– Целая и здоровая,– сказал Старший.– Что там у нас в записи? В коридоре, перед самым началом...
Младший провел рукой над панелью – рядом с основной кадропроекцией появилась вспомогательная – небольшая. Гриф и девушка.
Гриф поднимается с колен, что-то говорит и вдруг бьет правой рукой в стену. И на лице его проступает гримаса боли.
– Крупнее,– приказал Старший.
Они смотрят на руку Грифа.
Содранная на костяшках кожа, кровь...
– Думаешь, обошлось без перелома? – спросил Старший.
– Черт его...
Гриф наклонился, поднял камешек, подбросил его на ладони. На ладони правой руки – чистой, без малейшего повреждения.
Гриф замахнулся и бросил камешек в море.
– Как полагаешь,– не отрывая взгляда от кадропроекции, спросил Младший,– это автоматический режим или он сам...
– Не знаю,– честно сказал Старший.– Я не помню подобного раньше. Хотя... глаза он не мог сам стабилизировать. Постоянно таскался со спреем... Ты не помнишь – после Клиники он пользовался лекарством?
– Не помню... А если нет? Это значит, что он начал контролировать... Начал?
В голосе Младшего проступило нечто похожее на страх.
Пока – только похожее.
За последние десять лет он отвык бояться по мелочам. Он мог бояться – и боялся – будущего, но в настоящем...
Гриф сел на обломок скалы, над самым морем.
Казалось, он не замечает ветра, не замечает брызг и того, что волны подбираются все ближе и ближе.
Закрытые глаза, расслабленное лицо. Капли воды на щеках и ресницах.
Что-то шевельнулось в самом углу кадропроекции.
Камень, осколок гранитной ступени сдвинулся в сторону. Рывком, будто кто-то его подтолкнул.
Чужекрыса, подумал Младший, но через секунду понял, что ошибся.
Замерший на мгновение, камень совершил еще один скачок. И еще один. Потом остановился и несколько раз дернулся, будто устраиваясь поудобнее.
Словно мелкая рябь покрыла все пространство от дворца до моря – двигались камни и камешки, крупные обломки и щебень.
Двигались-двигались-двигались...
– Они...– начал Младший и замолчал, нечего было тут говорить, все было видно и так.
Обломки складывались в ступени, перила, скамьи и скульптуры. Соединялись. Слипались. Сливались.
Старший и Младший смотрели молча почти час.
Подал голос телефон на столе.
Старший, поколебавшись, поднял трубку. Выслушал доклад Клеева о происшествии в ресторане.
Движением руки выключил кадропроектор. Вывел изображение Клеева и включил звук...
– "Паук" сейчас в коме. Его доставили в больницу, поставили диагноз – "инсульт" – и говорят, что шансов практически нет. Нету шансов.– Клеев вытер лицо платком.– А китаец... Мы его взяли. Внаглую, силой. С ним в номер пошла гостиничная девка, мои люди вошли следом. В общем, на нем висят попытка изнасилования и убийство. Обслуга отеля все подтвердит – я вызвал нового "паука", он работает со свидетелями...
– Что сказал китаец? – спросил Старший, отмахнувшись от Младшего, который попытался уточнить, что именно произошло.– Ты уже с ним разговаривал?
– Китаец молчит и улыбается. Он даже консула не зовет, мать его так. И знаете, что самое прикольное во всем этом? – Клеев нервно хохотнул.– В китайском посольстве никто и ничего о нем не знает. Товарищ Чжао Цянь находится сейчас дома. Я настоял, и меня связали непосредственно с ним. Это не он. Я так и сказал, что в файлах – не его изображение, мне вежливо намекнули, чтобы я проверил правильность наших файлов.
– И?
– А у нас снова изображение настоящего Чжао Цяня. Не того, что сидел у меня в подвале, а того, что находится дома. Тихо, без шума, сломали восьмиуровневую защиту. Даже не сломали, а просто просочились сквозь нее. И что прикажете теперь делать?
– Не орать, для начала.
– Не орать? Хорошо, я не буду орать. Я успокоюсь. Я уже успокоился. Теперь вы мне скажете, как можно пройти сквозь защиту, о которой вы мне говорили как о совершенно надежной. Вы говорили. И мои специалисты пытались ее ломать – без результата. И вы мне говорили, что "паука" невозможно остановить. Говорили?
– И вы, наверное, проверяли?
– Естественно, нет. "Пауки" не любят подобных экспериментов. Со мной уже связывались от их Ассоциации... И что я отвечу? – Клеев снова засмеялся.– Я им предложил самим пообщаться с китайцем... или кто он там. Они отказались. Попросили, чтобы я своими силами...
– И вы попробовали? У вас ведь было часа полтора на все это? – осведомился Старший.
– Конечно. Мы смогли выкроить целых десять минут на беседу. Подключили молекулярный зонд. В результате теперь у меня еще и парни из техотдела мечут икру от восторга. Воздействия – ноль. Никакой реакции. Запустили пятую степень – ни хрена. Сидит и еле заметно улыбается. Сидит, сволочь, и улыбается. И улыбается...
– Нам нужно подумать,– сказал Старший.
– Да уж, пожалуйста,– ощерился Клеев.– Мы ведь в ответе за тех, кого приручили. Вы в ответе за меня... И за Катрин тоже. У Суки приступ ярости, но я думаю, что она просто перепугалась. Как и я. И знаете что еще? Что напоследок сказал китаец?
Клеев замолчал. Снова вытер лоб платком. Скомкал платок и сунул в карман пиджака.
– Вам нравятся драматические паузы? – осведомился Старший.– Вы хотите, чтобы я задал вопрос, что напоследок сказал китаец? Кстати, почему напоследок? Допрос уже закончен?
– Трудно допрашивать мертвого человека,– засмеялся Клеев.– Не пробовали жмурика допрашивать? Китаец произнес последнюю фразу и умер. Выключился. Наши попытались реанимировать – хренушки.
– Так что сказал китаец?
– А... Интересно... Я просто оборжался... в свете последних событий. Китаец поманил меня пальцем и тихо, на ухо, сказал...– Клеев захохотал.– Он сказал два слова... Алексей Горенко. И все. Правда, смешно?
Глава 3
К полуночи нижний парк у дворца Грифа восстановился полностью. Деревья и кустарники, правда, еще не окрепли, но все сделанное из камня и бетона снова уверенно стояло на своих местах.
Дворец тоже выглядел посвежевшим, словно после ремонта. Или будто его только что построили.
Гриф принес Машу на руках в спальню, положил в кровать, а сам привычно устроился в кресле.
Вот такие дела, сказал Гриф шепотом. У Маши снова был ночной приступ, услышать она ничего не могла, но Гриф все равно старался не шуметь.
Вот такие дела.
Грифу захотелось выйти из дворца и еще раз посмотреть на нижний парк. Вместо этого он поднес к глазам свою правую руку.
И вот такие дела.
Гриф уже давно привык к своим странностям: к глазам, способным видеть в темноте, к тому, что почти всегда успевает предугадать действия противника.
Когда впервые вдруг почувствовал лет семь назад, что нужно резко шагнуть в сторону, подчинился этому чувству и увидел, как предназначенная ему пуля ударила в ствол дерева,– ощутил странную, пугающую уверенность, что так и должно быть. Что так теперь будет всегда.
Теперь...
Рука перестала болеть почти сразу после того, как Маша шагнула в кольцо. Он не обратил внимания – не до того было. Нужно было успеть к сейфу на первом этаже и взять "блеск".
Нужно было успеть.
Он побежал по ступеням вниз, поворачивая, схватился за перила и тогда удивился. Даже не удивился, так, отметил про себя, что рука работает...
Потом вылетела дверь библиотеки, в коридор ворвался боец и сразу же открыл огонь.
Он стрелял на уровне пояса, так, чтобы с гарантией достать противника, но Гриф успел прыгнуть вперед, под пули.
Машинка у бойца работала почти бесшумно, пули дробно простучали по паркету, пытаясь настичь Грифа. Потом автомат замолчал.
Патроны в магазине еще были, но стрелок нажать на спуск уже не мог.
Гриф подхватил оружие, рванул из карманов бронекостюма запасные магазины и побежал по коридору к центральной лестнице.
Было пятнадцать человек. Один остался в аппарате, который все еще висит над замком. Четырнадцать. Один – лежит в коридоре. Тринадцать.
Двое – на крыше, и им понадобится еще минуты полторы, чтобы попасть внутрь.
Одиннадцать.
Двое во дворе, блокируют отход. Девять.
Один в спальне.
Гриф перечеркнул очередью дверь – крест-на– крест, предупредив противника, что лучше несколько секунд переждать. Ровно столько, чтобы Гриф успел свернуть за угол, к кухне.
Там двое – один на кухне, в глубине, второй возле выхода в столовую.
Откуда Гриф это знал? Просто знал.
Он знал, что тот, что на кухне, сейчас осторожно идет вдоль стеллажей с посудой, держа под прицелом окно и дверь в кладовую, второй осторожно подходит к двери в столовую, протягивает левую руку...
Пули пробили дверь, ударили в бронекостюм и опрокинули бойца.
Гриф броском преодолел столовую.
Двое в зале, один в коридоре перед кабинетом. И еще четверо в зимнем саду.
Те, что были на крыше, уже вошли в дом.
Нужно прорываться.
Гриф сменил в автомате магазин. Никак не мог вспомнить, как эта машинка называется. Тридцать патронов в магазине – это точно. Остальное – фигня.
Выстрел сквозь дверь, не в противника – тот не на линии. Пуля разбила хрустальную вазу возле камина, отвлекла внимание. На полсекунды. На четверть.
Дверь распахнулась.
Два сдвоенных выстрела. Не в бронекостюмы – под шлемы. Один боец упал сразу, второй – замер, выронил оружие и только потом опустился на пол.
Кабинет.