Выйдя на палубу, Бёртон обнаружил, что его голова поднимается над пеленой тумана. Фрайгейт был того же роста, и его голова, казалось, бестелесно плавала над колышущейся ватой тумана. Небо было светлое, хотя Мир Реки не имел лун. Зато оно сверкало множеством звезд и огромными облаками светящегося газа. Фрайгейт считал, что эта планета расположена близко к центру той Галактики, в которую входит Земля. Но вообще-то, с точки зрения местных жителей, она с тем же успехом могла быть и в какой угодно галактике.
Бёртон и его ближайшие друзья построили корабль и отплыли на нем из Телема. "Хаджи-2", в отличие от своего предшественника, представлял собой одномачтовый катер с палубами в носовой и кормовой частях. На борту находились Бёртон, Алиса Харгривз, Фрайгейт, Логу, Казз, Бесст, Монат Грраутут и Оунан. Это была женщина из древней, еще догреческой Пеласгии, которая отнюдь не стала возражать против того, чтобы разделить койку с пришельцем с Арктура. Со своей странной командой (Бёртону отнюдь не всегда удавалось проявить талант при комплектовании своей весьма разношерстной банды соратников) он поплыл вверх по Реке и странствовал по ней уже двадцать пять лет. Один из тех, с кем он пережил немало приключений в прошлом, - Лев Руах - на этот раз решил остаться в Телеме.
"Хаджи-2" плыл куда медленнее, чем предполагал вначале Бёртон. Поскольку корабль был мал и тесен, члены его команды пребывали в постоянном, излишне близком общении друг с другом. Поэтому возникла необходимость делать частые и длительные остановки, чтобы матросы могли избавиться от, так сказать, "каютной лихорадки".
Бёртон решил, что сейчас как раз пришло время для такого длительного отдыха на берегу. Это решение он принял сразу же, как только они вышли к этому участку побережья. Был тот редкий случай, когда Река расширялась, превращаясь в озеро длиной в 20 миль (32 километра) и шириной 6 миль (9,6 километра). В своем западном конце озеро сужалось, переходя в пролив шириной до четверти мили (321 метр). Течение тут было стремительное, но, к счастью, преобладающие ветры дули в корму корабля, плывущего вверх по течению. Если бы "Хаджи-2" пришлось плыть против ветра, ему в проливе не хватило бы места для маневра.
Осмотрев пролив, Бёртон решил, что через него можно пройти, правда, не без труда. Однако перед этим всем следовало хорошенько отдохнуть. Вместо того чтобы пристать к одному из берегов, он причалил корабль к одной из дюжины скал, торчавших на середине озера. Это были высокие острые скалы с небольшими ровными площадками у основания. На некоторых из них были даже питающие камни, вокруг которых грудились немногочисленные хижины.
Остров-шпиль, ближайший к проливу, имел несколько плавучих доков. Они были бы весьма удобны, располагайся они ниже по течению, но, поскольку дело обстояло совсем иначе, корабль пришлось пришвартовать просто рядом с одним из доков. Его укрепили с помощью столбов и веревок, а в качестве кранцев воспользовались мешками, изготовленными из прочных шкур рыбоаллигаторов, набитых травой. Островитяне сначала подходили к прибывшим с опаской. Бёртон, однако, быстро уверил их в своем миролюбии и вежливо попросил разрешения экипажу воспользоваться местным питающим камнем.
На острове было всего двадцать жителей - малорослые люди с темной кожей, чей родной язык был незнаком Бёртону. Но они говорили и на испорченном эсперанто, так что языковой барьер оказался не таким уж непреодолимым.
Питающий камень представлял собой массивную, сделанную в форме гриба структуру из серого с красными вкраплениями гранита. Верх шляпки гриба находился на высоте груди Бёртона; в нем было сделано семьсот круглых углублений, расположенных концентрическими кругами.
Незадолго до захода солнца каждый человек ставил в мелкое углубление свой высокий цилиндрический сосуд - "чашу" из сероватого металла.
Англоязычное население именовало эти сосуды "Граалями", "Пандорами" (в сокращении "дора"), "коробками сластей", "ленчевыми коробками", "щедрыми ведерками" и так далее. Самое популярное название было дано им миссионерами Церкви Второго Шанса. Они ввели в обиход слово из эсперанто - "pandoro". Хотя серый металл был тонок, как лист газетной бумаги (за исключением дна), согнуть, сломать или разрушить "чаши" было невозможно.
Владельцы питающего камня отступили шагов на пятьдесят и ждали. Затем ослепительное голубое пламя с ревом вырвалось из вершины камня, поднявшись футов на двадцать, или на шесть с небольшим метров. Одновременно каждый из таких же "грибов", обрамлявших берега "озера", выплюнул столб пламени, сопровождая это сильным грохотом.
Минутой позже несколько маленьких смуглых островитян взобрались на камень и принялись передавать Граали владельцам. Все уселись под бамбуковым навесом у костра, разожженного из выловленных в воде сучьев и бамбуковых стволов, и сняли крышки со своих сосудов. Внутри находились полочки, поддерживающие чашки и глубокие блюдца, наполненные алкоголем, пищей, гранулами растворимого кофе или чая, сигаретами и сигарами.
Грааль Бёртона содержал словенские и итальянские блюда. Впервые Бёртон воскрес в области, населенной преимущественно людьми, умершими в окрестностях Триеста, граали которых доставляли обычно еду, к которой они привыкли на Земле. Но, как правило, через каждые десять дней граали выдавали нечто совершенно иное. Иногда это были блюда английской кухни, французской, китайской, русской, персидской или еще сотни других национальных кухонь. Иногда они предлагали пищу, вкус которой был отвратителен, - мясо кенгуру, поджаренное сверху и снизу, но сырое внутри, или живых личинок крупных жуков. Бёртону дважды пришлось довольствоваться этой пищей австралийских аборигенов.
Сегодня алкогольный напиток был представлен пивом. Бёртон ненавидел пиво и обменял его на вино у Фрайгейта.
Граали туземцев содержали пищу, напомнившую Бёртону о мексиканских ресторанчиках. Однако и тортильи мирно уживались с олениной, а не с говядиной.
Пока они ели и болтали, Бёртон расспрашивал местных жителей. На основе их слов он сделал вывод, что это - индейцы доколумбовой эры, которые обитали в широкой долине где-то на юго-западе Северной Америки. Они принадлежали к двум разным племенам, говорящим на близких, но взаимно непонимаемых языках. Несмотря на это обстоятельство, обе группы мирно уживались и даже создали новую культуру, в которой сохранились лишь незначительные различия в племенных обычаях.
Он решил, что это были люди, которых современные ему индейцы пима называли хохокамами - древними. Их культура когда-то процветала в области, которую потом белые поселенцы назвали Солнечной долиной. Именно там возникло в свое время аризонское поселение Феникс, поселение, которое, как ему сказали, превратилось в конце XX века в город с миллионным населением.
Сами же островитяне называли себя ганопо. В свои земные времена они копали длинные ирригационные каналы с помощью кремневых и деревянных орудий и превратили пустыню в цветущий сад. А потом внезапно исчезли, оставив загадку "почему?" на долю американских археологов. По этому поводу были выдвинуты разные теории. Самая распространенная предполагала, что их всех поголовно уничтожили воинственные пришельцы с севера, хотя прямых доказательств эта теория не имела.
Надежды Бёртона, что он решит эту загадку, развеялись очень быстро. Эти индейцы жили и умерли на Земле задолго до того, как их племенная община перестала существовать.
Все сидели до поздней ночи, куря и попивая алкогольный напиток, сделанный из лишайника, который покрывал весь гранитный столб острова. Они рассказывали байки, главным образом скабрезные и абсурдные, катаясь по земле от хохота. Бёртон, когда пересказывал им арабские сказки, счел ненужным пользоваться незнакомыми им терминами или разъяснять их значение, если смысл можно было понять и без того. Но они с легкостью схватывали содержание сказок об Аладдине и его волшебной лампе или о том, как Абу Хасан пустил ветры.
Эту сказку обожали бедуины. Бёртону частенько приходилось посиживать у костра, в котором горел сухой верблюжий навоз, заставляя слушателей корчиться в конвульсиях от смеха, хотя все они слышали эту историю сотни и сотни раз.
Абу Хасан тоже был бедуином, но он бросил кочевую жизнь, чтобы стать купцом в йеменском городе Каукабане. Он разбогател, и, после того как его жена умерла, друзья уговорили его снова жениться. После недолгого сопротивления он сдался и сделал предложение очаровательной молодой женщине. Последовал праздничный ужин, состоявший из блюд, приготовленных из риса нескольких разных сортов, шербетов стольких же разновидностей, козленка, фаршированного орехами и миндалем, и верблюжонка, зажаренного целиком.
Наконец жениха позвали в комнату, где его ждала невеста, одетая в пышные и богатые одежды. Он медленно и с достоинством поднялся с дивана, но, увы… его живот был полон мяса и вина, и когда он направился в комнату к невесте, то… Слушайте и внимайте!.. Он пустил ветры, невероятно громкие и ужасные.
Услышав это, гости обменялись смущенными взглядами и громко заговорили, притворяясь, что не заметили этого осуждаемого обществом греха. Но Абу Хасан почувствовал себя униженным, а потому, сделав вид, что подчиняется зову природы, вышел в конюшню, оседлал коня и ускакал, бросив богатство, дом, друзей и невесту.