Незаметно они сползли на скользкую тему. Здесь у них явно разные весовые категории. Наверняка Виктор даже не представляет себе, насколько неграмотна она в подобных вопросах. То есть литературу она читала, кино смотрела, но в жизни ее все выглядело намного проще. И неинтереснее.
— Небось любишь все расставлять по местам, чтобы было правильно, как положено? — продолжал почему-то злиться он.
— Не пойму, кто ты?
— По специальности? Или по призванию? Не волнуйся, не сексуальный маньяк.
— Все так говорят! — пошутила она фразой из какого-то кинофильма и поймала себя на мысли, что вовсе не боится его. От жизни устала, что ли?
— Скорее, я исследователь, — задумчиво проговорил он.
— Исследователь женщин?
— А разве это чудо природы всесторонне исследовано? И не осталось никаких тайн?
— И у тебя есть лаборатория?
— К сожалению, однокомнатная. Но с ванной.
— Это удобно, — согласилась Евгения. — Тогда ты наверняка холостяк?
— Женя, ты неоригинальна. Этот вопрос задают обычно девяносто процентов женщин.
— Женщины, переведенные на проценты… Фраза, достойная исследователя. Можно подумать, речь идет по крайней мере о гареме царя Соломона.
— Гарем бы я не потянул. Не в смысле мужской силы, а в материальном отношении — их же всех пришлось бы содержать!
Разговор между ними стал выглядеть какой-то балансировкой на грани пошлости и пустого трепа, поэтому Евгения решила: пора и честь знать! Она поднялась с бревна и проговорила светским тоном:
— Благодарю за доставленное удовольствие видеть вас!
— Ну ты даешь! — присвистнул он, не трогаясь с места. — А говорила, что не кокетка. Чего это вдруг ты спохватилась? Вспомнила о супружеском долге? Забыла сварить борщ?
Она фыркнула.
— Я тебе неприятен?
— Отнюдь!
Вот черт, опять кого-то копирует! Неужели действительно она не умеет общаться по-человечески?
— Тогда пойдем.
И она пошла. Не думая о том, что кто-то из знакомых может ее увидеть. Об Аркадии она почему-то не вспомнила.
Квартира ее нежданного знакомого вовсе не была похожа на вертеп, чего она в глубине души боялась. И похоже, не было в ней постоянной женщины. И шторы на окнах были, и тахта покрыта хорошим покрывалом, и картина на стене намекала на некий уют… Но огромный музыкальный центр на полкомнаты, инструменты в ящике, у батареи, стопки кассет повсюду…
— Да разведен я, разведен! — сказал он раздраженно — что-то такое уловил в том интересе, с которым она оглядывала его квартиру. — Никто посторонний сюда не войдет, никто не постучит! Это моя квартира!
— Пожалуйста, — пожала плечами Евгения. — Я на нее вовсе не претендую.
— Прости! — Он поцеловал ее руку. — Не обиделась? Я быстро. Поскучай немного.
Он не стал включать верхний свет, зажег торшер с темно-бордовым абажуром и поставил какую-то музыку. Знакомое, подумалось Евгении. Хампердинк, что ли? Но вслух она своих догадок высказывать не стала, чтобы не попасть пальцем в небо. Наверняка он меломан, знаток… Музыка как-то незаметно захватила ее. Она будто лилась потоком со всех стен и мягко окутывала, завораживая. Что там говорил по этому поводу Остап Бендер? «Типичный охмуреж под звуки мандолины». Кажется, она произнесла это вслух, потому что вернувшийся из кухни с подносом Виктор кивнул:
— А то нет!
Из маленькой навесной полки — книжной, приспособленной под мини-сервант — он достал бокалы. На журнальном столике уже стояла бутылка какого-то вина.
— «Киндзмараули», — похвастался Виктор. — Из Тбилиси друг привез.
Может, еще не поздно встать и уйти? Но Евгения продолжала сидеть, понимая, что она уже заступила за черту. В детстве, играя в «классики», в таких случаях они кричали друг другу:
— Стратила!
То есть на время выбыла из игры. Вот и она выбыла.