, - пожал плечами янки. - Многие в мое время увлекались изготовлением орудий или оружия из камня. Это рассматривалось как хобби. Некоторые достигли изрядного мастерства, хотя я не думаю, что кто-нибудь из моих современников превзошел в искусстве и скорости нашего специалиста из неолита. Вы же знаете, эти парни занимались подобной работой всю свою жизнь.
Они снова двинулись к реке. На вершине одного из самых высоких холмов люди на мгновение замерли. Солнце уже стояло прямо над головой. По обе стороны от них на много миль простиралась река. Ее противоположный берег был слишком далек, чтобы разглядеть отдельные фигурки людей, но они отчетливо видели цепочку грибов у кромки воды. Характер рельефа и растительности там ничем не отличался от их берега. Низменность шириной в милю заканчивалась у подножий холмов, покрытых лесом; затем, еще через две-три мили, вставала непреодолимая скалистая стена, покрытая черно-синими и зелеными пятнами.
На юг и на север долина простиралась миль на десять. Затем река поворачивала и пропадала из виду.
- Восход солнца здесь должен быть поздним, а заход - ранним, - заметил Бартон. - Что ж, нам следует с толком использовать светлые часы.
Внезапно люди вздрогнули; многие закричали от испуга. Над вершиной каждого из каменных грибов на шесть-семь ярдов взметнулись всполохи голубого пламени. Еще через несколько секунд до них дошел громоподобный звук. Отразившись от горного кряжа, он раскатился гулким эхом.
Бартон подхватил на руки дрожащую Гвиневру и стал быстро спускаться с холма. Хотя время от времени ему приходилось замедлять шаг, чтобы перевести дыхание, чувствовал он себя превосходно. Прошло уже много лет с тех пор, когда он мог с такой расточительностью использовать свое тело. Сейчас ему не хотелось даже останавливаться; он упивался ощущением вновь обретенной силы. Бартону уже почти не верилось, что совсем недавно его правую ногу покрывали опухшие вены, испещренные сизыми тромбами, а сердце начинало бешено колотиться, если он поднимался на несколько ступенек.
Они спустились на равнину, но Бартон продолжал бежать трусцой, заметив, что вокруг одного из грибов скопилась большая толпа. Ругаясь и расталкивая людей, он начал прокладывать себе путь. На него бросали преисполненные злобой взгляды, но никто не пытался в свою очередь оттолкнуть его. Внезапно он вырвался на свободное пространство возле самого основания каменного гриба и увидел то, что так взволновало толпу. И не только увидел, но и ощутил запах.
- О, боже мой! - воскликнул бежавший за ним Фригейт и схватился за живот.
Бартон слишком много повидал на своем веку, чтобы ужасаться при виде такого зрелища. Более того, он умел абстрагироваться от реальных обстоятельств, когда они становились мучительными или невыносимыми. Иногда для этого требовалось определенное усилие воли, но чаще подобная адаптация происходила автоматически. В данном случае его сознание переключилось почти машинально.
Труп лежал на боку, наполовину свесившись с плоской верхушки каменного гриба. Кожа мертвеца была полностью сожжена, обнажая обуглившиеся мышцы. Нос, уши, пальцы, половые органы или полностью сгорели, или превратились в бесформенные головешки.
Около него стояла на коленях какая-то женщина и бормотала по-итальянски молитву. Ее прекрасные черные глаза покраснели и отекли от слез. У нее была великолепная фигура, которая, при других обстоятельствах, полностью завладела бы вниманием Бартона.
- Что произошло? - спросил он.
Женщина прекратила причитания и взглянула на него, затем поднялась на ноги и прошептала:
- Отец Джузеппе наклонился над этим камнем - он сказал, что страшно голоден. И еще он добавил, что не видит смысла в том, чтобы воскреснуть, а потом снова скончаться без пищи. Я возразила, что мы не умрем, как это можно? Нас подняли из мертвых и о нас должны позаботиться! Тогда отец Джузеппе сказал, что если мы в аду, то беспокоиться о нас некому. Мы останемся обнаженными и голодными во веки веков! Я попросила его не богохульствовать, потому что из всех людей священнику пристало бы заниматься этим в последнюю очередь. Но он ответил, что все произошло совсем не так, как он втолковывал каждому на протяжении сорока лет, а затем... затем...
Бартон выждал несколько секунд и спросил:
- Что же... затем?