- Но вы уверены в ней?
- Почти уверен. То есть уверен.
- А, чем вы можете доказать это?
- До завтрашнего вечера ровно ничем. Но зато, если в воскресенье утром выйдет газета с предупреждением…
- Послушайте, Росс, вы, часом, не удрали из больницы? Может быть, вас следовало бы подержать там еще пару деньков?
- Я вас не понимаю, мистер Барби?..
- Боже мой! Единственное, чего мне не хватает в "Кларионе" - это своего сумасшедшего, своего маленького, хорошенького сумасшедшего! Росс, у меня чудная идея! Хотите стать проповедником? У меня есть знакомства, я вам помогу. Вы выходите на паперть и поражаете воображение прихожан свежей, сенсационной проповедью на тему: "Не убий и не укради!"
- Да, но…
- "Да, но". Но да. Вы хотите предотвратить преступление? Отлично! Блестяще! Но при чем тут газета? Газета существует для того, чтобы сообщать о преступлениях, а не для того, чтобы предотвращать их. Если завтра утром "Кларион" сообщит о готовящемся ограблении, его просто не будет. И мы - допустим, что вы даже говорите правду, - не сможем доказать, что оно было бы. Нет, сэр. Заранее мы ничего не будем сообщать. Пусть прививками занимаются врачи, а мы заинтересованы в описании хода болезни.
- Мистер Барби, я все это понимаю. Я работаю не первый год. Но это же особый случай. Я уверен, что при налете могут быть человеческие жертвы.
- Тем лучше, Дэвид, тем лучше. Я не кровожадный каннибал, но мы же работаем в газете. Первая полоса! Какие фотографии! Мы выйдем раньше всех, поскольку к восьми часам лучшие фотографы будут наготове с хорошенькими длинными телеобъективчиками, направленными на магазин.
- Мистер Барби, я не идеалист, не святой, и вообще я не очень знаю, кто я. Но я знаю только одно. Если я могу предотвратить чью-то смерть, мне это лучше сделать.
- Я мог бы вас тут же уволить, Дэвид. Но мои сотрудники - это моя семья. И к тому же, неужели вы думаете, что я сам не буду глубоко скорбеть, если кто-нибудь погибнет? Но у нас же есть долг перед обществом, который мы обязаны выполнить. Мы должны давать информацию о событии, а не предотвращать его.
- Как хотите, но я позвоню в магазин и предупрежу их.
- Не будьте дитятей, Росс. Чарлз Майер - старая лиса. Все, что у него в магазине, - трижды застраховано. К тому же лишиться такой рекламы… Не будьте наивны.
Шефу явно надоел разговор, и он упорно пытался поставить свой "паркер" так, чтобы он стоял вертикально. Но ручка никак не желала сохранять равновесие, и Рональд Барби, не привыкший встречать сопротивления со стороны как живого, так и неживого инвентаря газеты, изо всех сил стукнул ею по столу.
Теперь Дэвид ясно слышал звук мыслей шефа: "Черт знает кого мы держим в газете! При случае надо будет выгнать этого идиота".
- Благодарю вас, мистер Барби, за то, что вы такого высокого мнения обо мне, - сказал Дэвид и посмотрел в глаза редактору.
Тот не снизошел до объяснений, лишь мысленно выругался: "Кретин!"
Барби оказался прав, подумал Дэвид, отодвигая телефонный аппарат. Никто в магазине не хотел с ним и говорить. "Мы это слышим каждый день", - сказал кто-то раздраженно и бросил трубку.
Дэвид не считал себя ни хорошим, ни плохим человеком. Подобно подавляющему большинству людей он вообще никак не классифицировал себя с моральной точки зрения. Ему достаточно было того, что он любил себя любовью не пылкой, но достаточной, чтобы жить с собой в мире и гармонии, с людьми же он тоже сосуществовал, избегая бесплодных ссор и бесконечных выяснений отношений.
Возможно, что при обычных обстоятельствах он прожил бы всю жизнь, ни разу не задумавшись по-настоящему над тем, что хорошо и что плохо. Он шел бы, не спотыкаясь о моральные кочки, и в случае необходимости легко бы перепрыгивал их.
Но события последних двух дней, столкнувшие его с привычной твердой дорожки нравственного бездумья в зыбкое болото выбора, тревожное ощущение атмосферы, насыщенной сплошной неискренностью, - все это заставляло Дэвида думать над вещами, для него непривычными. Чувство восторга от приобретенного дара постепенно тускнело и исчезало.
"Если при ограблении магазина действительно погибнут люди, - думал он, - я тоже буду виновен в этом. Я не святой, но я не хочу смертей на своей совести".
Он вышел из редакции и отправился в полицию.
Полицейское управление Аплейка встретило его знакомым и специфическим запахом полицейского участка, запахом, одинаковым от Нью-Йорка до Пасадины. Он кивнул знакомому сержанту, хлопнул по плечу репортера из конкурирующей газеты и вошел в кабинет капитана полиции Эрнеста Фитцджеральда. Капитан, грузный мужчина средних лет, изнемогавший от борьбы с растительностью - волосы буйствовали не только на его массивной голове, но росли в ушах, на ушах, на носу и в носу, - встретил его хмуро и настороженно. Он не любил журналистов и не особенно доверял им.
- Видите ли, капитан, - сказал Дэвид, - сегодня мы с вами, если вы не возражаете, поменяемся ролями. Обычно репортеры пытаются вытянуть из вас информацию. Я же хочу, чтобы вы выслушали меня.
Кислое лицо капитана приобрело еще и выражение горечи.
- Ну конечно, - сказал он угрюмо, - мало того, что ваша газетенка каждые несколько дней исполняет на мне джигу, я еще должен выслушать ваши лекции. Или вы пришли расцеловать меня и пожать мне руку?
- Бросьте, капитан, я серьезно. У меня есть информация. Вы знаете ювелирный магазин Чарлза Майера на Рипаблик-авеню?
- Вы хотите подарить мне диадему?
- Завтра в восемь часов вечера на магазин будет совершен налет. Грабители подъедут на двух машинах: на сером "плимуте" и голубом "шевроле".
- Может быть, вы заодно скажете, как их зовут и что именно они собираются похитить у Майера?
- Я не шучу, капитан. Это правда.
- Послушайте, Росс, у меня сегодня неподходящее настроение для шуточек.
- Капитан, я повторяю: это не шутка. Видите ли, я случайно подслушал разговор.
- Ну конечно, небольшая группа гангстеров громко обсуждала детали налета где-нибудь в ресторане. Не морочьте мне голову.
- У одного из них мохнатые брови и усы щеточкой.
Капитан Фитцджеральд внимательно посмотрел на Дэвида. Мысли его теперь неслись, словно машины на супершоссе: "Что это значит? Человек с усиками - похоже, что это Руффи… Откуда он знает?.. При всех обстоятельствах с Руффи лучше не связываться. Тем более что у Росса нет никаких доказательств. Нет, с Руффи лучше не связываться, даже если Росс что-то знает…"
- Бросьте, Росс, - сказал капитан. - Вы просто хотите разыграть меня. Капитану Фитцджеральду мерещатся налеты. Отличный материал. Я вас вижу насквозь.
- Даю вам честное слово, капитан. Третий раз повторяю вам, что я не шучу.
- Ах, Росс, Росс! Вы же прекрасно знаете, что значит честное слово репортера. Вы еще молодой человек, а я уже был патрульным полицейским, когда ваш "Кларион" ходил в пеленках и мочился под себя.
Дэвид медленно встал. Он знал, что не нужно говорить того, что он хотел сказать, но не мог удержаться:
- Вы боитесь связываться с Руффи. Вы допускаете, что я говорю правду, но вы не хотите связываться с Руффи.
- А вы уверены, что это Руффи? - медленно спросил капитан и подумал: "Он что-то знает. Он знает, что это Руффи. У Руффи такие связи, что он еще ни разу не сидел за решеткой. С ним лучше не связываться!"
- Это не я уверен. Это вы уверены. - Дэвид уже не мог остановиться. - Это вы уверены, что с ним не стоит связываться и что у него есть связи…
Капитан медленно выпустил из легких воздух и взглянул на Дэвида. В глазах его тлел страх. Можно один раз угадать мысли, но два… Это начинало походить на какое-то наваждение.
- Дело не в наваждении, мистер Фитцджеральд…
"С ума сойти! - слышался бесплотный и испуганный звук мыслей капитана. - Или это галлюцинация, или…"
- Или что? - спросил Дэвид, не сводя глаз с капитана.
- Убирайтесь отсюда, щенок! - заревел капитан, подымаясь из-за стола. - Оставьте свои гипнотические фокусы для вашего вонючего листка. Если вы еще раз сунетесь в полицию, пожалеете, что родились…
- До свидания, капитан, - сказал Дэвид и прикрыл за собой дверь.
3
- Я так волновалась, Дэви, - сказала Присилла, подставляя для поцелуя щеку. - Когда ты позвонил, я думала, что умру от беспокойства.
"Только бы не испортил прическу", - подумала она при этом, и Дэвид отскочил от нее, словно наткнулся на колючую проволоку.
Присилла быстро взглянула на него и спросила:
- Что с тобой, милый?
При этом мысли ее прошептали; "Не хватает еще, чтобы он сошел с ума".
- Скажи мне, Прис, ты любишь меня?
Присилла заложила руки за голову и откинула голову назад, улыбнувшись томно и снисходительно. Улыбка согласно международному коду влюбленных должна была означать: "Глупый, как ты можешь спрашивать об этом?" Именно так воспринимал ее раньше Дэвид, и где-то в сердце у него при этом всегда взрывались маленькие теплые бомбочки и наполняли его переливающей через край нежностью к этим лучащимся глазам, к чуть припухлым губам, к стройному телу.
Но теперь он уже не мог довольствоваться тем кодом, которым пользовался раньше. Код оказался двойным, и тайное его значение затмевало очевидное.
Он поднял глаза и заметил быстрый взгляд, который она бросила на зеркало. В зеркале она отражалась сбоку - вернее, в три четверти.
Мысли, такие же быстрые, как и взгляд, торопливо прокомментировали отображение: "Надо почаще так закидывать руки… Получается очень красивая линия груди. Как на обложке "Лайфа"… Он все-таки меня любит… Не может оторвать глаз… Я его понимаю…"
- Почему ты так смотришь на меня, Дэви-дурачок?