Всего-то тридцать метров вместе с кухней. Что ж, хоть хреновая, но зато своя. Иные вон по четыреста лет в очереди стоят.
За стеной меж тем творилась полная вакханалия. Невозможно было понять, кто верещит громче – свиньи или боевики. Ладно, понятно, что уснуть уже не удастся. Хотя какое тут спать, он и так опаздывает. Чертов будильник снова не сработал.
Ополоснув лицо ржавой ледяной водой, Алексей посмотрел в треснутое мутное зеркало над умывальником. Отражение ему не понравилось – бледный брюнет с карими глазами и заросший щетиной, бровь пересекает еле заметный шрам. И что Алевтина в нем нашла? Непонятно. Впрочем, вспоминать Алевтину сейчас явно не к месту.
Глотнув отвратного кукурузного кофе, Калашников быстро застегнул наспех одетую рубашку – принимать душ лень, тем более что в офисе есть отличная душевая, хотя и без горячей воды, но ее все равно никогда нет во всем городе . Натягивая брюки, он, прыгая на одной ноге, ухватил со спинки кровати черный пиджак, мельком взглянув на часы. Лифт не работет уже полгода, дряхлая «Победа» ржавеет в гараже-ракушке – «дизеля» купить не удалось, на бензоколонке вчера была гигантская очередь, а халявные талоны закончились неделю назад.
Сбежав по лестнице с восемьдесят седьмого этажа, Алексей ударил плечом полусгнившую дверь подъезда, покрытого облезшей зеленой краской. В глаза бросился гигантский светящийся плакат с рекламой «Кока-колы» – несмотря на привычку, он инстинктивно поморщился. Следует отдать Управлению наказаний должное – подобные штуки являются на редкость универсальной пыткой. От рекламы страдают все – и сторонники «Аль-Каиды», и антиглобалисты, и коммунисты, и даже бывшие жители США – они-то были уверены, что ТУТ уж точно не увидят этой рекламы. Да что уж там, самих сотрудников «Кока-колы» – и тех при виде щитов начинает тошнить. Есть, конечно, такие сотрудники, которых наличие ярких красно-белых плакатов только радует, но все же Управление даром хлеб не ест – их заранее селят в ту часть города, где висят плакаты с «Пепси»…
Пробежав мимо ларька с криво приклеенной бумажкой «Пива нет по понедельникам и во все остальные дни недели», Калашников еле успел запрыгнуть в облезший автобус, несущийся с реактивной скоростью и чуть притормозивший на остановке. Такси в городе не пользуется почти никто, непонятно, зачем они вообще существуют – ведь туда набирают слепых водителей. По запаху бензина они превосходно ориентируются в потоках машин, однако мало кто может выдержать то, что таксисты всегда привозят пассажиров по другому адресу. Разноцветные автобусы в городе только индийские – мало того, что человек двести набивается внутрь до упора, так еще снаружи гроздьями висит столько же.
Вцепившись в ситцевую юбку державшейся за поручень женщины, Алексей снова бросил нервный взгляд на часы: он уже опоздал на целых три минуты. Бывали случаи, что Шеф увольнял людей, что пришли позже всего на секунду – куда они потом сгинули, никто не знал. Казалось бы, хуже, чем жить в городе, ничего и быть не может, однако Калашников на личном опыте знал – может, и еще как. Лет пятьсот не давать видеться с семьей – это у них запросто. При мысли о семье сделалось еще тоскливее. Ну что за фигня такая? Ведь почти век прошел, а он никак не успокоится. Решено. Что бы там ни было, надо вечером заглянуть в китайский квартал, взять графин и планомерно напиться.
…Автобус, на очередном вираже едва не завалившись на бок и страдальчески взвизгнув тормозами, остановился рядом с тысячеэтажной башней Управления наказаниями . И хотя Алексей был любимчиком Шефа, он отлично понимал – опоздание на четверть часа тот не простил бы даже своей родной сестре.