2
Я просыпаюсь от того, что кто-то бесцеремонно плюхается рядом и локтем придавливает мои волосы. Не открывая глаз, тяну носом. Корица, бергамот, анис. Этот букет не перепутаешь ни с чем. Собираю пряди в кулак, высвобождаю – просить Лаана убрать руку или подвинуться бесполезно. Подвинется так, что отдавит вдвое больше. Он обнимает меня, прихватывает губами мочку уха. Трусь щекой о его подбородок – борода колется, это забавно. Зеваю и наконец открываю глаза.
– Соня, – смеется Лаан, – заспалась, ничего не услышала.
– Ну, тебя не проспишь, увалень.
Смотрю на него, лежащего рядом, подперев голову кулаком. Здоровенный мужик, всегда веселый и посмеивающийся в бороду. Приятная картина. Один из моих коллег Смотрителей. Его я люблю больше всех.
– Остальные тоже тут? – интересуюсь я, зевая.
– Да, кроме двоих.
– Кого нет?
– Витки и Лика.
Значит, помимо меня и Лаана – только двое. И состав нашей дружной компании говорит о том, что придется кого-то бить или что-то ломать. Три бойца, один связующий – ну что хорошего можно сделать в такой милой компании? Ничего, разумеется.
Наверху и спросонок у меня всегда ворчливое настроение, голова раскалывается. Смотрю в потолок, присвистываю изумленно – он выкрашен в черный цвет, и белым набрызганы созвездия. Можно даже угадать несколько. Полоса Млечного Пути проходит из угла в угол. Оригинально. Мне нравится. Жаль только, эта красота недолговечна.
– Какие новости, какие сплетни? – вяло интересуюсь я.
– Новость одна: привалила работа. От нижних. Приходил курьер, просил всех собраться.
– В чем дело-то?
– Да не знаю пока, он еще не вернулся. Хотя… – Лаан прислушивается, глядя поверх моей головы. – Кажется, пришел уже.
– Ну и славно, пойду водички глотну. Приходите, что ли, на кухню…
Выбираюсь из медвежьей хватки, шлепаю по длинному светлому коридору. На кухне все сверкает и блестит, местами – свежими царапинами на белой эмали бытовой техники. Евроремонт со следами разгильдяйства. На плите потеки и пригорелые разводы, кто-то готовил, и блюдо убежало. Кажется, это был борщ. Если борщ – значит готовила Витка. Если убежало – значит подогревал кто-то другой. С отвращением смотрю на темно-бурые пятна. Неужели трудно убрать за собой? Отворачиваюсь, пытаюсь сообразить, где сегодня стоит посуда. Через полминуты, когда я начинаю копаться в шкафчике над плитой, она уже выглядит совершенно чистой.
Минут пять уходит на поиски стакана, потом я сдаюсь и пью прямо из фильтра. Вода, как и следовало ожидать, безвкусная и припахивает какой-то химией. Но спросонок пить хочется нестерпимо, вдобавок отчетливо ощущаю набухшие под глазами мешки и тошноту. Похмелье? Все может быть. Не помню ничего абсолютно.
На столе валяется полупустая пачка хрустящих хлебцев. Интересно, кто из наших красавцев решил сесть на диету? Или это квартира наша так подшутила? Иногда тут случается – в холодильнике обнаруживаются только фрукты или диетические продукты. Или мясо никому не известных животных, о котором мы потом долго спорим, была это зайчатина или какая-нибудь капибара. Впрочем, Хайо способен приготовить и капибару, и крокодила так, чтобы было вкусно. Мясо он готовит так, что закачаешься.
А еще – если невмоготу, как хочется совершенно конкретной вкуснятины, ее всегда можно найти в холодильнике или шкафчике для продуктов, как бы они на сей раз ни выглядели. Мне сейчас хочется соленого огурца. Крепенького, упругого огурца, засоленного не абы кем и абы где, а умельцем и непременно в бочке. Открываю холодильник – и огурчик к моим услугам. Даже два. Лежат на тарелочке с голубой каемочкой.
Я смеюсь. Город разумен и иногда проявляет чувство юмора, понятное и нам.
К сожалению, не всегда. Я имею в виду – не всегда понятное.
В комнате напротив той, где я проснулась, начинают спорить – громко, взахлеб. Слов не разобрать, но, судя по голосам, сейчас случится драка. Спешно дожевываю свой огурец. С фильтром в руке отправляюсь туда – если что, пригодится, охладить кого-то из драчунов. И без этих глупостей у меня болит голова.
Так и есть – двое Смотрителей прижали к стене тощего растрепанного мальчишку-тенника. Но если приглядеться – все не так просто. Ладонь тенника лежит на плече Альдо, и отливающие металлом когти упираются в артерию. Зато второй Смотритель, Хайо, приставил к боку тенника перочинный нож. Тот не дергается – видимо, известно, что нож у Хайо освященный. Комната почти пуста – несколько поваленных мольбертов на полу да стол с парой яблок и полотенцем. Лаан, дружочек мой сердечный, стоит у ближней стены и с интересом смотрит на драку.
Я тоже смотрю – то на скульптурную композицию "патовая ситуация", то на безмятежную физиономию Лаана. Чтобы сделать что-нибудь, нужно успокоиться. Хорошо успокоиться. Потому что руки вибрируют от ярости, и кажется, что подгибаются колени, что я не могу и рта открыть. Нужно глубоко вздохнуть – раз, три, пять, и тогда голос не сорвется и не обернется неубедительным хрипом.
– Сейчас я хлопну в ладоши, и все опустят руки и отойдут друг от друга на шаг. – Выговаривая слова, я чувствую, как дрожат от ненависти ко всем ним губы, но мне удается сказать так, чтобы меня услышали все трое.
Хлопок.
Хайо действительно убирает руку и отступает на шаг, тенник сжимает пальцы в кулак, пряча смертоносные лезвия, и в этот момент Альдо со всей силы бьет его кулаком в живот.
Нет, не кулаком. Я вижу поблескивающий на пальцах металл.
Кастет. Серебряный.
В течение следующих секунд происходит масса событий. Лаан срывается с места и, схватив за плечи, оттаскивает Альдо, Хайо замахивается, желая ударить Альдо в подбородок, но тот резко опускает голову, и удар приходится Лаану в нос. Увалень Лаан рычит сквозь зубы, но не разжимает руки, зато Альдо, повисая, вскидывает вперед ногу и попадает Хайо в пах. В это время тенник медленно сползает по стенке, держась за живот и издавая невнятное поскуливание. Хайо складывается пополам, держась за причинное место, и падает на пол поверх тенника. Альдо же бьет Лаана затылком, второй раз попадает по носу, тот разжимает объятия, поскальзывается…
…и поверх него падает Альдо.
Получивший от меня фильтром по голове. Полтора литра воды в прочном пластике оказались вполне солидным аргументом.
Все лежат на полу. Лаан размазывает по лицу кровь. Нос скорее всего сломан. Альдо отрубился, поэтому его силуэт постепенно становится прозрачным, и виновник всего безобразия покидает нас на какое-то время. Хайо и тенник лежат друг на друге, нимало друг другом не интересуясь. Только я стою со своим оружием массового поражения в руке и медленно подбираю цензурные слова.
– М…олодцы, господа Смотрители. Просто законченные молодцы!
Да уж, если нашу славную компанию и можно назвать дружной, то вот слаженной и хорошо организованной – едва ли. Анархия, которая никак не разродится порядком, классический случай.
Клинический, можно сказать.
Подхожу к когтистому мальчишке, приседаю на корточки, глажу его по пепельно-серым встрепанным волосам. Он косится на меня желтым глазом – настоящий волчонок. Отталкиваю когтистые руки-лапы от живота, за который он ухватился, несколько раз с нажимом провожу рукой – по часовой стрелке и обратно.
– Отпустило?
Волчонок кивает.
– Ну тогда будь умницей, посиди тихонечко.
К этому времени Хайо разгибается и садится на полу, глядя на меня двумя очень разными глазами. С правым все в порядке – узкий, темный, серьезный. Второго же почти не видно за свежей опухолью, явным следом чьего-то кулака.
– Это кто тебя?
Хайо молча кивает на тенника, тот втягивает шею и прячет подбородок в ворот куртки. Встаю, иду в ванную, беру полотенце и смачиваю его в ледяной воде, возвращаюсь, вытираю Лаану лицо и сооружаю компресс. Лаан сидит, прислонившись к стене, запрокинув голову и вытирая краем полотенца текущие из глаз слезы. Удары в нос болезненны и вызывают слезотечение, вспоминается мне какое-то пособие по самообороне. Несмотря ни на что, вид у Лаана спокойный и дружелюбный. Как всегда. Краем глаза он следит за мной.
Мне хочется его стукнуть – за то, что стоял и смотрел и не остановил драчунов. Тоже мне повод для любопытства! Впрочем, вряд ли дело в любопытстве. Лаан просто слегка ленив и вмешивается, только если дело действительно того стоит. Мелкую стычку он явно не считает поводом для применения своих атрибутов миротворца – кулаков.
– Хайо, что вы тут устроили? Зачем?
– Он пришел, – кивок на тенника, – без спроса. Из стены вылез.
– Я говорить пришел… – бухтит волчонок.
– Ну и Альдо к нему пристал. Как обычно. – Можно не пояснять, все знают, что Альдо ненавидит тенников. Сами тенники тоже знают. – Ну, сначала он кулаками отмахивался. Хорошо так отмахивался. В общем, смешно было. В глаз вот мне засветил. По-честному, в общем. Потом Альдо ему подножку поставил и решил по полу повалять. А он подпрыгнул – и когтями. Ну и все.
В глаз засветил? Хайо? Чудные дела творятся в Городе. Или Хайо решил сыграть с мальчишкой в поддавки, за что и огреб? Тенники – ребята шустрые, скорость их реакции непредсказуема. Иной доходяга может вдруг продемонстрировать такую быстроту движений, что остается только позавидовать. Ладно, Хайо, кажется, синяком только доволен. Нечасто ему попадаются достойные спарринг-партнеры, вот он и пытается поиграть с кем попало.
– А за что ты Альдо?
– А за все. – Тут тоже можно в подробности не вдаваться: что Хайо большой поборник справедливости – знают все. Как в понятия о ней укладывается давняя дружба с главным скандалистом Города – тайна.
– Ясненько. Молодцы. Пошли в кухню, чай будем пить.