Сыч Евгений
Трамвайная петля
Евгений Сыч
Трамвайная петля
Сначала трамваев было мало. Очень мало. И мы ждали их, стоя на холодных остановках, на дожде и ветру, вытягивая шеи и вглядываясь в глухую даль с надеждой и тревогой. Мы ждали, потому что без них, без трамваев, было трудно, потому что они помогали нам жить. И потому же мы делали их в гулких цехах заводов: вытачивали шестеренки, ковали прочные оси, крепили жестяные корпуса.
А потом их стало много, трамваев. Нам не нужно было уже ждать их подолгу. Мы с гордостью провожали взглядом желто-багровые стремительные их силуэты. И все чаще ходили пешком, так как знали, что можем сесть в любой трамвай в любую минуту. И от этого идти пешком было легко и даже приятно.
А трамваи делать мы продолжали - не потому, что не было других занятий и не потому, что так уж они были нужны, а больше по привычке, от душевной успокоенности, не желая задумываться. И уже не мы ждали трамваи, а они нас. И уже не они нужны были нам, а мы им. Нужны хотя бы для оправдания их существования.
Мы ставили на трамваи различные усовершенствования, ведь усовершенствованный трамвай лучше простого, это нам еще в детстве объяснили. И никто не удивлялся, видя, как трамвай подсаживает в себя старушку крепкими и гибкими лапами.
А потом трамваев оказалось слишком много, даже на улицах из-за них стало тесно. И трудно. Нет, они ни на кого не наезжали, боже упаси, но они хватали своими лапами уже не только хилых старушек, но и крепких мужчин, которым пройтись несколько метров пешком ничего не стоило. Приятного тембра голосом они униженно просили позволения доставить пассажира в нужный ему пункт, пусть даже это будет не по маршруту, пусть близко, пусть туда не проложены рельсы. Прямо к подъезду - трамваи уже и это умели. И люди соглашались раз, другой, но потом им это надоело, люди стали избегать трамваев и даже прятаться от них. И даже бояться. Сначала, правда, не очень.
Поймав человека, трамвай вез его до нужного места и каждый раз вздыхал, когда пассажир приказывал открыть ему дверь и уходил по своим нужным и важным человеческим делам. Но ослушаться трамвай не мог, так уж он был устроен человеком, этим или другим, какая разница.
А потом один трамвай убил человека: задушил своими хваталами и возил целый день и часть ночи, положив в мягкое, удобное кресло, счастливый тем, что не надо его высаживать и метаться по городу пустым в поисках нового пассажира, не зная еще, найдешь ли его или и этот день уйдет бесполезно. А вечером, точнее, уже ночью, человека забрали и увезли в "скорую помощь".
И увидели люди, что произошло.
И ужаснулись.
А те, что раньше шептались тайком и говорили шепотом, сейчас кричал" на всех углах: "Мы всегда это предсказывали, вы помните?". Они призывали уничтожить трамваи, пока те не уничтожили людей. И люди, которым стало теперь ясно, что нужно делать, уничтожили трамваи быстро и бесповоротно.
Они развинчивали их гаечными ключами, вспарывали газовыми резаками красные животы и вообще, если производились трамваи все одинаково, то конец у них был разный. Одного трамвая, который раньше других понял, что происходит, и пытался уехать, скрыться, дождаться того времени, когда он опять будет нужен людям, даже подстрелили из реактивного гранатомета. Трамвай так сразу и встал. Дыра в ходовой части была во какая, потому что реактивный гранатомет рассчитан на танки - вещь более страшную, чем трамваи.
И люди уничтожили все трамваи и забыли о них, либо очень старались вычеркнуть из памяти неприятные воспоминания. К тому же, собственные ошибки всегда забываются быстро, гораздо быстрее, чем чужие.
А на заводах, где раньше делали трамваи, стали делась автомобили.