– А генерал? – Мать-настоятельница была поражена такой детской наивностью.
Алесандра уже нашла ответ на этот вопрос:
– Он не осмелится взять монастырь приступом. Пока я тут, я в безопасности.
– Человек, страстно желающий власти, не остановится даже перед нарушением священных законов, царящих в нашем святом прибежище, дочь моя. Он непременно ворвется в наш монастырь. Ты понимаешь, что это подвергнет опасности твоего опекуна?
В голосе монахини слышалась нотка упрека.
– Нет, матушка, – отвечала Алесандра с легким вздохом, зная наперед, какой ответ желала услышать от нее настоятельница. – Я этого совсем не хотела…
Мать-настоятельница покачала головой, заметив тоску в ее голосе.
– Я не предоставлю тебе укрытия. Даже если была бы более веская причина…
Алесандра ухватилась за такую возможность.
– Но причина есть, – выпалила она и, глубоко вздохнув, возвестила:
– Я решила стать монахиней!
При одной только мысли о том, что Алесандра присоединится к их святому ордену, настоятельнице чуть не сделалось дурно.
– Избави Бог, – прошептала она.
– Вы это из-за бухгалтерских книг, матушка? Вы хотите отослать меня из-за этого маленького… недоразумения?
– Алесандра…
– Я всего лишь сделала второй комплект бухгалтерских книг, чтобы банкир дал вам ссуду. Вы отказались взять мои деньги, а я знала, как много нужно, чтобы построить новую часовню… вместо той, что сгорела. Но ссуда ведь и в самом деле была получена, не так ли? Господь наверняка простил мне мое прегрешение, ведь это по его воле я изменила цифры в счетах, в противном случае он не наградил бы меня способностями к математике. Верно, матушка? Сердцем я чувствую – он простил мне мой невинный обман.
– Обман? Я полагаю, это правильнее назвать воровством, – резко ответила мать-настоятельница.
– Отнюдь нет, матушка, – возразила Алесандра. – Воровство означает кражу, а я ничего не украла. Я просто внесла небольшие поправки.
По хмурому виду настоятельницы Алесандра поняла, что лучше не спорить и оставить в покое этот щекотливый вопрос ведения бухгалтерии.
– А что касается пожара… – начала настоятельница.
– Матушка, я уже выразила свои сожаления по поводу этого неприятного происшествия, – перешла в наступление Алесандра. Она поспешила уклониться от разговора, прежде чем мать-настоятельница вытащит на свет Божий очередное прегрешение.
– Я с полной серьезностью заявляю, что мне хотелось бы принять монашество. Я считаю, у меня к этому призвание.
– Дитя мое, ты даже не католичка.
– Я приму католичество, – с горячностью подхватила Алесандра.
Повисло тягостное молчание. Наконец мать-настоятельница подалась вперед. При ее движении скрипнул стул.
– Посмотри мне в глаза, – приказала она.
С минуту помолчав, она окинула пристальным взглядом воспитанницу.
– Я понимаю твое волнение. Обещаю тебе, – сказала она умиротворяющим шепотом, – заботиться о могиле твоей матери. Если со мной что-нибудь случится, за ней будут ухаживать сестра Джастина или сестра Рэчел. О твоей матери не забудут. Мы каждый день станем вспоминать ее в своих молитвах. Обещаю тебе.
Алесандра залилась слезами.
– Я не могу оставить ее.
Настоятельница тяжело поднялась и подошла к плачущей девушке; положив старческую руку ей на плечо, она принялась увещевать принцессу:
– Ты и не оставляешь ее. Она всегда будет в твоем сердце. Твоя мать желала видеть твою будущую жизнь благополучной и счастливой.
Из глаз Алесандры хлынули слезы. Она вытерла их тыльной стороной ладони.
– Я совсем не знаю герцога Уильямширского, матушка. Я видела его один раз в жизни и даже не помню его в лицо. Я не знаю, что ждет меня в его семье. Вряд ли я ему нужна? Я не хочу никому быть обузой. Умоляю, позвольте мне остаться в монастыре.