Но его вторая кампания не достигла вершин успеха шотландских дней. Возможно, в ней не хватало сентиментальности. А может, момент был выбран не совсем удачно. На его собраниях, хотя и многолюдных, не доставало тишины тех, прошлых собраний, где аудитория, замерев, ловила каждое его слово. Теперь же некоторые посещали эти собрания специально для того, чтобы насмехаться, и частенько прерывали его вопросом:
– А где твой Ковчег, Ной?
Многие смеялись. Уотсон начинал путаться и терять нить беседы, когда из разных концов зала начинали кричать: "Да, где твой Ковчег? Покажи нам свой Ковчег, Ной!" А как-то раз кто-то в задних рядах начал распевать: "И каждой твари по паре", после чего собрание закончилось всеобщим шумом.
Несколько раз Уотсон даже выходил из себя.
– У меня есть Ковчег! – ревел он в ответ. – У меня есть Ковчег, и когда я спасусь, вы еще пожалеете, что не верили! Вас не будет на нем – вы будете гореть в аду... Все вы!
Уотсон говорил правду. У него был Ковчег.
В 2133 году, в самом начале своей кампании "Конец света" он ухитрился встретиться с Генри Хедингтоном, и с самого начала ему удалось произвести впечатление на этого джентльмена. Хедингтон входил в число самых богатых людей мира. Его авиационные заводы в Чикаго представляли собой такую сеть, что никто не мог оценить его богатство. Точнее, пока проводились подобные вычисления, стоимость акций менялась настолько, что все оценки становились бессмысленными. Он застраховал все вокруг себя, как и все богатые люди того времени, включая своих секретарей и охранников, но Уотсону удалось не только сблизиться с ним, но и завербовать его в качестве своего сторонника.
Глава II. В неизвестное
ГЕНРИ ХЕДИНГТОН не очень-то волновался о будущем своей души, о которой так переживал Уотсон, но не хотел лишаться комфорта своей нынешней жизни, если Земле предстояло взорваться. В ходе серьезных бесед, проходивших между этими двумя людьми, Хеддингтон все более убеждался, пока его вера не стала столь же крепкой, что и у Уотсона. Но у Генри был иной характер. В конце одной встречи он медленно затушил одну сигару (которые совсем не одобрял Уотсон) и стал оценивающе разглядывать новую.
– Вы много выступаете, – сказал он. – Вы призываете людей раскаяться. Может, они и раскаются, а может, и нет, но делу это не поможет, когда начнется конец света. Конечно, у вас есть ораторский талант, а я люблю талантливых людей, но я человек совершенно иного склада. Я не люблю болтать, я действую.
И Хедингтон начал действовать. Были собраны и проинструктированы все его лучшие специалисты, и через несколько недель первые плоды их усилий начали быть видны в виде гигантского ангара, построенного в дальнем конце Экспериментального Ракетодрома Хедингтона. Были привезены тонны различные материалов и припасов, и окружающие перешептывались, строя догадки относительно их назначения. Было очевидно, что ангар предназначался для невиданного до сих пор воздушного корабля. Слухи о нем ползли и множились, поскольку ни одно дело не могло обойтись без слухов.
Одни говорили о его намерении построить самый большой стратосферный самолет в мире. Другие высказывались, что старик Хедингтон сошел с ума и решил добраться до Луны. Однако, всеобщее мнение сходилось на том, что все предприятие окончится колоссальным провалом. Было ясно, что такое количество груза еще никогда не поднималось в воздух, а даже если и поднялось бы, то процент полезного груза был бы при этом мизерным.
Но работы устойчиво продолжались. Проектировщики потели в офисах над сложными чертежами, пока не начинали болеть их спины и глаза. Может, они и скептически относились к распоряжениям своего босса, но не показывали этого. Оплата была хорошей, но что еще важнее для творческих людей, большую часть жизни потративших на конструирование типовых самолетов, это представленная им полная свобода. Их больше не связывали законы об ограничении уровня шума, размеров и расположении пассажирских кают и многих других мелочах, вечно портивших кровь конструкторам.
На сей раз их творение должно стать совершенным, поэтому ничто не ограничивало им смету. За этим проектом стояли все богатства Хедингтона, поэтому опасаться было нечего. И все конструкторы бешено чертили чертежи за чертежами, в безумном опьянении от того, что воплощались в жизнь их самые смелые мечты.
У модельщиков на литейных заводах были свои проблемы, заставлявшие их ругаться и "чесать репу", но постепенно они тоже прониклись всеобщим энтузиазмом. Производителям инструментов заказывали такие хитроумные станки, что они приходили в полный восторг, наконец-то дорвавшись до свободного творчества. Металлурги с радостью придумывали новые сплавы, которые прежде считались слишком дорогими для практического применения, и постепенно в громадном ангаре начала появляться невиданная машина.
Хедингтон начинал все больше верить в Уотсона, которого считал уже не малозначительным пророком, а настоящим талисманом удачи. Он настаивал, чтобы реформатор все чаще посещал строительство и наблюдал за ведущимися работами.
– Этот будет настоящее чудо. Еще никто за всю историю Человечества не пробовал построить подобное, – как-то с гордостью сказал миллионер.
– Ковчег, – пробормотал Уотсон.
Его глаза затуманились, словно он смотрел вглубь времен, в далекое прошлое на другой Ковчег, стоящий на горе, чтобы спасти верующих.
КОГДА "КОВЧЕГ" был завершен, то его сразу же приговорили все без исключения правительственные инспекции. Ему даже не разрешили испытательный полет, а некоторые доходили до того, что требовали разрушить его, чтобы никто не поддался искушению поднять его в воздух, нарушив общественную безопасность. Хедингтон направил все свои финансы и влияние, чтобы рассеять опасность этой мнимой угрозы, но даже с его поддержкой не была предоставлена лицензия на этот корабль.
Поэтому "Ковчег" много месяцев простоял в ангаре. Он был полностью готов и загружен припасами и всем необходимым. Вера Хедингтотона в Уотсона не пострадала, даже многие из инженеров и техников заразились ею, хотя сам "Ковчег" постепенно становился посмешищем для всего мира. Во всех газетах появились фотографии громадного ангара. Там же были напечатаны многочисленные статьи о страхах и намерениях его владельца, а также его уверенности в том, что он еще пригодится. Как только стало известно о связи Хединггона с Уотсоном, над "пророком" стали в открытую глумиться на собраниях, и на эту парочку даже писали карикатуры. Практически, весь мир относился к новому "Ковчегу" точно так же, как когда-то к старому.
А затем жена Уотсона, женщина такая же фанатичная, как и ее муж, публично заявила, что у нее было видение.
– И в моем видении, – кричала она, – весь мир был объят пламенем! Творимое людьми зло раскололо его на куски, и пламя вырвалось из расселин, превращая океаны в облака пара, и сжигая сушу огненными волнами. Я затрепетала при виде кары, которая обрушится на грешников, и чей-то голос прошептал мне в самое ухо: "В ноябре, – сказал он. – Двадцать второго ноября".
В наши дни разума и порядка невозможно представить себе, какое впечатление могут произвести па весь мир такие непроверенные заявления. Некоторые люди оказались достаточно умны, чтобы заметить, какой бред несет эта женщина, но имена Хедингтона и Уотсона были у всех на слуху, поэтому ее заявление мгновенно распространилось по всему свету, чтобы во всех странах стать либо предметом опасливых обсуждений, либо скептических насмешек.
Но была одна группа, которая отнеслась к нему серьезно, не обсуждая и не оспаривая его, а сразу приняв как факт. Хедингтон форсировал последние приготовления, так как стоял уже конец сентября. Уотсон произносил все более страстные речи, и собрания его становились все более бурными и уже редко заканчивались без вмешательства полиции. Сохранились его фотографии тех дней, когда он стоял, воздев к небу руки в порыве красноречия, а его жена стояла рядом на сцене на коленях, взывая к аудитории и умоляя людей покаяться.
За месяц до того, как должна была произойти катастрофа, полиция запретила собрания, и Уотсон с женой больше не появлялись на людях.
Все надолго запомнили ночь с двадцать первого ноября 2134 года. Во всем мире люди кучковались, чтобы ждать известно чего или молиться, никто не ложился спать, потому что смерть лучше встретить прилично одетым, чем в нижнем белье, даже если эта смерть будет очень быстрой.
К счастью, остался в живых наблюдатель заключительных сцен в большом ангаре "Ковчега" и смог потом поведать людям о том, что там произошло.
"Хедингтон собрал всю свою семью, большинство инженеров и проектировщиков и даже многих рабочих в дополнение к команде "Ковчега" и их родственников. Все стояли с маленькими узелками в руках и глядели на громадный корабль.
Как только наступила полночь, в ангаре повисла абсолютная тишина. Группа людей, включая Хедингтона, Уотсона, миссис Уотсон и несколько доверенных лиц, затаив дыхание глядели на массивную каменную тумбу. На тумбе был установлен сейсмограф, и глаза собравшихся не отрывались от стрелки прибора.
Прошел час. Тишина стала такой зловещей, что все мечтали заплатить сколь угодно, лишь бы она нарушилась. Но, тем не менее, никто не издавал ни звука. Лишь изредка кто-то переминался в этой гулкой тишине с ноги на ногу у входа в корабль.
Внезапно все вздохнули. Стрелка дрогнула? Все еще ближе подались к сейсмографу. Стрелка дрогнула еще раз, теперь явно и очевидно. Тишина кончилась. Все панически ринулись в безопасность "Ковчега"".