Уже совсем стемнело, когда я кончил возиться с грузовичком, и только тут я сообразил, что мне предстоит долгий пеший путь назад, притом в одиночку. Велико было искушение, не возвращаясь, переночевать в Городе. Ведь до каюты в яслях я добрался бы мигом… Но тут я представил себе, какое выражение лица будет поутру у Мальчускина. Одолев сомнения, я обогнул Город, отыскал пути, ведущие на север, и зашагал обратно к холмам. Один на равнине ночью - ощущение оказалось не из приятных. Похолодало, с запада дул сильный ветер, который пронизывал мою тоненькую форму насквозь. Впереди, на тусклом фоне облачного неба, я различал темный кант холмов. В выемке, вычерченной на горизонте, виднелись четкие контуры рам с колесами, а подле них дозорной тропой по-прежнему вышагивали два стражника. Едва я приблизился, меня окликнули:
- Стой, ни с места! - Они и сами замерли, и хотя я не мог ничего разглядеть наверняка, инстинкт подсказывал мне, что арбалеты нацелились в мою сторону. - Кто таков?
- Ученик гильдиера Гельвард Манн.
- Что ты делаешь за чертой Города?
- Работаю с путейцем Мальчускиным. Совсем недавно я проезжал мимо вас на грузовике.
- Верно. Подойди сюда.
Я подошел.
- Что-то я не знаю тебя, - сказал один из стражников. - Ты что, только приступил?
- Да, с милю назад.
- В какую гильдию тебя приняли?
- В разведчики будущего.
Говоривший рассмеялся.
- Тебе не позавидуешь.
- Почему?
- Лучше жить подольше.
- Он достаточно молод, - заметил второй.
- О чем это вы? - удивился я.
- В будущем ты уже был?
- Нет.
- А в прошлом?
- Тоже нет. Я же принял клятву лишь несколько дней назад.
Тут меня осенило. Я не видел во тьме их лиц, но, судя по голосам, они не могли быть намного старше меня. Им, наверное, миль по семьсот или чуть больше. Но если так, я должен знать их, они же учились почти вместе со мной!
- Как тебя зовут? - обратился я к одному из них.
- Корнуэлл Стернер. Для тебя - арбалетчик Стернер.
- Ты учился в яслях?
- Учился. Но тебя не помню. Да ты тогда был совсем малышом.
- Я только что из яслей. Тебя там не было.
Они оба снова рассмеялись, и я почувствовал, как во мне нарастает гнев.
- Мы побывали в прошлом, сынок.
- Ну и что?
- А то, что мы теперь мужчины.
- Тебе пора в кроватку, сынок. Здесь по ночам опасно.
- Да никого же нет вокруг, - возразил я.
- Сейчас нет. Но пока слабачки из Города изволят баиньки, мы бережем их от мартышек.
- От кого-кого?
- От мартышек. Аборигенов. Короче, от местных подонков, которые прыгают из кустиков на юных ученичков.
Я двинулся было дальше. Я уже жалел, что не заночевал в Городе и что пошел этой дорогой. Однако любопытство оказалось сильнее, и я спросил:
- Нет, правда, что ты имеешь в виду?
- Тут живут мартышки, которым Город очень не по нутру. Не уследи мы за ними, и они повредят пути. Вон видишь шкивы? Они бы их давно опрокинули, если бы не мы.
- Но они же помогали их ставить!
- Это те, которых мы наняли. А есть и много других, которых мы не нанимали.
- Иди-ка ты спать, сынок. Предоставь мартышек нам.
- И вы вдвоем с ними справитесь?
- Да, мы вдвоем и еще дюжина других, что стоят по всему гребню. Торопись к себе в постельку, сынок, и позаботься, как бы не получить стрелу меж глаз.
Я отвернулся и пошел прочь. Гнев во мне кипел и рвался наружу, и, задержись я на минуту дольше, я того и гляди набросился бы на кого-нибудь из них с кулаками. Я ненавидел эту якобы взрослую покровительственную манеру разговора, но в то же время чувствовал, что и сам сумел поддеть их. Два молоденьких стрелка с арбалетами никак не могли устоять против нападения, и они сами прекрасно все понимали, но для их самолюбия важно было, чтобы я об этом не догадался.
Отойдя достаточно далеко, чтобы они не услышали, я бросился бежать, но тут же споткнулся о шпалу. Я отошел чуть подальше от полотна и снова побежал. Мальчускин поджидал меня в хижине, и мы разделили очередную трапезу из все той же синтетической пищи.
6
Еще два дня работы с Мальчускиным - и настала пора моего первого отпуска. В течение этих двух дней путеец пришпоривал свою бригаду пуще прежнего, и мы кое-чего добились. Вообще говоря, укладывать новые пути было тяжелее, чем выкапывать старые шпалы, однако было тут и свое преимущество - мы видели конкретные плоды своего труда, полотно день ото дня вытягивалось все дальше. Прежде чем уложить шпалы, а на них рельсы, приходилось еще и копать ямы под бетонные основания. Но к северу от Города работали сразу три путевые бригады, протяженность проложенных ими путей была примерно одинакова, и волей-неволей возникало соперничество: кто сделает больше. Не без удивления следил я за тем, как эти, казалось бы, подневольные люди рвались обогнать друг друга и, напрягаясь до седьмого пота, еще и подтрунивали над теми, кто отставал.
- Два дня, - сказал Мальчускин перед тем, как отпустить меня в Город, - и ни минутой больше. Скоро начнется перемещение, на счету будет каждая пара рук.
- Через два дня я должен вернуться к вам?
- Это определит твоя гильдия… Впрочем, да, еще две мили ты проведешь со мной. Затем, на следующие три мили, тебя передадут в другую гильдию.
- А в какую именно?
- Не знаю. Это решат твои начальники.
В тот день мы закончили работу очень поздно, и я заночевал в хижине. Честно говоря, у меня была на то и еще одна причина: мне ничуть не улыбалось, проходя в сумерках через выемку, снова столкнуться со стражниками. В дневное время их почти не было видно, но Мальчускин рассказал, что ночные охранные патрули с каждым днем будут становиться все многочисленнее, а перед самым перемещением пути будут стеречь как зеницу ока.
Наутро я отправился вдоль путей вниз, в Город.
Теперь, когда я попал в Город на законном основании, разыскать Викторию оказалось несложно. В прошлый раз я не решился на активные поиски: ведь в глубине души я сознавал, что обязан как можно скорее вернуться к Мальчускину. Два долгих дня отпуска меняли дело - теперь уж никто не посмеет упрекнуть меня, что я уклоняюсь от своих обязанностей.
Впрочем, я все равно понятия не имел, как найти ее, и был вынужден унизиться до расспросов. Сперва я все время попадал не туда, но наконец меня направили в одну из комнат четвертого уровня, где Виктория и еще трое-четверо молодых людей корпели над чем-то под началом женщины-администратора. Заметив меня в дверях, Виктория шепнула ей несколько слов и подбежала ко мне. Мы вышли в коридор.
- Привет, Гельвард, - сказала она, затворяя за собой дверь.
- Привет… Но если ты занята, я могу зайти и попозже.
- Не беспокойся, все в порядке. Ты же в отпуске?
- Да.
- Тогда и я в отпуске. Пошли.
Она повела меня по коридору. Мы свернули в боковой проход, потом спустились по лесенке на полэтажа и очутились в узком коридорчике, по обе стороны которого тянулись двери. Одну из этих дверей она и открыла, поманив меня за собой.
Комната, куда мы попали, оказалась самым большим жилым помещением, какое я до сих пор видел в Городе. В глаза прежде всего бросалась широкая кровать, но была здесь и другая мебель, добротная и удобная, и еще оставалось на удивление много свободного места. У одной из стен примостились раковина и маленькая плита, а кроме того, в комнате стояли стол с двумя стульями, платяной шкаф и еще два кресла. Больше всего поразило меня то, что в комнате было окно.
Я тут же устремился к нему и выглянул наружу. Окно выходило во дворик и на противоположную стену со множеством других окон. Дворик был неширок, окно невелико - и что находилось по сторонам, видно не было.
- Нравится? - спросила Виктория.
- Какая большая комната! Она, что, твоя?
- Отчасти. Наша, как только мы поженимся.
- Ах, да, кто-то уже говорил, что мне положено отдельное жилье.
- Наверное, это и имелось в виду, - сказала Виктория. - Сейчас-то ты где живешь?
- Все еще в яслях. Но, честно говоря, я там не ночевал с самой церемонии.
- Ты уже работаешь вне Города?
- Я… Меня…
Я запнулся, не находя ответа. Вне Города? В самом деле, что сказать ей - ведь я связан клятвой…
- Я знаю, что ты выходишь за стены Города. Это не такой уж секрет.
- А что еще ты знаешь?
- Кое-что знаю. Но об этом потом, мы с тобой, можно сказать, еще и не разговаривали! Заварить тебе чаю?
- Синтетического?
Я тут же пожалел о неосторожном слове: меньше всего мне хотелось показаться невежливым.
- Боюсь, что да. Но я вскоре начну работать в цехе синтеза, и, может быть, удастся придумать что-нибудь, чтобы он стал получше на вкус.
Напряжение понемногу спадало. Первые полтора, а то и два часа разговор шел практически ни о чем, не выходя за рамки взаимного вежливого любопытства, но мало-помалу становился все более естественным - все же мы с Викторией не были совершенно чужими друг другу.