Он отстегнул никчемный, неуместный в этом раю гермошлем и катанул его подальше. Лег на спину, закинув руки за голову, чтобы жемчужный песок не набился в волосы. Прижмурившись, подставил и без того бронзовое от космического загара лицо еще одному солнышку в своей жизни. Затих, прислушиваясь к себе и к своим мыслям.
«Так можно лежать годами, — думал он. — Никуда не спеша, не суетясь попусту. Просто лежать и строить ажурные замки воображения. А после разрушать. Сам себе зодчий, сам себе варвар. И, главное, совершенно один на целой планете!.. Обидно: за всю жизнь я не выстроил ни одного замка. Ни даже детской беседки. Единственное, что я умею, так это быть сменным диспетчером. Когда я умру — если такое вообще возможно! — на моей могиле напишут: он был хорошим сменным диспетчером. А спустя тысячелетия все забудут, что означает это словосочетание, и на полном серьезе примутся выкраивать в царской табели о рангах место моему чину. И угнездят его где-нибудь между титулярным советником и коллежским асессором. Конечно, если найдется кому заниматься подобной ерундой. Спустя тысячелетия может случиться, что просто некому будет читать надпись на моем надгробье. Почему? А потому, что вот уже тридцать лет мне, дураку, а я мотаюсь между звезд, наслаиваю на своей роже загар за загаром и ни на секунду не задумываюсь о том, кому бы передать по наследству собственную фамилию…»
Тикси резко приподнялся, сел. Песок с шуршанием осыпался с его спины и локтей.
— Этак бог знает до чего домыслишься!
Он посмотрел на часы: времени оставалось чуть поменьше вечности. Возвращаться на корабль, чтобы снова долгие часы болтаться в пустой, как сама пустота, экзометрии, ни малейшего желания. Будь Тикси человеком организованным, он озаботился бы иметь некоторый запас времени. Но Амелинчук всегда предпочитал тянуть до последнего, а потом спешить во все лопатки. Демонстрировать чудеса изворотливости, бросаться в авантюры, творить безумства и походя свершать подвиги, даже если никто никогда не оценит их по достоинству. Разумеется, вел он себя подобным образом лишь когда дело касалось его личной жизни. В работе же он был собран и мастеровит. Иначе не удержаться бы ему в сменных диспетчерах галактической базы «Геркулес» дольше конца смены.
— Какого дьявола… Первым из прямоходящих гуманоидов побывать на замечательной планете Дфаанла, возле прекрасных озер чистой воды, и не искупаться? Потомки, которые у меня непременно будут, мне того не простят! И, в конце-то концов, покажут мне обещанный «эффект зизезап» или нет?!
Во мгновение ока Амелинчук избавился от комбинезона. Теплый недвижный воздух принял его в свои объятия. Тикси подошел к самой кромке воды. Озеро дремало подле его ног, словно гигантский драгоценный камень «гелиодор», какие, по слухам, бывают именно такого цвета. Песчаное ложе покато уходило в пронизанные дневным светом глубины, и можно было не напрягая зрения разглядеть всякую его морщинку, всякую впадинку.
— Спишь, приятель? — спросил у озера Тикси. — Ну, сейчас я тебя растормошу!
Он с диким воплем ухнул в воду, подняв тучу янтарных брызг и гоня перед собой крутые волны.
8
Амелинчук плыл на середину озера, плавно гребя ладонями и лениво шевеля ногами. Изредка он погружал лицо в воду и глядел вниз. Ни соринки, ни щепочки, ни даже крохотной сорванной со дна водоросли не виднелось в струящейся толще. Огромная пиала, наполненная напитком для утоления жажды сказочного великана, который отчего-то не пришел. Кстати, напитком без вкуса и запаха.
«Рыб здесь тоже нет, — думал Тикси. — Отчего бы? Наверное, в каждом таком озере обитал дракон, который за тысячелетия сожрал всю живность окрест, вместе с водорослями и случайным мусором. А потом издох от голода и скуки, и кости его покоятся на самом дне.» Амелинчук присмотрелся, но ничьих костей под собой не увидел. «Должно быть, их занесло песком, решил он — А вот мы проверим!» Набрал полную грудь воздуха и нырнул.
С поверхности казалось, что до дна подать рукой. Однако Тикси погружался все глубже, а дно не становилось ближе. Напротив — ему померещилось, будто с каждым гребком под ним собиралась в плотные клубы тьма… Амелинчук даже слегка встревожился, хотя и не настолько, чтобы запаниковать. Здравый смысл опытного сменного диспетчера требовал немедля повернуть назад и вообще прекратить всякое безрассудство. Но прочие личные качества Тикси бунтовали против такого решения. «Ну нет, — думал Амелинчук. — Мистики, ежкин кот, я не потерплю. Мне много и не надо только дотронуться ладонью дна…» И он продолжал спуск, изо всех сил гребя ногами и левой рукой, а правую вытянув перед собой.
Тьма сделалась беспросветной, как чернильная бомба спугнутого осьминога.
А затем простертая вперед ладонь перестала ощущать сопротивление жидкости.
Мгновение спустя над совершенно обалдевшим Тикси расступились воды, и он, продолжая по инерции бултыхать ногами, пулей вылетел на поверхность. Выплюнул омертвелый воздух из легких и со всхлипом набрал свежего.
Что произошло? И как это могло приключиться? Он все время плыл книзу, ни на градус не отклоняясь от вертикали, и глаза его были открыты. Между тем в какой-то момент его курс внезапно изменился ни много ни мало на диаметрально противоположный…
Впрочем, так ли это?
Тикси огляделся. И ощутил, что замерзает. До мурашек по всей коже, до судорог, до волос дыбом.
Его обступала ночь. Над головой не мигая светились чужие звезды. Озеро в темноте казалось зловеще черным.