Плонский Александр
Взять высоту !
Александр ПЛОНСКИЙ
ВЗЯТЬ ВЫСОТУ!
Фантастический рассказ
НЕ СЧИТАЮ возможным вводить читателя в заблуждение и признаюсь
охотно: для меня, гуманитария, все эти имена-названия - не более чем
красивые (с известной долей романтики, что ли) слова. Вот эти:
"Пьезоэлектроника"... "Радиоуправление"... "Пьезокварц и техника
связи"... "Кристалл и радиоэлектроника"... "Пьезоэлектричество"...
Верю: для какого-нибудь даже пятиклассника они - как музыка. А мне
все же в этом плене не пятиклассник-вундеркинд ближе, а, скажем,
обаятельный Кот Бегемот; помнится, для него, булгаковского Кота,
известного своей приобщенностью к запредельным тайнам Воланда,
простенький по нынешним меркам бином Ньютона - и тот критерий
премудрости и некоей инфернальности...
Не о Коте, впрочем, речь, а о Плонском. Его книги (приведенные
выше названия - лишь малая их толика) издаются на языках польском и
венгерском, латышском и румынском, китайском и чешском, болгарском и
эстонском... Специалистам они хорошо известны. Их автор посвящает
свое творчество ученого исследованию фундаментальных проблем физики.
Им, ныне профессором кафедры радионавигационных приборов и систем
Новороссийского высшего инженерного морского училища, подготовлены
десятки кандидатов наук, опубликовано много больше сотни научных
работ и изобретений. Но обо всем этом и многом другом, что касается
личности этого удивительного человека, мне довелось узнать не из
специальной литературы и написанных им учебников, а...
Представьте: в безнадежно "дикой" почте, сотнями килограммов
приходящей в издательство, оказывается вдруг неказистая синяя папка
(с теми самыми кальсонными завязками, о которых свидетельствовал еще
Ильфо-петров). На аккуратно наклеенном прямоугольнике белой бумаги
одно слово: ФАНТАСТИКА. А дальше и впрямь чудеса и фантастика
начинаются! Папка, вопреки стойкому редакторскому предубеждению,
содержит именно фантастику, а не бред, зачастую приравниваемый к ней,
к сожалению, издателями. Состояние редактора (мое) с замечательной
образностью передает бессмертный штамп: "с первых же строк рукопись
буквально..." И т. д. Я забрал папку домой, читал до утра, а через
год (беспрецедентный по оперативности срок!) явилась на свет книга:
"Александр Плонский. Плюс-минус бесконечность. Фантастика".
Это был первый опыт маститого ученого в
литературно-художественном плане. Как он, этот опыт, оценен был
поклонниками и знатоками жанра? Ни одной книги (из мизерного, правда,
если соизмерять его с читательскими запросами, 15-тысячного
тиража...) на прилавках магазинов уже на другой день я и не увидел.
Прошел еще год - и теперь уже в престижной "молодогвардейской"
серии "Библиотека советской фантастики" выходят "Будни и мечты
профессора Плотникова" (1988). Скоро кубанцы познакомятся и с
фантастическим романом А. Плонского (книга "на выданье" в
Краснодарском издательстве). "Благополучный", словом, автор? Что ж,
пусть так - для тех, кому не интересно знать, КАК и СКОЛЬКО работает
Александр Филиппович.
...Предлагая любителям фантастики новый рассказ А. Плонского,
обещаем читателям: первое - и в дальнейшем знакомить с его
произведениями; второе - если от кого и сможете вы услышать правду об
этих самых НЛО, так это, поверьте, от Плонского: интервью с ним - в
ближайших номерах "Человека труда"; третье - за рекламу
Новороссийскому морскому училищу, профессорско-преподавательскому
составу которого позавидовал бы лучший вуз страны, не брать с него,
училища, ни копейки...
Ну а теперь - настройтесь на серьезный лад: социальная
фантастика - дело очень серьезное...
Ю. МАКАРЕНКО.
Меня обвиняют в убийстве. Да, я его совершил.
Утверждают, что оно было заранее обдуманным. Это правда.
Говорят, наконец, что я убил друзей. Действительно так. Они остались моими друзьями и после того, как я нажал на спусковой крючок...
Сознательно употребляю устаревшее выражение. Но на сенсор не нажимают, к нему прикасаются. Я же физически ощутил сопротивление спускового крючка, и мне понадобилось немалое усилие, чтобы его преодолеть.
До сих пор вижу глаза Маргарет:
- Ты с ума сошел, Глен?! Ты этого не сделаешь!
И несколькими секундами спустя (мой палец нащупывал спуск):
- Ты же любил меня, Глен! За что ты нас убиваешь?
Она знала, за что. И остальные тоже знали. Они встретили смерть молча.
Все мы работали в Демографическом департаменте, в Отделе колонизации планет. На Изумрудную высадились год назад. Разумеется, по земному счету: куда бы нас ни заносило, Земля была с нами - в наших биоритмах, смене сна и бодрствования, голодных спазмах желудка...
Мы не случайно назвали планету Кси 010011 Изумрудной - она была зелена и ухожена веграми, как Гайд-парк. Более спокойное место не представишь. Никому, уж мне во всяком случае, и в голову не могло прийти, что девятеро из нас покинут Изумрудную в цинковых гробах, а десятый - я в наручниках.
Несколько месяцев мы набирали статистику. Работа рутинная, способная увлечь разве что новичков. Для большинства же членов нашей группы это была четвертая или пятая планета, которую намеревались колонизировать, спасая человечество от демографической катастрофы, иными словами, от перенаселения: Земля уже не могла прокормить людей...
Трений между нами до поры не возникало, ведь нас объединили по принципу психологической совместимости и взаимной симпатии. Не зря я в первые же дни сделал Маргарет предложение, а она отказала мне с таким тактом, что мы до конца были добрыми друзьями.
То, что через некоторое время произошло на Изумрудной, не укладывается в криминальные каноны. Ни мести, ни вражды, ни корысти... Ни ревности: Маргарет отказала всем нам.
Насколько упростилась бы задача судей, если бы убитые были моими недругами! Только ведь христианская заповедь "не убий!" распространяется и на врагов...
Да, это был самый горький миг в моей жизни! Я не собираюсь разжалобить судей. Приговор произнесен, не ими - мною самим. Скоро я присоединюсь к остальным. Десятка снова будет в сборе, только один обойдется без цинкового гроба...
Итак, первые месяцы на Изумрудной мы собирали статистику, чтобы определить коэффициент разумности вегров. Дело в том, что колонизировать планету можно лишь при отсутствии на ней разума. Таково обязательное условие, продиктованное гуманизмом.
- Что есть истина? - когда-то вопросил Понтий Пилат, умывший руки в знак непричастности к распятию Иисуса Христа.
- Что есть разум? - вопрошаю я.
Мерилом разумности считается коэффициент, предложенный кабинетным ученым Порком. Порк, как и Эйнштейн, видимо, не сознавал, какого джинна выпускает на свободу. Он ввел свой коэффициент как некую условность, абстрактную меру, не претендующую на роль абсолюта. Но ее таки сделали абсолютом, от которого зависит существование - не людей! - цивилизаций!
Абстрактная мера, понадобившаяся кабинетному ученому как чисто условный рубикон на пути к Знанию, превратилась в топор палача.
Закон о колонизации планет признает ее невозможной, если коэффициент Порка хотя бы одной из коренных популяций превышает 100 единиц. Набрав статистику, мы установили, что аборигены Изумрудной остановились в своей эволюции на отметке 99,9. Одна десятая отделила вегров от черты, за которой, согласно Порку, начинается разум.
"А если вдруг объявится сверхцивилизация, чей интеллектуальный уровень окажется вдвое, вдесятеро, тысячекратно выше нашего? Как она оценит нас, признает ли разумными? На какой отметке их шкалы замрет стрелка человеческого интеллекта?"
Эти вопросы терзали мой мозг, когда мы решали судьбу вегрской цивилизации. Увы, друзья были к ним глухи...
- О какой цивилизации ты говоришь? - пожал плечами наш старейшина Тим Кидд. - Цивилизация есть общество разумных существ. Проходной балл разумности вегры не набрали, и мы с чистой совестью можем считать их животными. Что же касается твоей гипотетической сверхцивилизации... Ну... пусть поступает с нами, как мы с веграми!
- Но вегры совсем немного уступают нам в интеллекте, недобрали всего одну десятую балла!
- Если прыгун сбивает планку, высоту не засчитывают.
- Но он может взять эту высоту в следующей попытке. Мы же лишаем вегров права на попытку... и на существование! Кто уполномочил нас на такую жестокость?
- Закон, - ответила за Тима Маргарет. - Ты можешь считать его неразумным, даже бесчеловечным, но подчиняться ему обязан, потому что живешь в правовом обществе.
- Неужели тебе не жаль вегров? Ты же знаешь, как они добры, дружелюбны, даже самоотверженны. Когда Большой Бен упал в яму, спас его вегр. Разве не так, Бен?