Мы связаны с ними только через Гаансеванов, а те были простыми голландскими фермерами, такими же как и мы. И это так же верно, как и то, что с Ван Ринами связана какая-то диковинная И странная история, окутанная множеством тайн. И это несмотря на все их богатство и высокомерие.
— Правда? — вскричала Миранда, и ее светло-карие глаза засверкали от восторга. — До чего романтично! Расскажи, пожалуйста.
Абигайль пересадила ребенка на другую руку.
— Не знаю даже, что рассказывать. Да Бог с ней, с твоей романтикой! Твоя голова забита такой чепухой.
— Но ты же должна знать что-нибудь об этом Николасе, написавшем тебе письмо. Наверное, он уже стар. Жаль, что в Библии не записан год его рождения.
— Ну, я думаю, он средних лет, — ответила Абигайль. — Где-то моего возраста, и я ничего о нем не знаю, кроме того, что у него огромное имение на Гудзоне и Дом в Нью-Йорке, а четыре года назад, когда президентом был Ван Бурен, Николас часто посещал Белый дом — об этом я читала в газетах.
— О мамочка, — выдохнула ошеломленная Миранда. — Он, должно быть, и правда великий человек.
Она задумалась о своих неожиданно объявившихся родственниках, а затем вновь возбужденно заговорила:
— Но ты ничего не сказала о письме, о приглашении, — и она умоляюще сложила руки. — Как бы мне хотелось поехать!
— Ну, если мы и решим отправить дочь, о чем мне даже не хочется думать, почему, собственно, это должны быть вы, мисс? — поинтересовалась Абигайль. — Почему не Тибби, хотела бы я знать?
Миранда нахмурилась. Табите было шестнадцать, и она заканчивала последний семестр Гринвичской академии. Не было никаких препятствий, чтобы выбрали именно ее, за исключением того, что она, Миранда, этого не переживет.
— Тибби сама не захочет ехать, — медленно сказала она. — Она не такая как я. Она не… — ее голос дрогнул. Невозможно было заявить матери, что Табиту в отличие от нее не интересуют романы, полные любовных приключений. Что Тибби по-настоящему нравится заниматься домашним хозяйством: готовить, стирать, убирать дом, и что она ничего не просит от жизни, кроме как возможности поселиться на соседней ферме вместе с молодым Обадией Брауном и нарожать ему кучу детей. Но я другая, другая, страстно молила Миранда.
Абигайль внимательно наблюдала за дочерью и прочла отзвуки этих мыслей на ее омрачившемся лице. Хотя она никогда себе в этом не признавалась, ее старшая дочь была ей гораздо ближе. Втайне она гордилась красотой Миранды, ее изяществом и утонченностью. В глазах Абигайль она была подобна тем удивительным созданиям, появлявшимся во всех дамских журналах — та же грациозная стройная фигура, маленький нос, пухлые губки.
— Итак, — сказала она бодро как всегда, — со своим вечным неблагоразумием ты заявляешь, что хочешь ехать. Ты даже не спрашиваешь, смогу ли я обойтись без тебя, и похоже даже не подозреваешь, что будешь скучать по нам.
Миранда удивленно вскинула голову. Подбежав к матери, она обняла ее за худые плечи и прижалась щекой к ее темным волосам, уже тронутым сединой.
— Мамочка, дорогая, конечно я буду скучать по тебе. А это просто… это такая редкая и удивительная возможность…
Абигайль слабо улыбнулась и Миранда поняла, что позволят ей или нет ехать в Драгонвик, но о поездке Табиты не будет и речи.
Мать встала, застегнула корсаж и уложила спящего ребенка в колыбель. Затем она взяла пемзу и принялась драить разделочную доску.
— А теперь хватит болтать. Ступай и забей поскорее ту старую белую курицу. Правда, она может оказаться жестковатой, но остальные куры очень хорошо несутся, так что придется взять ее.
Она взглянула на часы, которые были ее гордостью.
— До чего мы задержались с делами. Мужчины скоро вернутся с поля, а у нас еще ничего не готово.