Вместе с Мишелем де Монсальви вели и других пленников: герцога де Бара, кузена дофина; Жана де Вайи, хранителя печати Гюйенни; Жака де ла Ривьера, камергера дофина; братьев де Жирем – в общем, человек двадцать закованных в цепи пленников. Их вели как злодеев, среди плевков и проклятий. Проходя мимо резной дубовой двери, приоткрытой на лестницу, Катрин узнала в стоящей за ней черной сухопарой мрачной фигуре мэтра Кошона. Он крепко держался за косяк, не давая толпе увлечь себя, но Катрин приметила, каким необычайным взглядом одарил ректор юного пленника. Тусклые безжизненные глазки Кошона при взгляде на него вдруг радостно заискрились, будто мысль о том, что прекрасного, благородного юношу изуродуют пытками, доставила ему наслаждение, послужила наградой… Мутная волна отвращения поднялась в душе Катрин. Кошон никогда ей не нравился, но сейчас она поняла, что он ей отвратителен.
В дверях давка стала невыносимой, Катрин оторвали от Кабоша и отбросили далеко назад. Она закричала, но в гомоне толпы никто не услышал ее крика. Зато в следующую минуту ударивший ей прямо в лицо яркий горячий луч солнца сообщил, что они на свежем воздухе. Стало свободнее. Толпа рассеялась по саду, но в следующую минуту вновь сгрудилась перед проломленными воротами. Будто мужественный солдатик, идущий на приступ, Катрин набрала в грудь побольше воздуха, готовясь преодолеть и это препятствие. С огорчением она поняла, что пленник и его стража уже за воротами. Различила золотоволосую голову Мишеля между блестящими топориками алебардников и их шлемами вороненой стали, увидела, как они удаляются, удаляются… Вот они уже исчезли из глаз. Горестный крик вырвался из груди Катрин. Она приготовилась бежать за ними, но тут чья-то рука крепко взяла ее за плечо и силой удержала на месте.
– Наконец-то я тебя нашел! – кричал Ландри. – Ну и попортила ты мне кровь. Имей в виду, последний раз я взял тебя с собой! В тебе и впрямь сидит черт с рогами!
За то, чтобы выйти из королевского особняка, Ландри заплатил недешево: ему подбили глаз, оторвали рукав, разбили коленку. Что же до зеленого плаща с белым крестом, которым он так гордился поутру, то теперь он превратился в пыльную тряпку, которой перетерли множество самых разных вещей и которую теперь можно выбросить. Вдобавок он потерял свою шапочку, и его черные прямые волосы торчали в разные стороны над раскрасневшимся лицом. Но что было Катрин до его гардероба? Она утирала слезы подолом разорванного платья и смотрела на Ландри умоляющими глазами.
– Помоги мне, Ландри! Умоляю, помоги мне спасти его!
Ландри с искренним недоумением смотрел на девочку.
– Кого? Арманьяка, которого Кабош собрался вздернуть? Ты что, совсем спятила? Тебе-то что – вздернут его или нет? Ты с ним даже незнакома!
– Да, незнакома… Но мне не хочется, чтобы он умер. Вздернут… А ты знаешь, что это значит? Его отведут в Монфокон и там привяжут ужасными ржавыми цепями между страшными столбами…
– Нам-то что за дело? Он нам никто!
Катрин повела головой, отводя с лица волосы, и столько неосознанной женской прелести было в ее движении, что у Ландри захолонуло сердце. Волосы и глаза были единственной прелестью Катрин, но какой, черт возьми, прелестью! Ни у одной другой девочки на свете не было подобного естественного золотого плаща с пробегающими на солнце молниями. Распущенные волосы Катрин доходили до колен и укрывали ее волшебной шелковистой пеленой, одевали сиянием теплого летнего света. Сиянием, которое было совсем не легко носить.
Что же касается глаз Катрин, то домашние так до сих пор и не решили, какого же они цвета? Спокойствие делало их бархатисто-синими с фиолетовым оттенком, похожими на лепестки фиалок. Смех зажигал золотистые искры, и казалось, будто затанцевал в них медовый луч солнца. Но внезапные вспышки гнева, на которые Катрин была мастерица, ошеломляя ими своих домашних, превращали ее глаза в черные мрачные бездны.
Но пока она мало чем отличалась от других таких же девчонок-недоростков: неуклюжая, нескладная, с вечными ссадинами и синяками на коленках. У нее была забавная треугольная рожица с очень маленьким носиком и крупным ртом, точь-в-точь славная кошечка, только с медовой кожей и вся в веснушках. В целом она, надо сказать, была очаровательна, и Ландри был не в силах устоять против ее чар. Каждый день добавлял ему хлопот, принося очередную фантазию или каприз Катрин. Но на этот раз, приходилось признаться честно, она хотела невозможного!