— Подумай, позвони мне, но не мешкай, — сказал он ей при расставании.
Она вернулась в квартиру, где ее ждал Лукас.
Его вопрос ошарашил Мари:
— А какая в мае погода в Ирландии?
— Примерно такая же, как в Бретани, — ответила она, не сводя с него глаз.
Он смешно поморщился.
— Этого-то я и опасался…
Не получив ответа, он подошел к ней и, взяв за плечи, пристально посмотрел ей в глаза.
— Ты сгораешь от желания поехать туда. А им не терпится тебя увидеть, иначе бы Эдвард сюда не приехал. Так в чем же проблема?
— А наша свадьба?
По выражению его лица она поняла, куда он клонит, и сердито замотала головой. Уплыть в Ирландию для встречи с семьей? Это возможно. Но играть там свадьбу…
Неделей позже она получила от Луизы письмо, простые и трогательные слова которого тронули ее до глубины души. Бабушка, узнав о предстоящем замужестве, умоляла Мари позволить ей организовать церемонию бракосочетания, как и подобает, в Киллморе, в родовом поместье Салливанов, в соответствии с семейной традицией.
Эдвард, письмо, страшные воспоминания, позорящие Лендсен, и уговоры Лукаса положили конец колебаниям Мари.
Была назначена дата — 20 мая.
Позднее Мари не раз спрашивала себя, как могла она позабыть, что именно 20 мая утонула мать.
Замок открылся за последним поворотом дороги в странной цветовой гамме. Все было красным: красные живые изгороди из фуксий, красные факелы, вехами обозначавшие тропинки, красные розы, обвившие ярко освещенное старинное строение, словно отогревали строгую, холодную красоту древних камней.
Лимузин поднялся по аллее, окаймленной ухоженными лужайками, которые полого спускались до береговой линии. Юго-западный ветер доносил издалека равномерный гул прибоя.
На подходе к квадратному двору были натянуты большие тенты для защиты приглашенных от возможного дождя. Почти готовы были эстрада и танцевальная площадка. Как потом сказал Лукас, Салливаны не мелочились.
Слева от замка вырисовывались конюшни, амбар с сеном и служебные помещения. Чуть дальше, в парке с вековыми деревьями, угадывались контуры небольшой часовни, примыкающей к родовому кладбищу Салливанов, на котором после окончания следствия в присутствии только членов семьи были погребены останки Мэри. Мари решила забыть о том, что ее тогда не пригласили, и перенесла все внимание на замок.
И тогда-то, любуясь восхитительным кружевом средневековых окон верхнего этажа, в рассеянном свете подсветки, она и увидела ее.
За квадратиками оконных переплетов вдруг возник женский силуэт, окруженный красным сиянием. С необыкновенной грацией он перемещался от окна к окну, потом растворился, словно поглощенный темнотой.
Встревоженная этим мимолетным видением, Мари позабыла о своих страхах.
— Ты так похожа на свою мать…
Старая женщина, держащаяся прямо, как буква «i», стояла на крыльце. Для своих восьмидесяти пяти лет выглядела она очень хорошо. Не будь при ней трости, не похожей на палку слепого, мутность в ее зрачках могла бы сойти за обыкновенную катаракту.
Луиза Салливан была слепой.
Кончики ее пальцев пробежались по лицу внучки, чутко уловив мельчайшие детали черт, которые, может быть, не рассмотрели бы и острые глаза.
— Спасибо, Мари, — сдавленным от волнения голосом выговорила она. — Спасибо за то, что вернулась…
Как и у Эдварда, ее французский был безупречен. Но Эдвард говорил на нем с детства, и в произношении чувствовался едва уловимый ирландский акцент, а Луиза была урожденной француженкой.
Ей было двадцать лет, когда в 1942 году ее родители погибли под немецкими бомбами. У Луизы не осталось никого, кроме крестной матери, которая и забрала ее с собой, укрывшись от войны в Киллморе, где у нее была вилла. Там девушка познакомилась с Эндрю Салливаном, вдовцом, старше ее лет на двадцать, отцом троих сыновей — Эда, Тома и Сина. После освобождения Луиза осталась в Ирландии и вышла замуж за Эндрю. В 1947 году у нее родилась девочка с русыми венецианскими волосами и зелеными глазами — Мэри.
Луиза тяжело переживала исчезновение Мэри, и у нее еще долго теплилась надежда увидеть ее живой, но сейчас мысль о том, что отныне останки дочери покоятся на маленьком семейном кладбище, несколько смягчала горе матери.
Счастье вернулось к ней вместе с Мари, к которой Луиза испытывала чувство бесконечной благодарности. С согласия членов семьи она решила перераспределить родовую вотчину Салливанов, чтобы ее внучка вступила во владение частью, которая принадлежала бы Мэри, будь та жива.
Мари отказалась от наследства, уверив всех, что в Ирландию ее привело лишь желание узнать свою семью.
Однако Луиза была не из тех, кому указывают, как поступать, и она твердо стояла на своем. К величайшему удивлению Лукаса, с интересом следившего за столкновением двух сильных характеров, Мари в конце концов уступила. Поступила она так главным образом ради того, чтобы не вызвать недовольства бабушки, которой осталось недолго жить, Лукас об этом не догадывался. Мари осталась верной обещанию, данному Эдварду.
Луиза собиралась удалиться, когда Мари спросила ее о женщине в красном, которую заметила в окнах верхнего этажа. Необъяснимая тень не сходила с лица слепой, пока она пыталась разубедить внучку.
— Вот уже много лет, как этот этаж заколочен… Там жила Мэри. Больше сорока лет туда не входит никто посторонний, — усталым голосом проговорила Луиза.
Но Мари, не разубежденная, поклялась себе, что не будет игрушкой обманчивых иллюзий.
2
Первое происшествие случилось на следующий день. Сначала все было прекрасно. Мари чувствовала себя легкой и свободной в ласковом майском воздухе, наполненном солнечными брызгами. Покачиваясь в унисон с энергичными движениями мускулистого англо-арабского скакуна, она наслаждалась запахами срезанной травы, вспаханной земли, прикосновениями к шерстистым бокам лошади, когда давала шенкеля, понукая ее. Она не отрываясь смотрела на Лукаса, который только что остановил свою лошадь на вершине холма. Он повернул к ней улыбающееся лицо с упавшими на лоб прядками волос, и сердце Мари переполнилось счастьем от любви к этому мужчине.
Когда она подъехала к нему, у нее перехватило дыхание от красоты вдруг открывшегося перед ней пейзажа.
— Как в сказках о феях… — восхищенно прошептала она.
На сколько хватало взгляда, с высоты простирались вперемежку зеленые луга и торфяники, скалистые уступы, красноватые от взбирающихся по их склонам фуксий, серые утесы, круто обрывающиеся в море, обозначая береговую границу полоской охряного песка.
Но центром этого пейзажа несомненно являлся остров, названный местными жителями островом Химер. Небольшой кусок суши с деревьями, скалами, скрывающимися за густой листвой, связывался с Киллмором длинным, прямым песчаным перешейком, который исчезал во время прилива, на несколько часов в день превращаясь в маленький иллюзорный островок — отсюда и его название.
Чуть дальше, в открытом море, сторожевым постом возвышалась каменная башня, окруженная рифами. Если верить путеводителю, это были остатки средневековой крепости, возведенной Даной, первой кельтской королевой, больше известной как Алая Королева — отчасти из-за кроваво-красного цвета ее платьев, отчасти по причине ее жестокости.
— В сказках принц кладет к ногам любимой свое королевство, — пошутил Лукас, — а не наоборот.
Но Мари уловила в его словах нотку сожаления. Однако эти земли были ей дороги лишь потому, что до нее по ним ступала нога ее матери. И ничем более.
— Тебе я обязана тем, что я здесь, — нежно сказала она. — Спасибо, что заставил меня согласиться.
— Ты и вправду не жалеешь? — спросил Лукас.
Ее с самого начала очаровали его ореховые глаза, нежно-ироничный взгляд, которым он взирал на мир, вещи и людей. Правда, вначале он иногда раздражал ее философским складом ума, в котором находилось место особому отношению к различным верованиям и суевериям. Однако Лукаса и Мари объединяла общая страсть — любовь к выбранной профессии полицейских. Ну и взаимная любовь, конечно. Для Мари это было чудом, для него — очевидностью. Хотя они и прожили вместе год, все сведения о Лукасе она почерпнула от его отца, Марка Ферсена, и немножко от его матери, Элен, делившейся своими воспоминаниями, когда болезнь Альцгеймера на время отпускала ее.
Лукас шутил, что Мари знала о нем только лучшее, а о худшем узнать никогда не поздно.
Пока молодая женщина была непоколебимо уверена в том, что этот мужчина имеет над ней власть, заставляя терять голову, и завтра она станет его женой.
Она наградила его лучезарной улыбкой.
— Ты был прав. В Лендсене невозможно вступать в брак — там слишком много призраков прошлого.