— Ладно… две недели мне придется терпеть унижения. А какой пример она подаст девушке!
С этими словами Каролин ушла, оставив мужа одного. Мсье Оже недолго оставался в одиночестве. Его окликнула мадмуазель Кремер, камеристка Софи, строгая девица, которой недавно минуло двадцать девять. Она была некрасива и слишком худа, постоянная напряженность придавала ее лицу неприятное выражение. Кремер никогда не выражала своих чувств и эмоций и держалась подчеркнуто холодно.
Именно благодаря своей внешности и манерам эта особа получила место в доме Оже. Раньше она была гувернанткой Софи. Когда девушка выросла, Кремер решила стать ее камеристкой. Хозяева не возражали, так как отыскать хорошую прислугу было всегда трудно.
— Мсье Оже, — начала девушка. — Вы в курсе, что ваша племянница написала завещание?
— Да, она мне его показывала. Я не одобрил этой затеи, но раз ей так угодно…
— Меня беспокоит ее здоровье, мсье. Она постоянно болеет.
Мсье Оже окинул ее суровым взглядом.
— Я бы попросил вас не каркать… Это все, что вы хотите мне сказать?
— Да, мсье.
— Будьте добры заняться своими делами!
Мадмуазель Кремер поклонилась и поспешно вышла, чтобы хозяин не заметил слезы у нее глазах.
— Почему все так несправедливо, — прошептала она.
Наступил день восемнадцатилетия Софи. Утром в девять часов мадмуазель Кремер вышла в сад, чтобы позвать девушку к завтраку, после которого Софи надо было подготовиться к предстоящему празднику. Кремер ожидала, что в этот раз оторвать свою воспитанницу от любимого занятия будет трудно. Девушка занималась выращиванием какого–то особого вида роз черного цвета. Сначала она решила попытаться вырастить один цветок и посмотреть, что получится. А потом посадить остальные. За этим растением требовался особый уход, и труды девушки были вознаграждены, цветок вырос. В этот день она хотела срезать его, чтобы подарить тете Каролин.
Никто не отозвался на ее зов, и Кремер решила поискать Софи в саду. Она прошла туда, где росла черная роза, и замерла. Софи в легком белом платье лежала среди срезанных цветов. Светлые волосы девушки были распущены и красиво уложены вокруг головы на цветах. В руках была черная роза. Рядом лежала записка. Кремер подняла ее и прочитала.
«Принцесса уколола палец шипом розы и уснула вечным сном. Прекрасный принц ее не разбудит».
Кремер взглянула на мертвую девушку в цветах.
— Красиво и жутко, — прошептала она.
Вечером Робеспьер мирно беседовал со своей возлюбленной Мадлен де Ренар. Эта блондинка с большими серыми глазами очаровала его очень давно, и каждый ее визит был праздником для чопорного судьи. Жители Арраса удивлялись, как судья Робеспьер смог влюбиться в ветреную и не блистающую умом красотку с детским наивным личиком. Ведь он слыл целомудренным и неприступным, а тут какая–то смазливая аристократочка…
Их идиллию прервала Шарлота, сестра Робеспьера. Эта девушка терпеть не могла Мадлен и каждый ее визит воспринимала как личное оскорбление. Она пыталась втолковать брату, что Мадлен ему не пара, но бесполезно. Робеспьер не разрешал Шарлоте грубо отзываться о своей возлюбленной.
— Макс, к тебе гость, — сказала она, довольная тем, что прервала их воркование. — По–моему, это тот тип, у которого убили племянницу. Похоже, он хочет заставить тебя вести расследование.
— Как интересно! — воскликнула Мадлен с детской радостью.
— Не нахожу ничего интересного в убийстве, — проворчала Шарлота. — Это очень опасное занятие. Зря Макс этим занимается.
— Макс, зачем вы занимаетесь убийствами? — строго спросила Мадлен. — Это же противозаконно!
— Моя сестра имела в виду расследование убийств, — пояснил Робеспьер.
— Именно, — кивнула Шарлота. — Макс, я одобряю твою тягу к справедливости, но рисковать не следует. Убийцы все сумасшедшие и ни перед чем не остановятся.
Она хотела еще кое–что добавить, но в гостиную уже вошел мсье Оже.
— Вы знаете, что произошло? — спросил он.
— Да, — ответила Мадлен. — Мы все знаем. Примите наши соболезнования. Я читала газету, там написано, что убили вашу жену!
— Вы ошибаетесь, мадам, речь идет о моей племяннице…
— А-а! Значит, я перепутала статьи.
Шарлота покачала головой.
— Какая дура эта Мадлен… Но самое интересное, что моему умному брату она нравится. Какой–то философ сказал, что противоположности тянутся друг к другу. Похоже, он прав.
— В любом случае, — щебетала Мадлен, — мы берем ваше дело!
— Но… — попытался вмешаться судья.
Лицо Оже просияло.
— Как я счастлив! — воскликнул он. — На помощь полиции я не могу надеяться, поэтому решил обратиться к вам! Я рад, что вы согласны, мсье Робертпьер.
— Наша фамилия Робеспьер! — сурово поправила Шарлота.
— Простите… я вам безмерно благодарен!
Проситель продолжал благодарить судью и радостно пожимать ему руку. Робеспьер, при виде такой радости, понял, что сказать «нет» этому человеку было бы слишком жестоко.
— Завтра утром я могу придти и побеседовать с вами и вашими домочадцами, — сказал судья, потирая руку, которую Оже слишком сильно сжал в радостном порыве.
Гость еще раз произнес слова благодарности и удалился.
— Мадлен, почему вы сказали, что я буду расследовать это дело? — спросил Робеспьер строго.
Красотка состроила невинную рожицу и пролепетала.
— Мне так хотелось провести расследование.
Она хитро улыбнулась и поцеловала его. Шарлота быстро вышла из комнаты. Глаза бы не смотрели на это безобразие!
Мсье Оже сам встретил Робеспьера и его спутницу Ренар. Он решил сразу же перейти к делу.
— Мне кажется, это дело рук сумасшедшего, — сказал Оже. — Кто–то смазал стебель розы ядом. Софи в этот день собиралась срезать цветок, чтобы подарить Каролин, моей жене. Девушка укололась шипом и умерла… Наверное, убийца все видел… Потом он положил ее среди роз, красиво уложил волосы… А рядом была записка, которое гласила что–то вроде: «Красавица укололась шипом розы, заснула вечным сном, и принц ее не разбудит».
— Весьма странно, — согласился судья. — Но мне кажется, что это сделал вполне нормальный человек. Просто ему хотелось запутать полицию. Кто–нибудь имел выгоду от смерти вашей племянницы?
— Да… но…
— Кто имел выгоду от смерти вашей племянницы? — повторил вопрос Робеспьер.
— Родственники Софи по материнской линии после ее смерти получали наследство… но вы же не думаете, что кто–то из них…
— Увы, мсье Оже, именно это я и думаю, — вздохнул Робеспьер. — Ваша племянница вступала в наследство, ей исполнялось 18 лет. В случае ее смерти состояние мадмуазель Софи делилось между родственниками. Так, мсье?
Оже кивнул.
— Прошу вас, найдите убийцу! Софи была для меня как дочь, я очень любил ее! Она выросла у меня на глазах. Ох, бедняжка Каролин, она так тяжело переживает смерть девушки — неустанно заботилась о ней. Софи была очень болезненна, с одиннадцати лет постоянно чем–то болела.
— Не волнуйтесь, — улыбнулась Мадлен. — Мой любовник Макс обязательно найдет убийцу.
Судья покраснел, он до сих пор не привык к фамильярности Ренар.
— Расскажите о дне смерти вашей племянницы, — попросил Робеспьер.
— Это было утром, в день ее рождения. Она всегда вставала рано, часов в семь, и уходила в сад… потом в девять за ней шла Кремер и звала завтракать. В то утро все было как обычно, Кремер пошла позвать Софи к завтраку и нашла мертвой…
— Понятно… насколько я понимаю, каждый мог спуститься утром в сад и совершить убийство. Кого–нибудь видели в саду?
— Нет, я всех расспросил. Никто не выходил в сад.
— Мне бы хотелось поговорить с родственниками вашей покойной племянницы.
— Да, конечно. Вы можете допросить наших гостей прямо сейчас.
Робеспьер невольно заинтересовался этим печальным происшествием. Он понял, что имеет дело с умным и опасным убийцей.
Первым собеседником оказался мсье Оливье Пребуа.
— Я могу задать вам несколько вопросов? — вежливо начал судья. — Это касается смерти мадмуазель Оже.
— Да, конечно, — ответил молодой человек. — Только разрешите мне дождаться матушки.
— Матушки? — переспросил Робеспьер.
— Зачем? — удивилась Мадлен.
— Она лучше меня знает, что отвечать, — пояснил Оливье.
Ренар не выдержала и расхохоталась.
— Некоторые согласны отвечать на вопросы только в присутствии адвоката, а этот мсье в присутствии матушки!
Судья взял Мадлен за руку.
— Хорошо, мсье, — сказал он Пребуа, — как вам будет угодно.
К счастью, матушка не заставила себя долго ждать. Она была удивлена визитом судьи, но расспрашивать ни о чем не стала.
— Я ничего не знаю, — сказала дама. — Я проспала до завтрака. Меня разбудили и сообщили эту печальную новость.