Бейли посмотрел ей в глаза.
– Я был на Солярии и не сделал ничего плохого. Наоборот…
– Да, я знаю, но вы были там по просьбе космонита, а это далеко не то, что быть там по нашей просьбе. Вы не можете не понимать этого.
Бейли молчал. Она продолжала:
– Ситуация стала намного хуже в то время, когда вы прислали вашу просьбу, и вице-секретарь правильно сделал, что отклонил ее. А в последний месяц положение стало особенно скверным.
– Это и есть причина нашей встречи, мэм?
– Вам не терпится, сэр? – ядовито спросила она с начальническими интонациями. – Вы приглашаете меня идти прямо к цели?
– Нет, мэм.
– Явно приглашаете. А, собственно, почему бы и нет? Я становлюсь утомительной. Давайте ближе к делу. Вы знаете Хэна Фастальфа?
– Я встречался с ним однажды, – осторожно ответил Бейли. – Три года назад, в Космотауне.
– Вы, кажется, понравились ему.
– Он был дружелюбен… для космонита.
Она слегка фыркнула.
– Представляю. Вы знаете, что он был крупным политическим деятелем на Авроре в последние два года?
– Он был членом правительства, как я слышал от… своего партнера.
– От Р.Дэниела Оливо, робота космонитов, вашего друга?
– Моего бывшего партнера, мэм.
– В случае, когда вы решали маленькую проблему насчет двух математиков на борту корабля космонитов?
– Да, мэм, – кивнул Бейли.
– Как видите, мы хорошо информированы. Доктор Фастальф был более или менее ведущим в аврорском правительстве, важной фигурой законодательной власти их планеты, и о нем говорили даже, как о будущем Председателе, а Председатель на Авроре, как вы знаете, нечто вроде президента.
– Да, мэм, – сказал Бейли и подумал, скоро ли она перейдет к тому весьма деликатному делу, о котором говорил комиссар.
Димачек, казалось, не спешила.
– Фастальф из умеренных. Он сам так называет себя. Он чувствует, что Аврора и вообще Внешние миры зашли слишком далеко в своем направлении, как вы, возможно, чувствуете, что мы на Земле зашли слишком далеко в нашем. Он хочет сделать шаг назад, уменьшить производство роботов, ускорить смену поколений, вступить в союз и дружбу с Землей. Естественно, мы поддерживаем его… но очень осторожно. Если мы будем слишком демонстративно выражать свои чувства, это может оказаться для него поцелуем смерти.
– Я думаю, – сказал Бейли, – что он поддержал бы Землю в исследовании и заселении других планет.
– Я тоже так думаю. И полагаю, что он говорил вам об этом.
– Да, мэм.
– Как вы думаете, он представляет общественное мнение во Внешних мирах?
– Не знаю, мэм.
– Боюсь, что не представляет. С ним – равнодушие; против него – пылающий легион. Он держится так близко к правительственным постам только благодаря своей политической ловкости и личному обаянию. Его величайшей слабостью, бесспорно, является симпатия к Земле. Это постоянно используется против него, и это оказывает влияние на тех, кто разделяет его точку зрения во всех других аспектах. Если бы вы были посланы на Аврору, любая ваша ошибка усилила бы антиземные чувства и, таким образом, ослабила бы Фастальфа, возможно, фатально. Земля просто не может пойти на такой риск.
– Понятно, – пробормотал Бейли.
– Фастальф склонен рисковать. Именно он устроил вашу поездку на Солярию, в то время, когда его политическая власть только начиналась, и он был тогда очень уязвим. Но он мог потерять только свою личную власть, в то время как мы должны были заботится о благополучии восьми миллиардов людей Земли. Именно это делает теперешнюю политическую ситуацию почти немыслимо деликатной.
Она сделала паузу, и Бейли был вынужден спросить:
– На какую ситуацию вы ссылаетесь, мэм?
– Похоже, что Фастальф вовлечен в серьезный и беспрецедентный скандал. Если он неповоротлив, то его политический крах – дело нескольких недель; если он исключительно умен – он может продержаться несколько месяцев, но рано или поздно будет уничтожен как политическая сила на Авроре, и э тобудет реальным бедствием для Земли.
– Могу я спросить, в чем его обвиняют? Коррупция? Измена?
– Ничего такого подлого. Его личную честность не подвергают сомнению даже его враги.
– Тогда преступление по страсти? Убийство?
– Не с ов се м убийство .
– Не понимаю, мэм.
– На Авроре, мистер Бейли, есть люди и есть роботы, в большинстве своем похожие на наших, немногим лучше. Но есть и человекоподобные роботы, настолько человекоподобные, что их можно принять за людей.
Бейли кивнул.
– Я это хорошо знаю. – Я полагаю, что уничтожение человекоподобного робота – не совсем убийство в точном смысле этого слова.
Бейли подался вперед, широко раскрыв глаза, и закричал:
– О, дьявол! Женщина, хватит фокусов! Вы хотите сказать, что доктор Фастальф убил Р.Дэниела?!
– В данном случае я прощаю вам вашу невежливость, Бейли. Нет, Р.Дэниел не был убит. Но он не единственный человекоподобный робот на Авроре. Убили другого робота. Точнее сказать, его мозг был полностью разрушен; его поставили в постоянный и необратимый роблок.
– И говорят, что это сделал доктор Фастальф?
– Так утверждают его враги. Так говорят экстремисты, желающие, чтобы только космониты распространились в Галактике, а земляне исчезли из Вселенной. Если эти экстремисты сумеют в следующие несколько недель добиться новых выборов, они наверняка захватят полный контроль в правительстве, и результаты этого непредсказуемы.
– Я не понял, почему этот роблок так важен в политическом смысле.