Бейли быстро прошел между первым юнцам и роботом, шагнул в сторону на более быструю полосу и поднял руку, как бы защищаясь от усилившегося ветра; парнишка был каким-то образом столкнут на более медленную дорожку, к чему не был готов, но удержался на ногах и дико закричал: «Эй!». Его друзья остановились, быстро оценили ситуацию и сменили направление.
– На экспресс, парень.
Бейли быстро прошел через толпу стоявших пассажиров, толкая Р.Джеронимо перед собой, нашел более свободное место на верхнем уровне, взялся за шест, крепко наступив на ногу робота, и снова начал пресекать все контакты глаз.
Оба вышли возле Управления. Бейли сдал робота в дверях и получил расписку. Он тщательно проверил дату, время и серийный номер робота и положил расписку в сумку. До конца дня надо будет проверить, чтобы передача была зарегистрирована компьютером.
Теперь он мог идти к комиссару – а он знал комиссара. Любая оплошность Бейли будет причиной для понижения в должности. Он был тяжелым человеком, этот комиссар, и прошлые триумфы Бейли рассматривал как личное оскорбление.
3
Комиссара звали Уилсон Рот. Он занимал этот пост два с половиной года, с тех пор как Джулиус Эндерби вышел в отставку, когда шум, вызванный убийством космонита, утих, и можно было спокойно уйти.
Бейли так и не примирился с этой заменой. Джулиус, несмотря на все свои недостатки, был не только начальником, но и другом, Рот же был только начальником. Он даже не был уроженцем Города. Этого Города. Его привезли извне.
Рот не был ни слишком высоким, ни слишком толстым, но голова у него была большая и, казалось, сидела на слегка отклонившейся вперед от торса шее. Он от этого выглядел тяжелым: тяжелое тело, тяжелая голова. Даже полуопущенные веки казались тяжелыми.
Можно было подумать, что он дремлет, но он никогда ничего не упускал. Бейли заметил это очень быстро. У него не было иллюзий, что он нравится Роту, и не было иллюзий, что Рот ему нравится.
Рот никогда не говорил раздраженно, но слова его не доставляли удовольствия. Он сказал:
– Бейли, почему вас так трудно найти?
Бейли ответил почтительно:
– У меня было свободное время, комиссар.
– Да, это ваша С-7 привилегия. Вы слышали о волновике? Иногда он принимает официальные сообщения. Вас можно вызвать даже в ваш выходной.
– Я хорошо знаю это, комиссар, но нет никаких правил насчет ношения волновика. Нас можно найти и без него.
– Внутри Города – да, но вы были Снаружи, если я не ошибаюсь?
– Вы не ошиблись, комиссар. Я был Снаружи. Но нет такого правила, что в том случае я должен носить волновик.
– Прячетесь за букву закона?
– Да, комиссар, – спокойно ответил Бейли.
Комиссар встал, мощный и смутно угрожающий, и сел на край стола. Окно наружу, устроенное Эндерби, было давно уже заделано и закрашено. В закрытой комнате комиссар казался еще крупнее. Он сказал, не повышая голоса:
– Вы рассчитываете на благодарность Земли, как я полагаю.
– Я рассчитываю на то, что делаю свою работу как могу лучше и в соответствии с правилами, комиссар.
– И на признательность Земли, когда нарушаете дух этих правил.
Бейли не ответил.
– Считают, что вы хорошо поработали в деле об убийстве Сартона три года назад, – сказал Рот.
– Спасибо, комиссар. Демонтаж Космотауна явился, я думаю, следствием.
– Да, и этому аплодировала вся Земля. Считают также, что вы хорошо поработали на Солярии два года назад и – можете не напоминать мне – результатом был пересмотр торговых договоров с Внешними мирами к значительной выгоде Земли.
– Я думаю, это есть в записи, сэр.
– И в результате вы стали героем.
– Я ничего такого не требовал.
– Вы получили два повышения, по одному после каждого дела. И была даже гиперволновая драма на основе событий на Солярии.
– Которая была поставлена без моего разрешения и вопреки моему желанию, комиссар.
– Которая, тем не менее, сделала вас героем.
Бейли пожал плечами. Комиссар помолчал несколько секунд и продолжал:
– Но за последние два года вы не сделали ничего важного.
– Земля имеет право спросить, что я сделал за эти два года.
– Точно, и она, вероятно, спросит. Известно, что вы лидер новой причуды бывать Снаружи, возиться с землей и изображать из себя роботов.
– Это разрешено.
– Не все, что разрешено, одобряется. Возможно, многие считают вас скорее странным, чем героическим.
– Может быть, это согласуется с моим собственным мнением о себе, – ответил Бейли.
– У публики короткая память. Героика быстро исчезает, заслоненная вашими странностями, так что, если вы совершите ошибку, вам придется плохо. Вы рассчитываете на репутацию…
– Простите, комиссар, я на нее не рассчитываю.
– Репутация Полицейского Департамента, на которую вы надеетесь, не спасет вас, и я не сумею спасти вас.
По лицу Бейли промелькнула тень улыбки.
– Я не хотел бы, чтобы вы, комиссар, рисковали своим положением, спасая меня.
Комиссар пожал плечами и изобразил такую же бледную улыбку.
– Насчет этого не беспокойтесь.
– Но почему вы говорите мне все это, комиссар?
– Чтобы предупредить вас. Я не пытаюсь свести вас к нулю, поэтому предупреждаю сразу. Вы вовлекаетесь в очень деликатное дело, где легко можете совершить ошибку, и я предупреждаю вас, чтобы вы ее не сделали. – Его лицо расплылось в явной улыбке.
Бейли не ответил улыбкой.
– Вы можете мне сказать, что это за очень деликатное дело?