Он ухватился здоровой рукой за шасси и пнул легионершу в голень. Она со вздохом отступила, пнула в ответ, загнав Энцо обратно под машину. Ее ботинок вдарил по стойке шасси, и та сложилась. Энцо едва успел выкатиться – машина упала в сантиметре от лица, прищемив рукав.
Он разодрал застежку, выпутался из куртки.
Вскочил – и получил в нос. Хрустнуло, ослепила вспышка боли. Энцо перекатился через капот. Уперся плечом в крыло машины и толкнул. Легионерша вовремя отскочила, машины лязгнули, врезавшись друг в друга. Зазвенело выбитое стекло.
Издали донесся вой сирен.
Еще хуже.
Энцо оценил бабу снова и на этот раз смотрел не на сиськи. Развитые плечи, крепкие ноги и спокойный взгляд – опытный боец. Да и разбитый нос Энцо говорил о том же. Дубинку она успела потерять и теперь просто сжимала кулаки.
Сам Энцо хитростями единоборств не владел. Всегда предпочитал грубый бой – ударить разок, но так, чтобы противник уже не встал. И, сказать честно, ему было плевать, кого бить. Полезла баба-марсианка, да еще и из легиона? Она получит сполна.
Но от этой конкретной бабы получил сам Энцо. Один раз в живот. Один раз головой в колонну. Он в долгу не остался: бросил легионершу на капот, так, что та вскрикнула. Дважды угодил на него сам, пробив затылком лобовое стекло. Весь в крови и крошке стекла, упал на асфальт. Огрызок собственного имплантата вспорол ему щеку.
Подняться не успел – в подбородок уткнулась лазерная спица.
– Не дергайся.
Наручники пискнули, стянув запястья. Энцо рыкнул, попытался сбросить легионершу с себя, но та ударила его в челюсть. Аж перед глазами потемнело.
– Сказала – не дергайся.
Она склонилась, часто дыша. Темные глаза смотрели с презрением. Вблизи стала заметна другая татуировка – орел легиона над ключицей у воротника. Край черного крыла.
– Будь паинькой, или останешься без головы. Понял?
Энцо нахмурился, но все же кивнул. Легионерша тоже кивнула и медленно выпрямилась.
Их ждали у выхода со стоянки. Вдоль бетонных стен гуляло эхо торопливых шагов, тоннель гудел сиренами. Энцо слизнул кровь с разбитой губы и пересчитал собравшихся легионеров. Все настороженные, серьезные, как на опасном задании. Загнали курьера с грузом, герои.
– Бритва, – окликнул молодой легионер в экзоскелете. – Что за улов?
Бритва без церемоний оттянула воротник на шее Энцо, обнажив выбитый номер.
– Двести Шесть, Пятая курия.
Она подтолкнула его в сторону синих машин Управления, рядом с которыми ожидал «Плутон» – в том же мотоциклетном костюме, но уже без шлема. Половину лица наискось уродовали бугристые шрамы. Другую половину заменяла пластина из биометалла. Не будь Энцо так больно и паршиво, он даже бы восхитился работой хирургов: замена челюстного сустава, вместо глаза – армейский окуляр для оптической винтовки. Серебристые, почти не заметные нити скоб тянулись через коротко стриженную макушку. Настоящее произведение искусства.
Энцо перевел взгляд на обломок собственной руки. Вместо доброй половины пальцев свисали провода. Вот же… Ему стоило таких трудов собрать на нее денег.
– Больше никого? – «Плутон» рассматривал Энцо, как прибывший на склад товар.
– Так точно, центурион, – в тон ему ответила Бритва.
«Плутон» кивнул, и Бритва повела Энцо к машине Управления с приветливо задранной дверцей. Надавила ему на затылок и втолкнула в салон. Дверь опустилась с тихим щелчком, разговоры и вой сирен стихли.
Энцо откинулся на занюханное пластиковое сиденье и уставился на силовое поле между собой и передними сиденьями. В салоне пахло старым потом и кровью. И любимым легионерами гарумом. Уж эти-то пожрать не забывали.
Энцо скрипнул зубами. Что ж… Он еще раз попробовал выдвинуть из пальца единственный целый манипулятор, но тщетно. Имплантат не послушался. Наручники так и остались закрытыми.
Он закусил разбитую губу, чувствуя на языке кровь. Сто тридцать дней. Его отпуск на свободе оказался совсем коротким.
* * *Зря Малая на него положилась. Он в который раз представил себе легкие белые волосы, хлопковым пухом оседавшие на руке, когда слепая засыпала на его плече. Сбивчивое дыхание. Едва слышный стук сердца за хрупкой клеткой ребер – Энцо слышал его ладонью, там, на пустоши.
Хреновый вышел из него опекун. Делал не то и думал… Он прерывисто выдохнул, когда в паху потяжелело. И думал совсем не о том, о чем следовало думать.
Пульверизатор заурчал, и он пошатнулся под струей воды. Закрыл глаза, пережидая морозный дождь с привкусом металла и следующий за ним порыв горячего воздуха из сушилки. Все так же, голышом, его конвоировали в следующую комнату. Завидев гостеприимно распахнутые гробы криокапсул, Энцо сдавленно замычал. Ноги ослабели и подкосились, но щелчок распылителя в руке охранника заставил идти дальше.
За пультом управления в углу криоприемной сидел лаборант в белом халате поверх облегающего армокостюма. Даже не оторвал взгляда от светящейся над пультом проекции; жевал жвачку так, что его челюсти грозил вывих.
Часто дыша, Энцо встал в ложе капсулы, которое располагалось под небольшим углом к полу. Влажный бипрен прилип к лопаткам. Так же понуро заняли места остальные участники процессии. С синими от холода и страха губами. Голые – заключенным криокостюмы не полагались.
В начале ряда капсул зажужжал аппарат – бочка с манипуляторами. Подъехал к первому заключенному из ряда. Клешни выдвинулись и вцепились так резко, будто хотели выпотрошить тело.
Энцо отвернулся и прикрыл глаза. Нужно было думать о хорошем. Нащупать хоть что-то хорошее в блокированной паникой памяти. Что-то из детства. Но на ум приходила только сестра – в желтой форме работницы фабрики, какой Энцо видел ее в последний раз, перед заморозкой на семь лет. После деконсервации он чуть не бросился с моста, узнав, что торопился домой напрасно.
Может, когда он очнется в следующий раз, то же сообщат и о Малой.
«Сбита машиной», – скажут они.
«Замерзла на улице».
«Без вести пропала».
«Изнасилована и убита».
Ее лицо виделось как живое. Худое и острое, словно вырезанное из белого камня. С большими, на пол-лица, глазами цвета ртути.
Он обессиленно качнул головой. Даже не успел попрощаться.
Жужжание аппарата приблизилось.
Энцо задышал быстрее. Дернулся, когда металлические клешни облепили лицо и разжали челюсти.
– Не глотай. Носом дыши, – безразлично предупредил его кто-то. Видимо, лаборант за пультом управления. В горло протолкнулась жесткая трубка, оцарапав небо и гортань. Затошнило. Аппарат загудел громче, и желудок похолодел от втекшего физиогеля. Предплечье укусила игла, и Энцо обмяк, повис на ремнях. Смутно, через дымку наркотика почувствовал другие иглы – капсула подключалась к его телу и переходила на самообеспечение.
В затылке кольнуло.
Странное состояние – пребывание в крио. «Рациональное использование человеческих ресурсов на благо общества» – так они это называли. «Безопасная технология, дополнительное хранилище данных». Волшебная штука, которая позволяла использовать на полную катушку даже самый выжженный наркотиками мозг. Добавляла его в информационную систему на орбите, наполняла кодами, стирала их и наполняла заново…
И вопреки всем авторитетным мнениям, одобрениям комиссий по защите прав номеров Римской империи и опытам, проведенным над заключенными, сознание во время заморозки работало. Сознание Энцо работало после того, как крышка капсулы захлопнулась и за миг покрылась инеем. Мысли кружили разрозненными обрывками, словно испорченные дроны. Порой они соединялись в воспоминания и планы, в разговоры из прошлого. В чужую, ненужную информацию, которая текла через его мозг. В затылке назойливо жужжало, и от этого зуда хотелось орать.
После крио частенько сходили с ума, и Энцо знал почему.
Зрячая незрячего
– Лабиринт был темный, ничего не видать, но Тесей шел дальше. За каждым поворотом под его ногами хрустели кости. Издали слышался рев Минотавра. Монстр был голоден и чуял человеческое мясо.
– Почему Тесей не убежал? – перебил Тиберий Младший, один из трех сыновей булочника Цепиона. – У него же была нить. Он мог выбраться и уплыть обратно в Афины.
Малая довольно улыбнулась и отложила вилку. Мораль была любимой частью истории.
– Конечно, мог, но для Тесея была важнее справедливость. Не убей он Минотавра, афиняне продолжили бы приносить людей в жертву.
Ей нравилась эта легенда. У Тесея – того Тесея, образ которого сложился в воображении, – имелись принципы .
Тесей бы не бросил человека в беде только потому, что тот номер.
Тесей бы не поднял руку на девушку. Особенно на слепую девушку. Не чета многим патрициям Римской империи.
