Алек покачал головой.
- Если все-таки тошнит, прошу тебя потерпеть немного, а я принесу пакет. Этот ковер плохо чистится. А если зрители учуют запах рвоты, покупать попкорн им вряд ли захочется. - Тот, кто говорил это, постоял рядом с Алеком, потом без слов развернулся и ушел. Появился он через минуту или около того. - Вот, держи. За счет заведения. Пей медленными глотками. Содовая хорошо действует на желудок.
Алек сжал в пальцах вощеный стаканчик, усыпанный бисером холодного конденсата, нащупал губами соломинку, втянул в себя глоток ледяной колы, колючей от пузырьков. Потом открыл глаза. Он увидел перед собой высокого и сутулого мужчину с обвислым валиком сала на талии. Темные волосы пострижены ежиком, а глаза за чрезмерно толстыми стеклами очков казались маленькими, бледными и тревожными. Брюки этот человек подтянул слишком высоко, почти до пупка.
Алек сказал:
- Там мертвая девушка.
Своего голоса он не узнал.
Лицо крупного мужчины разом побелело, и он горестно поглядел на дверь, ведущую в зал.
- Раньше она никогда не приходила на дневные сеансы. Я надеялся, что только вечерами, надеялся… Боже праведный, это же детский фильм! Что же она делает со мной?..
Алек открыл рот, не зная еще, что хочет сказать - наверное, что-нибудь о девушке, - но вместо этого изо рта его вырвались другие слова:
- Фильм совсем не детский.
Мужчина посмотрел на него со сдержанным негодованием:
- Разумеется, детский. Это же Уолт Дисней.
Алек смерил его задумчивым взглядом, потом спросил:
- Вы, должно быть, Гарри Парселлс?
- Да. Откуда ты знаешь?
- Догадался, - ответил Алек. - Спасибо за колу.
Следуя за Гарри Парселлсом, Алек обогнул торговый прилавок, вошел в дверь и оказался перед лестничным пролетом, ведущим куда-то вверх. Гарри открыл еще одну дверь и провел Алека в маленький кабинет, заставленный мебелью. На полу стояли стопки металлических коробок с пленками. Все стены сплошным ковром покрывали блеклые афиши, местами налезающие одна на другую: "Город мальчиков", "Дэвид Копперфилд", "Унесенные ветром".
- Мне очень жаль, что она напугала тебя, - сказал Гарри, рухнув в кресло позади письменного стола. - Ты точно в порядке? Выглядишь, честно говоря, неважно.
- Кто она такая?
- У нее в мозгу что-то взорвалось, - ответил Гарри и приставил к левому виску палец, словно дуло пистолета. - Четыре года назад. На "Волшебнике страны Оз". На премьере. Это ужасно. Она все время приходила сюда. Была моим самым постоянным клиентом. Мы разговаривали с ней, подшучивали друг над другом… - Он смолк, растерянный и огорченный, потом сжал свои пухлые ладони, положил их на стол перед собой и закончил: - А теперь она пытается меня разорить.
- Вы видели ее, - сказал Алек.
Это был не вопрос.
Гарри кивнул.
- Через несколько месяцев после того, как она умерла. Она тогда сказала мне, что я не на своем месте. Не знаю, почему она хочет заставить меня покинуть "Роузбад", ведь при жизни мы с ней отлично ладили. Она и тебе сказала, чтобы ты уходил?
- Зачем она здесь? - вместо ответа спросил Алек.
Голос его оставался по-прежнему хриплым, а вопрос прозвучал странно.
Гарри воззрился на него сквозь толстые стекла очков с выражением полного непонимания. Потом он покачал головой и ответил:
- Она несчастна. Она умерла, так и не досмотрев "Волшебника страны Оз", и никак не может забыть об этом. Я понимаю. Это хороший фильм. Я бы тоже чувствовал себя обделенным.
- Эй! - крикнул кто-то в фойе. - Есть кто-нибудь?
- Сейчас иду! - отозвался Гарри. Со страдальческим видом он пояснил Алеку: - Девушка, что работала у меня продавщицей, вчера сказала, что уходит. И не предупредила заранее.
- Из-за привидения?
- Господи, нет! Просто однажды один из ее накладных ногтей попал в попкорн, и я запретил ей носить их. Кому понравится найти в своем попкорне ноготь? А она сказала, что в кино приходит много ее знакомых парней, и если ей нельзя носить накладные ногти, то она отказывается работать. Так что теперь я все делаю сам - Гарри говорил это, уже выходя из-за стола. В одной руке он держал газетную вырезку. Он протянул ее юноше: - Почитай, тебе все станет понятно. - Потом он посмотрел на Алека странным взглядом - не то чтобы с угрозой, но с неким предостережением: - Только не вздумай сбежать! Нам еще надо кое-что обсудить.
Гарри вышел, а Алек еще некоторое время раздумывал, что означал его непонятный взгляд. Потом он вспомнил про газетную вырезку. Там оказался некролог - ее некролог. Бумага была мятой, края истерлись, чернила выцвели. Похоже, эту вырезку частенько брали в руки и перечитывали. Девушку звали Имоджен Гилкрист, умерла она в девятнадцать лет, работала в магазине канцелярских товаров. Ее родители Кольм и Мэри, а также другие члены семьи рассказывали о ее веселом смехе и заразительном чувстве юмора. О том, как сильно она любила кино. Она могла назвать каждого из актеров, снимавшихся в любой виденной ею картине, - это стало игрой среди ее друзей. Она знала даже тех, что произносили одну фразу за целый фильм. В старших классах ее выбрали президентом театрального клуба, она играла почти во всех пьесах, делала декорации, управлялась с освещением сцены. "Я всегда верил, что из нее получится настоящая кинозвезда, - говорил ее преподаватель актерского мастерства. - С таким смехом и такой внешностью достаточно было бы навести на нее камеру, и она сразу стала бы знаменитой".
Алек закончил читать и оглянулся вокруг. Гарри еще не возвратился. Тогда юноша снова перечитал некролог. Потер между большим и указательным пальцами уголок газетной бумаги. От несправедливости такой смерти у него перехватило дыхание, глаза вдруг защипало. Недоверчиво прислушиваясь к себе, Алек понял: как это ни смешно, он вот-вот заплачет. Страшно осознавать, что живешь в мире, где девятнадцатилетняя девушка, полная жизни и веселья, может погибнуть вот так, без причины. Сильное чувство, охватившее его, было не совсем оправдано - ведь он не знал Имоджен при жизни. Но все стало на свои места, едва он вспомнил Рэя, письмо Трумэна и слова "храбро сражался", "защищал свободу", "Америка гордится им".
Он вспомнил о том, как Рэй водил его на "Армию Донована" в этот самый кинотеатр, и они сидели рядом, закинув ноги на спинки кресел перед собой и касаясь друг друга плечами.
"Только глянь на Джона Уэйна, - говорил Рэй. - Ему понадобится два бомбардировщика: один, чтобы везти его самого, а второй - чтобы везти его яйца".
Жжение в глазах стало невыносимым, каждый вдох причинял боль. Оставалось лишь утирать мокрый нос и изо всех сил стараться плакать беззвучно.
Наконец он промокнул слезы рукавом рубашки, положил некролог на стол Гарри Парселлса и внимательнее оглядел кабинет. Афиши, стопки круглых коробок… В самом углу он заметил обрывок пленки - кадров восемь, не больше.
"Интересно, из какого это фильма?" - подумал он и поднял обрывок с пола, чтобы рассмотреть поближе.
Он различил на кадрах девушку, которая закрывала глаза и поднимала лицо - каждый кадр едва отличается от следующего, - чтобы поцеловать мужчину, крепко сжимающего ее в объятиях. Она отдавала себя ему. Алек захотел, чтобы и его когда-нибудь вот так поцеловали. Тот факт, что у него в руках находился кусок настоящего фильма, глубоко взволновал его. Не думая, он сунул обрывок в карман.
Он еще немного побродил по кабинету и вышел в коридор, на лестничную площадку. Он выглянул в фойе, ожидая увидеть Гарри за прилавком, занятого обслуживанием клиентов. Но там никого не было. Алек постоял, раздумывая, где искать владельца кинотеатра. Пока он колебался в нерешительности, с верхней площадки лестницы донесся тихий стрекот. Закинув голову кверху, он прислушался, и тут до него дошло - кинопроектор. Гарри менял ленту.
Алек поднялся по ступенькам и вошел в проекционную кабину - темное маленькое помещение с низким потолком. Через два квадратных окна открывался вид сверху на весь кинозал. В одном из окон был установлен проектор - большая машина из полированной нержавеющей стали с надписью "Витафон" на боку. С правой стороны от механизма стоял сам Гарри, склонившись вперед и глядя в то же самое окно, куда направлял свой луч проектор. Он услышал, как вошел Алек, и бросил в его сторону короткий взгляд. Алек ожидал, что сейчас ему велят выйти, но Гарри ничего не сказал, только кивнул и вернулся к молчаливому наблюдению за залом.
Осторожно, нащупывая в полумраке каждый шаг, Алек приблизился к "Витафону". Слева от проектора находилось второе окно. Алек постоял перед ним, набираясь смелости, а потом придвинул лицо к стеклу и заглянул в разверстое под ним темное пространство зала.