– Чепуха! – пробормотала графиня. – Как только Коллингвуд подобающе извинится перед ней, она тотчас упадет в его объятия, точно спелая слива в девичий подол! Не тревожься, этого ждать недолго. Размолвка продлится в худшем случае до Рождества.
Брови Кита поползли на лоб, он перестал расхаживать по комнате и замер перед матерью.
– Означает ли это, что я буду изгнан из собственного дома вплоть до самого Рождества?
Графиня отвела взгляд.
– Ну… я уверена, что Арабелла при любых обстоятельствах уладит семейную размолвку до начала следующего весеннего сезона…
Кристофер ощутил в груди пугающую пустоту.
– До следующей весны? Но это уж никак не пара недель… это же почти год!
Графиня выдавила улыбку:
– Будь паинькой и прикажи подать нам чаю, будь так любезен! Сегодня необычайно жарко, даже для июля, не правда ли? – Наблюдая за тем, как сын послушно исполняет ее просьбу, вдовствующая графиня улыбалась. Однако, заметив, с какой яростью Кит дернул за шнурок звонка, женщина нахмурилась: – По-прежнему уверена: в этом всецело твоя вина! Ты мог бы попытаться их помирить или мог остаться тут, в Бельмонте, и убедить сестру возвратиться в дом мужа раньше. В конце концов, ведь ты – глава семьи!
Кит насупился. Глава семьи… Как второму сыну ему была предначертана карьера военного, а вовсе не титул… Однако почти два года тому назад все переменилось. Случилось несчастье, его отец и старший брат погибли, и Кит поневоле сделался графом Россингтоном. Он помнил, в какое ошеломление пришла его сестра. «Кит станет графом? – вскричала она и разразилась хохотом. – Да это же катастрофа!»
Это и в самом деле катастрофа. В одно мгновение Кит превратился из юноши, на которого никто и внимания не обращал, в человека, чей долг – верховодить, главенствовать и делать все необходимое для блага семьи. Об армии, для которой его и воспитывали всю жизнь, речи теперь не шло – теперь у него появилась ответственность. И слово это тотчас стало для Кита самым ненавистным. И проблема заключалась вовсе не в его слабости – нет, он вовсе не был слабаком! Пусть его и не воспитывали как будущего графа, но Кит твердо знал, что ему нравится и чего он хочет. Но вот отвечать за властную мать, за горластую сестру и вечно чего-то требующего младшего брата было все равно, что приказывать ветру не дуть – он все равно будет дуть, хочешь ты того или нет, и единственным выходом оставалось покориться и плыть по воле бурных волн…
Легко матушке предлагать ему вмешаться в дела сестры! Но каким образом может он решить проблему Арабеллы? Ее супружеские размолвки почти вошли в пословицу, оба они – и сестра, и ее муж – отличались пылким нравом, а также ослиным упрямством, чем и прославились в кругах английской аристократии. Наверное, Кит мог приказать сестре возвратиться в супружеское лоно, но тогда он заведомо стал бы виновником всех их последующих семейных склок. Да лучше он по собственной воле засунет руку в осиное гнездо, чем влезет в их семейные дела! Тем более что смысла ни в том, ни в другом ровным счетом никакого…
– Как ты уже сказала, матушка, я – холостяк. Так какой совет могу я дать сестре?
Матушка улыбнулась:
– Ну тогда поезжай в Шируотер и повеселись там недельку-другую!
…Шируотер – его второе имение, драгоценная шкатулка на самом берегу моря…
– Не могу. Там Алан проводит свой медовый месяц. Его собственное имение сейчас перестраивается и вряд ли будет готово раньше ноября.
– О да, это было бы ужасно – вторгнуться в эдакую идиллию… А что насчет Линвуд-Хауса? – спросила мать.
– Ехать в Лондон? В это время года? – изумился Кит. – Сейчас чересчур жарко, к тому же в разгар лета в Лондоне царит смертная скука. – Он подошел к камину и устремил взгляд на картину, на которой был изображен Коулфакс-Касл, его четвертое имение. – Что ж, всегда остается…
Матушка резво вскочила на ноги:
– Ни слова! Коулфакс – мой до самого Рождества! Это традиция! И я уже пригласила гостей…
– Но ведь дом для вдовствующей графини там же, в Коулфаксе, отделан и подготовлен еще год назад! И я помню, какие мне приходили счета… Уверен, тебе там будет вполне удобно.
Мать сердито взглянула на сына:
– Во-первых, это было два года назад, а во-вторых, там чересчур тесно! Ко мне, как водится, приезжает кузина Уинифред, и нам двоим необходим простор – она в одном крыле замка, я в другом… ну так, на всякий случай…
– На всякий случай? Каждый год одно и то же: приезжает Уинифред, а после следуют потоки слез и несколько дней шушуканья и обмена сплетнями, душевной дружбы и мира. Затем вас обеих начинают раздражать всякие мелочи. И вскоре вы перестаете разговаривать друг с другом и живете каждая в своем крыле замка – и так, пока кузина не уберется восвояси! С какой стати ты настаиваешь на том, чтобы вы провели вместе целых полгода? Вы же шипите друг на друга, словно кошки! Разве мало вам переписки? У тебя есть еще время написать кузине и попросить не приезжать в этом году…
Мать скорбно надула губы:
– Как ты жестокосерд, Кит! Она же моя кузина и мы обе одинокие вдовы! Разумеется, мы должны с ней встретиться! И твое общество для нас было бы нежелательно. Да ты и сам нашел бы нас отменно скучными… Так что насчет Торнтон-Эбби?
…Торнтон, последнее владение Кита, располагалось на севере Англии и скрывалось среди Чевиот-Хилс. Он очень любил эти места, однако сейчас в имении шли фундаментальные и насущно необходимые перестройки, и для проживания оно было совершенно непригодно.
Иными словами, Киту решительно негде было жить.
Он уныло оценивал свои перспективы, а тем временем Свифт, его дворецкий, служащий в семье еще с тех пор, как графом был покойный отец Кита, хлопотал над подносом с чаем. Свифт был принадлежностью имения – такой же, как, к примеру, фонтан в розовой оранжерее, или храм Аполлона на холме, или фамильные портреты в галерее – он жил здесь так давно, что облик его заслужил право на бессмертие наряду с портретами членов семейства. Именно Свифт заботился о том, чтобы во всем царил порядок, знал наизусть все привычки и предпочтения каждого, и именно ему обитатели Белмонт-Парка обязаны были размеренностью своего существования. Кит просто обожал этого старика.
– Может, мне просто остаться здесь? – рискнул спросить Кит, глядя в спокойное, уверенное и невозмутимое лицо старого дворецкого.
За дворецкого ответила мать:
– Возможно, мысль и впрямь неплоха, и тебе не так уж тяжко будет в обществе Арабеллы… Ведь она уже пригласила подружек – сам понимаешь, правила приличия обязывают ее к этому. А среди них, вероятно, сыщется для тебя и невеста…
По спине Кита пополз леденящий холодок. С того самого дня, как он унаследовал титул от покойного брата, Арабелла то и дело подсовывала ему своих незамужних подруг, или же их знакомых девиц, или «приличных девиц на выданье» из числа дочерей дальних знакомых – и проделывала все это с удручающей регулярностью.
– Я не позволю ей приглашать гостей! – поспешно сказал он.
Мать насупилась:
– Этот дом принадлежит тебе, и ты вправе устанавливать тут любые правила по своему усмотрению, но… Арабелле это придется не по нраву.
Разумеется, не по нраву! И для Кита настанет непрекращающийся, первостатейный ад…
…Но, возможно, все будет вовсе не так ужасно: усадьба Бельмонт достаточно велика, к тому же на дворе лето. И если распахнуть пошире окна, то у себя в покоях он будет защищен от назойливого общества сестры и ее пятерых деток. И он не позволит ни единой незамужнице из числа подружек Арабеллы даже порога своего переступить! Кит слегка воспрял духом: несколько недель он как-нибудь перетерпит… Собственно, если бы он стал солдатом и отправился на войну в Испанию, ежедневно рискуя получить пулю, ему вряд ли было бы хуже. Впрочем, язычок сестры порой острее штыка, а жестокость, с которой она им орудует, поражает воображение…
Раскинувшись на элегантной козетке, Кит не спеша прихлебывал чай, откусывая от вишневого тарта, заботливо поднесенного дворецким – Свифт знал, что это любимое лакомство молодого графа. Задумчиво жуя, Кит наслаждался миром и покоем, царящими в доме. Воистину, этот дом – его крепость, и изгнать его отсюда он никому не позволит. Стоит установить несколько железных правил и потребовать от сестры неукоснительно их выполнять – и вполне можно будет жить! Воображение Кита уже рисовало мирные прогулки у озера, пикники, шахматные партии по вечерам…
Двери вдруг распахнулись и в комнату ворвался… вихрь. Помещение тотчас огласили вопли, лай, Свифта сшибли с ног вместе с подносом вишневых тартов.
На колени Кита шлепнулось облачко кружев – он непроизвольно подхватил непрошеную ношу, уронив чашку… и услыхал жалобный звон бьющегося фарфора.
На него уставилась пара голубых глазенок:
– Привет, дядюшка Кит! – сказала его шестилетняя племянница, обнажив в улыбке отсутствие переднего зубика и хлопая ресницами, как заправская светская кокетка.
