---------------------------------------------
Фредерик Дар
У меня остались лишь глаза, чтобы плакать.
Народная поговорка
Чтобы долго оплакивать нашу полную трагедий историю...
Шарль Пеги
Грегуару Лекло. С уважением
Ф.Д.
Часть I
1
– Кстати, а какой у вас рост?
Я поднял глаза на помрежа, пытаясь проникнуть в тайный смысл его слов. Когда ты всего лишь статист, от подобных вопросов на засыпку частенько зависит, будет у тебя бифштекс на ужин или придется лечь спать на пустой желудок. Я решил схитрить и сделал вид, что пропустил вопрос мимо ушей в силу его крайней малозначительности.
– Так все же, хотя бы приблизительно? – продолжал настаивать человек, от которого зависела моя судьба. Это был высокий блондин неопределенного возраста с плоским лицом, блинообразность которого усиливали большие очки в золотой оправе. Он производил впечатление человека, который хоть и не слишком верит в кинематограф, однако старается добросовестно выполнять свои обязанности.
– Приблизительно метр семьдесят пять.
– Я так и знал, – разочарованно протянул помреж. – Вы слишком низкого роста.
Его слова, прозвучавшие как приговор, хлыстом прошлись по моему болезненному самолюбию и пустому животу.
– Как низкого роста?! Кого же вам надо, Атланта?
– Не надо утрировать, просто присланная модельером форма предполагает, что гвардеец должен быть не ниже метра восьмидесяти.
– Но ведь можно подогнать костюм?
– Модельер запрещает нам портить его образцы.
Мне следовало бы отступиться, чтобы не будить в помреже зверя и не заработать репутацию надоеды, с которой в этом проклятом ремесле нечего будет делать. Голод, однако, заглушил во мне голос рассудка.
– Послушайте, может быть, мне следует сначала примерить вашу чертову форму?..
– Не стоит труда.
– Но на глаз трудно определить... Костюм включает сапоги?
– Да, только...
– В таком случае, даже если брюки слишком длинные, ничего не будет заметно! Ведь я их заправлю в сапоги!
Помреж взорвался:
– А рукава?! Вы их тоже заправите в сапоги?!
От его вопля я почувствовал почти физическую боль.
– Не орите так, месье, от вас разит чесноком, в чем нельзя упрекнуть меня, так как вот уже два дня я могу позволить себе на обед лишь чашку кофе со сливками...
Он молча величественным жестом указал мне на дверь. Бить на жалость было бесполезно. За день перед глазами этого мученика кинематографа проходило столько нищих, жаждущих заработать на кусок хлеба, что один их вид вызывал у него в буквальном смысле несварение желудка.
Несолоно хлебавши я направился к двери, но в этот момент на пороге появилась Люсия Меррер. Великая актриса. Я намеренно не употребляю затертого слова "звезда" по отношению к женщине, талант которой слишком велик, чтобы определяться расхожими ярлыками.
Я был уже не новичок в кино и мелькал на заднем плане десятка глуповатых фильмов, но до сих пор мне не выпадало счастья видеть ее живьем. Годы отметили великую актрису сильнее, чем я предполагал. Если на экране она выглядела сорокалетней, то сейчас ей можно было дать по крайней мере на пятнадцать лет больше. Лицо актрисы покрывал толстый слой грима. Чтобы не запачкать лиф платья, она подложила под подбородок розовую бумажную салфетку. Поверх костюма для съемок актриса накинула огромный шерстяной жакет, делавший ее похожей на американского летчика.
Люсия заходила позвонить в соседнюю администраторскую и, видимо, услышав нашу перебранку, заглянула разузнать, в чем дело.
– Подождите! – остановила она меня.
Никогда еще мне не доводилось видеть столь выразительного и мрачного взгляда. Если вы помните, в ней не было ничего от латинянки, скорее, ее можно было принять за скандинавку с черными глазами.