Ужас.
Милу же он встретил сам. По крайней мере, хотелось в это верить. Они познакомились в баре: Аарон отбил ее у подвыпившего забулдыги, слишком напористо клеившегося к симпатичной особе, — сломал тому руку, а даму вызвался проводить домой.
По дороге о чем‑то говорили — о чем‑то пустом и неважном; накрапывал дождь. У подъезда он не стал ее ни целовать, ни спрашивать телефон. Спокойно выдержал разочарованный взгляд, развернулся и зашагал прочь.
А через три дня после долгих сомнений и раздумий самостоятельно нашел ее номер в справочнике, позвонил и предложил встретиться.
На том конце согласились с такой готовностью, будто все три дня ждали его звонка.
Он все еще продолжал рассматривать спящую в его постели женщину, когда та пошевелилась. Сонно заморгала, прищурилась, открыла глаза. Улыбнулась.
— Не спишь?
Он так и не погасил ночник.
— Не сплю.
— А чего так?
Его тут же обняли теплые руки — обвились вокруг шеи, притянули к себе. Поцелуй длился несколько секунд; Мила пахла фиалковыми духами, сном и их предыдущим занятием любовью, которое случилось незадолго до прихода Баала. Она хотела — он помнил — принять душ, — но так и разнежилась у него в руках, уснула.
А теперь ее длинные ресницы вздрагивали, губы нежно улыбались, а взгляд серо — зеленых глаз скользил по его лицу.
— Голодный?
— Нет.
— Кто‑то приходил?
— Друг.
— Я слышала, как жужжал телефон…
— Он уже ушел.
Тишина; шорох простыней. Аарона погладили по плечу.
— Хочешь, я потру тебе спинку в ванной?
Она была идеальной. Слишком идеальной — на грани приторности. Но никогда эту грань не переступала, и Канн иногда не мог понять, отчего начинает раздражаться.
— Не сегодня.
— А что у нас будет сегодня?
— Разговор.
— Да? — тень испуга в глазах быстро сменилась любопытством. — Расскажешь, наконец, откуда у тебя на виске шрам?
— Нет.
Губы бантиком, было, надулись, но хозяйка быстро вернула им былую форму — спокойного улыбающегося рта.
— Я готова. Слушаю. О чем будем говорить?
Аарон смотрел на лежащую рядом женщину с завуалированным сомнением и какое‑то время хранил молчание. Затем, наблюдая за реакцией, изрек:
— О том, кем я работаю.
*****
Ланвиль. Уровень Четырнадцать.
С утра серое море бесновалось — дул сильный ветер, — а к обеду вдруг утихло, успокоилось и почти уснуло — лишь на поверхности волн играли, напоминая о предыдущем ворчании стихии, пенные белые барашки.
Искрило яркими лучиками на воде солнце; перекатывалась под подошвами темная и влажная галька; небо вдалеке хмурилось.
У моря Райна не боялась плакать — слезы казались ей естественным продолжением этого места — солеными на лице брызгами. Не печалью, не болью — просто воспоминаниями, которые, скатываясь по щекам, тонули в скрипучем между камнями песке.
Воспоминания.
Много воспоминаний.
Все, что ей осталось.
— Почему, прежде чем «полюбить» женщину, нужно обязательно поставить ее на колени? Зачем? — она до сих пор не знала настоящего имени того, с кем встречалась уже неделю. — Неужели тебе не стало бы приятнее, если бы женщина признала твое главенство сама, без насилия?
Джокер какое‑то время размышлял; тогда Райне еще казалось, что разговоры могут его изменить — повлиять на мировоззрение, открыть затхлому от заскорузлых принципов уму новый угол зрения, растормошить, заставить взглянуть на вещи по — новому.
Зря казалось.
— Нет, мне приятнее подчинять самому.
— Для чего? Чтобы доказать собственную силу, превосходство? Неужели нельзя чувствовать все это без постоянного «доказывания»?
Они сидели в его машине — он, заехавший на пять минут в рабочий перерыв, она, сытая после обеда, выпитого кофе и только что съеденного десерта.
— Тебе не кажется, что ты лезешь не в свое дело?
Райна насупилась.
— Я просто пытаюсь понять.
— Я — доминант, господин, и мне это нравится.
Да уж, доминант. Только если Аарон был «хорошим» доминантом в правильном смысле этого слова, то Джокер являлся его полной противоположностью. Хотя поначалу ей нравилось с ним целоваться и заниматься сексом — до того момента, пока он не переходил в откровенную вульгарность…
— Но зачем…
— Тебе не кажется, что ты слишком много болтаешь?
На них, сидящих в сверкающей белой Лунди, смотрели проходящие мимо люди.
— А ты разве заехал не для того, чтобы меня увидеть? Чтобы поговорить?
— Со шлюхами не ведут длинных бесед — шлюх используют для удовольствий. Я хочу, чтобы ты у меня отсосала.
— Прямо здесь? — Райна поперхнулась. Ей не хотелось ни сидеть с ним в одной машине, ни, тем более, сосать. Десерт был вкусным, а от предвкушения вкуса долбящегося в горло члена делалось муторно и начинало тошнить.
— Я не хочу.
— Зато хочу я. А ты просто еще не знаешь, хочешь ты этого или нет.
Хуже всего было то, что иногда Райна начинала ему верить: она просто сама не знает, чего хочет. И разве она сама после того, как все заканчивается, — когда на мужском лице расплывается довольная улыбка, — не чувствует радость? Чувствует. Тогда кто же из них прав — он или она?
Додумать не получилось; ей на затылок легла жесткая и теплая ладонь, толкнула голову вниз, к черным джинсам.
К клубу «Майон», несмотря на довольно поздний час и моросящий на улице дождь, тянулась длинная очередь. Длинноногих девушек на шпильках, чьи зады едва прикрывали лоскуты серебристой ткани, не смущал ни промозглый ветер, ни превращающая изысканные прически в мокрые гнезда сырость. Мужская часть очереди была под стать женской — тонкие расстегнутые на груди, чтобы были видны тату и украшения, рубашки, модные ситцевые, вошедшие в тренд только в этом сезоне брюки, намазанные гелем волосы. И «поголовно» (или тут лучше подошло бы слово «поножно»?) яркие кроссовки.
Райна, выходя из такси, поморщилась — что за безвкусица? Для чего отдавать дань моде, если эта самая дань бескомпромиссно превращала мужчин в геев, а женщин в проституток?
Сама она оделась в длинное облегающее платье — черный расшитый кокон, скрывающий ее от шеи и до пят; черные длинные волосы вились, макияж безупречен.
Хлопнула дверца машины; под дождь из выхлопной трубы вырвалось облако газа, а из‑под колес лужи.
Охранники перед мисс Полански раздвинулись, как двери лифта, — узнали без дополнительного идентификатора — она являлась здесь частым гостем. Нет, не в том «Майоне», который располагался на первом этаже и включал в себя барную стойку, место для тусовок и вечно грохочущий танцпол, а в другом «Майоне», для элиты, — том, что находился этажом выше и был прекрасно изолирован от непредназначенных для созерцания его стен глаз.
Туда Райна и направилась.
Ощущая дискомфорт от узости платья при ходьбе, поднялась на второй этаж, кивнула еще двум вышибалам и вошла в распахнувшиеся высокие двери.
И тут же очутилась в совершенно другом месте, куда не пускали тех, чьи цифры на счетах не впечатляли владельца этого места — придирчивого и избирательного мистера Финна.
Впрочем, самого мистера Финна Райна никогда не видела — про него говорили просто: «Загадочный толстяк, интересно бы взглянуть…»
Ей было неинтересно.
Она выбрала привычный ей столик, наполовину скрытый перегородкой, опустилась на мягкий пружинящий диван, пальцами подала знак официанту — тот кивнул. Угу, значит, коктейль «Лоррана» сейчас будет. И славно.
Было неизвестно, что принесет этот вечер — быть может, общение, которое доставит ей удовольствие, или же одиночество, которое вновь навеет грусть, — но пребывание в «Майоне» куда лучше пребывания дома, особенно после очередного неудавшегося портрета. Тот единственный, который более — менее удался, Райна повесила у себя в спальне — на нем Канн сидел спиной в кресле, смотрел в окно и курил. Ее Канн. Такой, каким она его помнила.
А вот лицо опять не вышло — черт бы его подрал.
Принесли «Лоррану».
— Повторите сразу.
Ей услужливо кивнули.
Сюда приходили за разным: чтобы выпить, пообщаться, почувствовать себя «другим» человеком (если хватит денег), подыскать себе достойного собеседника — образованного и с хорошими манерами, — либо для того, чтобы встретить, если повезет, богатую вторую половину.
Некоторым везло.
Специальные зоны для курения, столы для карточных игр, уголки для уединения, залы для шумных и больших компаний — места хватало всем. У длинного, похожего на перрон для поезда барного стола, собралась компания из трех женщин — Райна знала их всех, — в углу серьезно и по — деловому общалась группа мужчин; за дальним столом, потягивая пиво, пристально изучал присутвующих женщин стильный, но неприятный типок. Наверное, искал даму на вечер. Обладательница «Лорраны» наткнулась на его любопытный взгляд и отвернулась.
